Воевода (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

— Что значит не говорит? — нахмурился Андрей.

Выживших оказалось немного. Всадники пытались прорваться на всем скаку, поэтому, падая с лошадей, получали травмы разной степени тяжести. Преимущественно тяжелой. Тот же командир банально сломал себе шею во время своих кувырков. Поэтому выжило всего двое. Но один поймал при этом три стрелы и был едва жив. Его ни допрашивать, ни пытаться не было никакого смысла. А вот второй… при виде Андрея он разразился проклятьями и всякого рода грязью.

— Почему он не говорит? — повторил свой вопрос воевода.

— Он вообще ничего не говорит, только браниться.

— И как вы поняли, что он под Гази ходит?

— Так оговорился, прославляя своего хозяина и то, как тот отомстит за него.

Андрей молча кивнул и, отдав поводья коня близь стоящему воину, спрыгнул. Подошел к этому воину. С минуту его разглядывал. Слушая, как тот материться. Наконец, не видя реакции на оскорбления, пленный плюнул в воеводу. Но не попал. Зато Андрей попал. Ногой. В пах. Шаг и удар. Отчего бедолага завыл и засеменил ножками.

Пинком перевернув его на живо воевода снял свой шлем и, подложив на землю занялся увлекательной «забавой». Он молча прикладывал на этот шлем пальцы связанного пленника и ударом яблока сабли дробил их. Ну или ОЧЕНЬ сильно ушибал. Тот от каждого удара визжал и дергался только сильнее. Пока, наконец, не потерял сознание на пятом пальце.

Воевода встал. Пинком развернул пленника на спину. Снял с пояса свою фляжку и осторожно, тонкой струйкой начал лить ему воду на лицо. Секунд десять лил. Пока тот нервно не вздохнув открыл глаза.

— Как твое имя? — спросил Андрей по-русски.

Стоящий рядом воин тут же перевел.

Пленник плеваться или ругаться уже не хотел. Он просто промолчал.

— Скажите ему, что если он не будет отвечать на мои вопросы, то я сломаю ему все пальцы и руки с ногами. Измучаю тело раскаленными углями. А потом отрежу член. Запихну его ему в рот. И оставлю умирать без погребения, завернув в шкуру свиньи. Чтобы он наверняка отправился в ад. Где его мучения продолжаться.

Небольшая пауза.

— Ну? Что ты медлишь? — спросил Андрей.

Тот промолчал. Слова воеводы этого напрягли. Остальные тоже потупились.

Психологически они воспринимали этого пленника не как безусловное зло, а как просто воина. Еще одного. Такого же как они сами. Даже несмотря на то, что никакой симпатии к нему не испытывали.

И это был не гуманизм. Нет. Просто некая корпоративная солидарность. Убить отягощающего пленника они могли без лишних рефлексий. Но вот так мучать. Для этого требовался повод. И Андрей, уже неплохо познакомившись с местной психологией, постарался дать ему им. Раздраженно фыркнув и указав рукой на пленника, он произнес:

— Этот мерзавец пришел на наши земли, чтобы ограбить нас. Чтобы убить наших близких. Чтобы угнать наших жен и дочерей, а потом продать их как бездушных тварей на базарном ряду. Но опаснее всего такие как для наших сыновей малых. Али вам не ведомо, что в Крыму есть гнезда порока? Те, что скупают мальчиков, дабы сделать из них игрушки, пригодные для упоения содомским грехом. И вы испытываете жалость к этому существу? Вам не стыдно? Я спрашиваю — вам не стыдно?

Тишина.

Секунд.

Другая.

Наконец один из воинов, знающий язык, сверкнув полными злобы глазами, начал переводить слова Андрея. Видимо его коснулась эта беда. В общем — поговорили. В том числе и потому, что пленный более-менее сносно говорил по-русски и все прекрасно понял…

— Газы, значит, — произнес воевода, глядя на мертвое лицо пленника. Тот смог сторговаться на быструю смерть, рассказав все, что знает. — Вот тварь.

