Воевода (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Приходилось наказывать.

В том числе помещиков.

В том числе физически.

А чтобы наказания не были такими обидными Андрей выставлял провинности как косяки не перед ним или Царем, а перед товарищами. И ту же порку проводил выборными из иных помещиков по жеребьевке. Каждый раз новой. Дескать, провинился перед боевыми товарищами, перед ними и отвечай. Обидно, конечно. Но воевода не увлекался. И всегда рассказывал — кого и за что. И чем такой проступок грозил бы остальным, будь рядом враг. Чтобы каждый понимал и осознавал, какую лично ему несет эта, казалось, малозначительная шалость…

Воевода выплюнул соломинку, которую доселе жевал. Энергично потер ладонями лицо. И тяжело вздохнул.

Поход был нужен и важен. Поход был, наверное, куда более важным делом, чем все остальное. Потому что Царь доверил ему проведение военной реформы в отдельно взятом полку. И он должен был ее провести. Иначе он утратит доверие, как болтун. Поэтому он и уехал из города, рядом с которым, как он думал, все еще таились его недоброжелатели. Вряд ли они далеко разбежались.

Жену отправил в вотчину. А сам в поход.

Рискованно.

Но это требовалось сделать и риск был полностью оправдан. Ибо полк и его выучка не шли ни в какие сравнения с другими факторами. Царь мог понять потерю и города, и его жителей. Ведь, по сути, передовой форпост. Всякое может быть. Но если выживет полк и будет боеспособен, то он на многое закроет глаза. Да и остальные рот свой заткнут. Не все. Но в целом этот вой будет не хуже и не опаснее нынешнего.

Ясное дело, что, по-хорошему в городе было бы нужно создать и комендантское подразделение, и пожарное, и полицейское, и прочее, прочее, прочее. Но Андрей на эти мысли лишь грустно улыбался. Хорошо быть богатым и здоровым. Ну а что? Кто-то разве откажется? А как быть, когда ты бедный и больной?

Воевода не обладал властью вводить какие-то новые подразделения и части. Особенно напрямую не касавшиеся полка. Даже несмотря на то, что Царь наделил особыми полномочиями, Иоанн Васильевич особенно почеркнул — каждый серьезный шаг парень должен был утверждаться напрямую у него или иметь от того на то заранее данное соизволение. Посему даже штат полка утрясли не сразу и просто. Вон, Царь даже Думу собирал для этого. И как тут утвердишь еще что-то? Ведь в самом полку некомплект. По штату. Да настолько большой, что одну объявленную тагму пришлось временно свернуть, а остальные имели едва две трети состава, за исключением первой тагмы копейщиков конных, развернутой полностью.

Люди в Тульский полк шли. И вон уже сколько набежало.

Но время… нужно было время. Ведь реформу полка он начал осенью. И за осень-весну даже такой численный прирост выглядел сказочным.

Впрочем, даже если бы Царь и утвердил создание и комендантского и полицейского подразделения, то их еще развернуть требовалось. Для начала найти подходящих людей. А ведь там не простые бойцы нужны, а с определенным характером и жизненными принципами. И работу поставить. Обучение. Ну и так далее. Ведь на Руси еще нигде не было ни комендантских регулярных подразделений, ни полицейских.

Все вновь.

Все с нуля.

И помощников хронически не хватало, как и людей в целом. Из-за чего дела тормозились настолько, насколько это было возможно. Даже несмотря на вливание денег и продавливание сложных вопросов. Так что Андрей в полной мере мог прочувствовать на себе проблемы, стоящие в полный рост перед Петром Алексеевичем. Только острее. Так как тот был Царем и обладал несравненно большими ресурсами и возможностями…

А время шло. И тучи над Андреем сгущались. Уже который год. И с каждым годом они становились все темнее и тяжелее. Теперь же парню вообще казалось, что каждый его серьезный промах мог закончиться трагедией для него и его семьи. Конечно, на первый взгляд некоторым читателям могло показаться, что он ничего не делал, дабы этого избежать. Но это вздор. Если бы он не выкручивался раз за разом, то давно бы висел на дыбе. В лучшем случае. И никакие знания его не спасли бы от этого.

