Разрушь меня - Тахера Мафи

Но остальным приходится делиться. У нас тут есть что-то вроде школы. И Бенни приносит мне еду. Адам говорит, я могу играть с другими детьми, но мне нельзя приводить их внутрь. — Он пожимает плечами. — Но это нормально.

Реальность того, о чем он говорит, словно яд просачивается в мой желудок.

Улица, выделенная осиротевшим детям.

Интересно, как умерли их родители. Но я недолго об этом размышляю.

Я провожу мысленную инвентаризацию комнаты и замечаю стоящий в углу небольшой холодильник, с небольшой микроволновкой на нем, вижу несколько шкафов для хранения. Адам привез столько продовольствия, сколько вообще возможно — все виды консервированных и не скоропортящихся продуктов. Мы взяли с собой туалетные принадлежности и множество комплектов одежды. Мы собрали достаточно, чтобы прожить некоторое время.

Джеймс достает из холодильника упаковку из фольги и кладет её в микроволновку.

— Постой… Джеймс… не надо… — Я пытаюсь остановить его.

Его глаза застывают, будучи широко распахнутыми.

— Что?

— Фольга… нельзя… класть в микроволновку металл…

— Что такое микроволновка?

Я моргаю так часто, что комната почти плывет у меня перед глазами.

— Что?..

Он снимает крышку с контейнера из фольги, в котором обнаруживается небольшой квадратик. Он похож на бульонный кубик. Он указывает на кубик, затем кивает на микроволновку.

— Все в порядке. Я всегда кладу его в Автомат. Ничего страшного не происходит.

— Он берет молекулярную составляющую еды и умножает её. — Адам стоит рядом со мной. — Он не добавляет лишней пищевой ценности, но заставляет дольше чувствовать себя наевшимся.

— И это дешево! — говорит Джеймс, улыбаясь, пока засовывает кубик обратно в это хитроумное изобретение.

Меня поражает то, сколь многое изменилось. Люди стали настолько отчаянными, что симулируют еду.

У меня столько вопросов, что я готова взорваться. Адам сжимает мягко мое плечо и шепчет:

— Мы поговорим позже, обещаю.

Но я — энциклопедия, где слишком много пустых листов.

Джеймс засыпает, положив голову Адаму на колени.

Он говорил не прекращая, как только расправился с едой, рассказывая мне все о своей какбы-школе и о своих как-бы-друзьях, и о Бенни, пожилой женщине, которая заботится о нем, потому что, как он говорит: «Я думаю, она любит Адама больше, но иногда она тайком протаскивает мне лишнего сахару, так что все в порядке». Здесь есть комендантский час. Никому, кроме солдат, не разрешается находиться на улице после заката, каждый солдат вооружен и имеет право применить оружие по своему усмотрению.

— Некоторым разрешено иметь еды и вещей больше, чем другим, — говорит Джеймс, но это потому, что люди сортируются по признаку того, что они могут сделать для Восстановления, а не потому, что они люди, у которых есть право не умереть от голода.

Мое сердце покрывается трещинами с каждым новым словом, которым он делится со мной.

— Ты ведь не возражаешь, что я так много болтаю, да? — Он прикусывает нижнюю губу и изучает меня.

— Совсем не возражаю.

— Все говорят, что я много болтаю. — Он пожимает плечами. — Но что мне еще делать, если у меня есть столько всего, что можно сказать?

— Кстати, насчет этого… — прерывает его Адам. — Никому не говори, что мы здесь, хорошо?

Джеймс замирает на полуслове. Он несколько раз моргает. Затем внимательно всматривается в брата.

— Даже Бенни?

— Никому, — отвечает Адам.

На один крошечный миг я вижу что-то похожее на понимание, проносящееся в его глазах.

Десятилетний мальчик, которому можно полностью доверять. Он кивает головой.

— Окей. Вас здесь не было.

Адам убирает непослушные волосы, падающие на лоб Джеймса. Он смотрит на лицо спящего брата так, словно пытается запомнить каждый штрих картины, написанной масляными красками. А я смотрю на него, в то время как он смотрит на Джеймса.

Интересно, он знает, что сжимает мое сердце в своей руке. Я делаю дрожащий вдох.

Адам поднимает взгляд, я свой опускаю, и мы оба смущены по разным причинам.

Он шепчет:

— Пожалуй, мне стоит отнести его в кровать. — Но он не делает ни единой попытки сдвинуться с места. Джеймс крепко-крепко-крепко спит.

— Когда ты его в последний раз видел? — спрашиваю я, стараясь говорить шепотом.

— Около шести месяцев назад. — Пауза. — Но мы много разговаривали по телефону. — Небольшая улыбка. — Я много рассказывал ему о тебе.

Я краснею. Пересчитываю свои пальцы, чтобы убедиться, что они все на месте.

— А разве Уорнер не отслеживает ваши звонки?

— Да. Но у Бенни телефонная линия, которую невозможно отследить, и я всегда был очень осторожен в своих официальных отчетах. К тому же, Джеймс уже давно знает о тебе.

— Правда?.. — Ненавижу себя за то, что спрашиваю это, но я ничего не могу с собой поделать.

Он поднимает взгляд, затем отводит его. Вновь встречает мой взгляд и вздыхает.

— Джульетта, я разыскивал тебя с того самого дня, как ты исчезла.

Мои ресницы на полпути до встречи с бровями, а челюсть находится где-то в районе коленей.

— Я беспокоился о тебе, — тихо говорит он. — Я не знал, что они собирались с тобой сделать.

— Почему? — Я ахаю, сглатываю, запинаюсь в словах. — С чего бы тебе так беспокоиться?

Он откидывается на диване. Проводит рукой по лицу. Сезоны сменяют друг друга. Звезды взрываются. Кто-то прогуливается по Луне.

— Знаешь, а я ведь до сих пор помню первый день, когда ты появилась в школе. — Он тихонько смеется. — Может, я был слишком мал, может, многого не знал о мире, но было в тебе что-то такое, что меня сразу привлекло. Я просто хотел быть рядом с тобой, словно в тебе была эта… эта доброта, которой я почти не знал в своей жизни. Эта сладость, которую я никогда не находил в собственном доме. Я просто хотел слушать, как ты говоришь. Хотел, чтобы ты увидела меня, улыбнулась мне. Каждый день я обещал себе, что заговорю с тобой. Я хотел узнать тебя. Но каждый день я оставался трусом. А затем, в один день ты просто исчезла.

— Я слышал сплетни, но я-то лучше знал. Я знал, что ты никому не причинила бы вреда намеренно. — Он опускает взгляд. Подо мной разверзается земля, и я падаю в расщелину. — Звучит дико, — наконец тихо говорит он. — Думать, что я беспокоился о тебе, даже ни разу не заговорив с тобой. — Он колеблется. — Но я не мог перестать думать о тебе. Не мог перестать гадать, где ты. Что с тобой случилось. Я боялся, что ты совсем не сопротивлялась.

Он замолкает так надолго, что мне хочется прикусить собственный язык.