— Тварь… — тихо и глухо произнес тот воин, который поначалу не хотел переводить. Он спросил этого ногайца о тех гнездах разврата, про которые сказывал Андрей. И тот подтвердил. А у него сына семилетнего четыре года назад угнали. Поэтому теперь он был уже совсем иначе настроен. Он-то думал его выкупить…

— Выступаем. — громко произнес Андрей. — Усиленная застава передовая и дозор идет как прежде.

— Осторожничаем? — уточнил Данила.

— Нет. Давим. У них нет за спиной армии.

— Он же сказал, что тут войско Газы бен Урака.

— Газа воюет с ногайцами Исмаила и кабардинцами Темрюка. Если он уйдет от своих кочевий, то его женщин, детей и пастухов вырежут, а скот угонят.

— Но зачем ему врать? Он поклялся именем Всевышнего.

— Так он и не врал. Он же сказал, что их предводитель, брат Газы, так им сказывал.

— А если он им не врал? — тихо спросил Кондрат.

— Не важно. Наш полк в состоянии если не победить, то сдержать людей Газы. И наш долг, если они действительно подошли, дать им отпор. А если не сможем, то максимально задержать. Отправив весточку Государю и в город, дабы люди успели схорониться.

Тишина.

— Еще вопросы?

Вопросов не было. Как и возражений.

Поэтому тульский полк выступил и попытался прижать ногайцев. Резко, дерзко и решительно.

***

— Отче! Отче! — подбегая к крыльцу, прокричал служка. — Пожар! — выпалил тот, вызвав немалую бледность у священника.

Проблемы продолжались.

Облава помогла взять помещиков и кое-кого из их горожан-соратников. Но многие из подручных этих людей смогли сбежать. А потом схорониться где-то под Тулой. Именно они предприняли попытку освободить заключенных. Но провалились, потеряв примерно половину личного состава. В том числе во время бегства. Однако, видимо, они не унялись.

Понятное дело, что все они были известны поименно и в лицо. Тула — город маленький. Но пойди сыщи их в лесах под городом. А посад, благодаря противодействию заговорщиков по осени и зимой, был еще не обнесен земляным валом. Даже его намеком. Из-за чего эти затейники могли позволить себя всякого рода проказы.

И вот снова.

На этот раз вновь взялись за огонь, чтобы, воспользовавшись моментов, вырвать своих хозяев из плена. Зачем? Отец Афанасий не знал. Возможно, чтобы сбежать с ними в Литву. Возможно еще для чего-то. Ведь тут их не ждало ничего хорошего. Ни слуг, ни помещиков. Но слугам без своих хозяев было тяжко. Не тот статус. Им либо в разбойники идти, либо в казаки, что по сути тоже самое, либо бежать в Литву, где почти наверняка их ждет судьба холопов, если они туда явятся без своих хозяев…

Отец Афанасий встал.

Перекрестился на образ.

Тяжело вздохнул. И спешно вышел.

Тула — город маленький. Чиновников Государевых катастрофически не хватало. Их тупо не было, кроме воеводы и дьячка-писаря. Иногда приезжали люди с приказов или еще какие. Но регулярного штата чиновников не было. Воевода же должен был действовать как мог, опираясь на своих людей. Но город этот не имел какого-то особого положения. С чиновниками и образованными людьми было плохо везде. Даже в столичных приказах имелся дефицит и острый кадровый голод.

Эти грустные обстоятельства заставили Андрея оставить город на отца Афанасия, как старшего священника в городе. Вполне по обычаям тех лет. Помещики, конечно, ему подчинялись неохотно, но выбора у них не было. Приказ воеводы — это приказ воеводы, особенно в сложившихся обстоятельствах. Могут гонор и за измену принять.

Беда.

Большая беда.

Но у Андрея другого народа не было. Поэтому приходилось обходится таким вот эрзац решением. Отец Афанасий, правда, тоже не отличался особенной активностью и решительностью. Но опыт имел большой. И в отсутствие воевод, как и его предшественники, нередко по факту руководил городом.

Но сейчас он что-то утомился.

Ежедневные инциденты и нервозная обстановка дала о себе знать. Поэтому он даже на пожар толком не отреагировал эмоционально. Ну, подумаешь? Пожар и пожар. Да и чему гореть? Посад толком и не отстроили еще с пожарища 1552 года…

[1] Речь идет об опущенных обоих флажках, как специальном знаке паузы между словами.