Вон Игнатия де Лойолу за меньшее арестовали в свое время, да допрашивали с особым пристрастием. Разве что до дыбы не дошло. Из-за чего он доминиканцев и не любил, ибо пострадал от них неслабо. А тут обвинения Вселенского собора, прямо говорящего, что Андрей демон. Это постановление стало бы финалом его судьбы прямо с ходу, если бы он перед этим не постарался. Да и потом…

Суть сгущающихся туч сводилась к масштабному, общему для всей державы конфликту интересов, фокусом которых стал Андрей. Выступая этакой визуализацией беды. Демон же.

С одной стороны, стоял Царь с его стремлением к централизации власти. До абсолютизма ему было как в пляс до Луны. Ведь на Руси в эти годы жила и здравствовала сословная монархия в полный рост. Причем по своей пагубности и вольности не сильно менее зловредная, чем у соседей в Литве. Так что Государь буквально хватался за каждый способ усилить свою власть любым способом. Где через увеличение собственного домена. Где через сакрализацию. Где через столкновение сильных группировок, дабы их взаимно ослабить. Ну и так далее. И Андрей с последователями для него, несмотря на всю риторику и прочие поступки, оставался просто «еще одной группировкой» в этой игре.

С другой стороны, поступки Андрея вынудили зашевелиться в обществе очень интересные и в целом прогрессивные силы. Прежде всего торгово-промышленный сегмент, точнее торгово-ремесленный, потому что промышленности на Руси по сути еще не существовало. Как купцов, так и ассоциированных с этим направлением бояр. Понятно, что некоторые из них вели себя безобразно. Другие осторожничали. Но все равно, для многих представителей этого направления Андрей стал важным духовным лидером. Этаким вариантом Мартина Лютера, выступая идеологической точкой сборки их интересов, идущих в лобовое противоречие с старыми методами хозяйствования и управления. Из-за чего, кстати, парень до сих пор и был на свободе. Без поддержки этих людей его давно бы сожрали.

С третьей стороны, тянули одеяло на себя те, кому приходило подвигаться и уступать. То есть, терять деньги и власть из-за начавшихся в стране достаточно масштабных изменений. Тут и часть иерархов церковных, имевших ранее обширные доходы с земельной и ремесленной деятельности. И аристократия, жившая за счет налогов за торговый транзит на бесчисленном количестве внутренних таможен. И просто реакционно настроенные люди, в том числе и по религиозным причинам. Демон же.

И вот у этой третьей стороны было пока еще очень много сторонников. Как количественно, так и качественно. Спасало только то, что она представляла собой рыхлое и бесформенное образование. Поэтому и не способное действовать сообща, отстаивая свои интересы[3]. Пока. Но события последнего года показали — ни что не вечно под Луной…

Что Андрей мог предложить этой третьей стороне для примирения или хотя бы снижения накала обстановки? По сути ничего. Он жил совершенно в иной парадигме. И не мог иначе. Так как, если бы он действовал по старинке, то ничего бы не добился. И, скорее всего, сгинул бы в первые год или застрял в подчиненном положении на всю жизнь. Для него прогресс являлся средством выживания.

Подкуп? Смешно. Эта масса недовольных была очень велика. И что решил бы подкуп, даже будь у него столько свободных ресурсов? Даже ключевых их активистов…

Вовлечь в свой бизнес? Еще смешнее. Он и так задыхался от перегруженности и нехватки человеческого ресурса. Поэтому ему были нужны сподвижники, а не балласт на кормовых паях, выступающие еще теми «якорями» в плане развития. Тем более, что бизнеса все равно не хватило бы не то, что для всех, но и даже для ключевых игроков третьего направления.

Отказаться от всего и пойти на попятную? Так это верное самоубийство. Ведь тогда он окажется не интересен второй группировке. Она прекратит его прикрывать. И его растерзают. За все хорошее по доброй памяти.

По сути своей выходило, что волей-неволей Андрей спровоцировал в России довольно интересные процессы. Марксисты бы назвали их буржуазной революцией. Ну такой, мягкой, вялой и относительно бескровной. Хотя, конечно, ситуация была шире, глубже и сложнее, не имея ничего общего с революцией. Но она была. Что и проявилось и в реформе церкви, и серьезном оживлении торговой аристократии, и в начале консервативной реакции на «весь этот беспредел». Из-за чего воевода оказался в фокусе как визуализация всего, что происходило в стране[4].