Авиационные террористы - Александр Александрович Тамоников

Пока Алим переводил, боевики слушали его со все возрастающим удовольствием. Некоторые выкрикивали что-то одобрительное, другие уже обсуждали предстоящий дележ. Лонгман почувствовал себя хозяином ситуации и заговорил увереннее, чем минуту назад:

– Переводи дальше… Самолет не останется в Москве. Как только русские освободят ваших братьев, самолет взлетит и вернется сюда. Это называется военная хитрость. Обмена не будет. Мы заберем свое, а врага оставим с пустыми руками. Правильно?

Боевики отозвались довольным гулом.

«Как дети малые, – подумал Лонгман, презирая афганцев еще сильнее, чем прежде. – Умному человеку ничего не стоит обвести их вокруг пальца. Жаль, меня не будет здесь, когда эти идиоты поймут, что их обманули. Ох, и вытянутся их грязные, тупые рожи!»

– Ну что, договорились? – громко спросил он, уже понимая, что одержал победу.

Некоторые афганцы согласно закивали, а другие подняли шум, что-то одновременно выкрикивая.

– Что им еще не так? – спросил Лонгман у Алима. – Чего они хотят?

– Требуют, чтобы ты поклялся, – пояснил молодой афганец.

– Пожалуйста. Скажи им, что я даю слово!

Лонгман прижал руку к левой стороне груди. Шум продолжался. Выслушав требовательные голоса, Алим перевел:

– Этого мало. Люди хотят, чтобы ты поклялся.

– Чем?

– Жизнью своих детей.

Лонгман, не имевший семьи, выполнил условие без колебаний.

– Мадар! Мадар! – не унимался самый упрямый из боевиков.

Лонгман взглянул на Алима:

– Что такое «мадар»?

– Мать, – был ответ. – Он требует, чтобы ты поклялся матерью.

– Да ради бога. – Лонгман пожал плечами, вспоминая родную мать, толстую, капризную женщину с нервами, испорченными транквилизаторами, и громко произнес: – Клянусь! Клянусь матерью! Через сутки пленницы будут целиком в вашем распоряжении, а сегодня чтобы ни один волос не упал с их головы. Договорились?

– А! А! – понеслось со всех сторон.

– Они говорят: да, – перевел Алим.

– Это я и без тебя понял, – сказал американец и, отвернувшись, с достоинством прошествовал к своему «Хаммеру».

Бунт был подавлен. Операция, на которую он возлагал столько надежд, продолжалась.

Глава девятая

Ночные призраки

Андреев и Соболев, следившие за происходящим возле пещеры, так и не поняли, в чем состояла суть конфликта. Было ясно одно: руководитель операции контролирует ситуацию и способен держать боевиков в узде, а роль его телохранителей выполняют хорошо подготовленные афганцы, держащиеся в стороне от банды и не вступающие даже в разговоры с боевиками. Их было всего четверо, но талибов насчитывалось не менее трех десятков. Учитывая их военный опыт, они представляли собой грозную силу.

– Н-да, – пробормотал Андреев, почесывая подбородок, на котором успела проступить жесткая щетина, – приличная стая собралась.

– Видали и побольше, – сквозь зубы обронил Соболев.

– Не боишься смерти?

– А что это такое? Я пока не знаю. Одни говорят так, другие этак. Нет ясности в этом вопросе. А как же можно бояться того, чего никогда не испытывал?

Майор с интересом взглянул на сержанта, лежащего рядом на камнях, успевших отдать дневное тепло и помаленьку наливающихся ночным холодом, и спросил:

– Разве неизвестность не страшна?

– Неизвестность – это неопределенность, – ответил Соболев, не задумываясь. – А какое может быть отношение к неопределенности? Неопределенное.

– Да ты, брат, философ похлеще покойного лейтенанта Максима Рыбакова, – усмехнулся Андреев.

– Нет, товарищ майор, я не философ, я – практик. Воображения маловато, поэтому приходится принимать мир таким, каков он есть. Без выдумок. У меня, товарищ майор…

– Тсс!

Андреев пригнул голову сержанта к земле, не дав ему закончить предложение. Метрах в пятидесяти слева раздался еле слышный шорох. Услышал его и Соболев, бесшумно развернувшись лицом в ту сторону и одновременно готовя автомат к бою.

– Рехнулся? – прошипел майор ему на ухо. – Никакой пальбы.

Кивнув, сержант извлек из чехла клинок, имевший собственное имя. «Друг» – так нарек его Соболев, и нож полностью оправдывал это название. Незаменимый, надежный, безотказный, годящийся на все случаи жизни.

Андреев вооружился точно таким же, только с выкидным лезвием, то есть не просто ножом разведчика – НР, а ножом разведчика специальным, НРС.

В этот момент завибрировал мобильник майора. Он сунул руку в карман, чтобы отключить его, но шестое чувство подсказало ему, что следует проверить, кто звонит. Прикрыв руками и телом телефон, он увидел на экране надпись «Захар». Заместитель прислал сообщение: «Шумните. Мы на подходе».

Сложив ладони возле губ, Андреев издал протяжный высокий звук, имитирующий вой шакала, выждал четыре секунды и повторил условный сигнал. С той стороны, где был услышан шум, донесся ответный вой, тоже прозвучавший дважды. Андреев два раза ударил камнем о камень и вновь получил соответствующий ответ.

– Наши, – сказал он Соболеву, после чего оба уставились в ту сторону, откуда должны были появиться Захаров и Прохоров.

Некоторое время глаза никого не различали в темноте, лишь уши ловили звуки, свидетельствующие о приближении людей.

– Как пьяные идут, честное слово, – прокомментировал Соболев, и возразить на это было нечего.

Андрееву и самому не нравилось, как шумно и неуклюже передвигаются его заместитель и отправленный вместе с ним сержант Прохоров. Шарканье и сопение выдавали их местонахождение издалека. Командир группы решил задать выволочку подчиненным, когда они доберутся до наблюдательного пункта, но мысли об этом вылетели из его головы, когда он увидел, в чем дело.

Пошатываясь на горной тропе, пролегающей прямо по гребню длинного пологого отрога, шли не двое бойцов, а только один, потому что второй висел у первого на плечах и не подавал признаков жизни. Его ботинки волочились по земле.

– Помоги, Соболь, – приказал шепотом майор, а сам приложил прибор ночного видения к глазам и осмотрелся, проверяя, нет ли погони.

Когда Соболев помог приволочь бесчувственное тело капитана Захарова, сержант Прохоров без сил упал на землю.

– Километров… пять… отмахал, – прохрипел он, задыхаясь. – А капитан – это вам не котенок. Плюс снаряжение, мое и его…

– Что с ним? – перебил его Андреев, склонившись над заместителем, лицо которого в темноте было таким же бледным, как луна.

– Змея, – пояснил Прохоров, жадно глотая воду из фляжки. – Он оступился, по склону вниз поехал. Схватился за корень, только это не корень вовсе был, а гюрза.

– Давно укусила?

– Да где-то с час назад.

– Место укуса обезвредил?

– Прижег и три