Опасный возраст - Иоанна Хмелевская

А изнасиловав, осыпал упреками, что-де она не девственница, Стефча разгневалась ужасно. Около полуночи ее отвезли домой, на следующий день жертва полетела к экс-конкубине насильника. Экс-конкубина твердо давала показания не в пользу обвиняемого, в связи с чем защита заявила сомнение в ее моральном облике: в Познани бывшая хахельша поддерживала отношения с преступным элементом, занималась проституцией, сожительствовала с каким-то Лешеком-медвежатником, по ее делу велось следствие. Обвиняемый написал показания, зашита представила их суду, судья попытался оные не принять. Выглядело все это, как следует ниже. Защитник. Вношу просьбу начать расследование для выяснения нравственного облика Зажицкой.

Судья.

Какого еще выяснения?!

Защитник.

Через расследование. (Судья что-то бормочет под нос насчет параграфов.)

Защитник.

По обвинению Зажицкой в воровстве. (Судья бормочет что-то прокурору.)

Защитник.

Я передаю изложение событий, сделанное обвиняемым.

Судья.

А почему он направил туда, а не сюда?

Защитник.

Потому что она там совершила…

Судья.

Когда?

Защитник.

Вот показания.

Судья.

Возможно, была амнистия или аболиция…

Защитник.

Здесь все от "а" до "я".

Судья.

Вы должны конкретизировать, люди пишут всякие бредни!

Защитник.

Ее обвиняют в проституции.

Судья.

Климчак обвиняет?

Защитник.

Да, Климчак, Климчак…

Судья (почти орет).

Когда? Когда? Может, ей тогда двенадцать лет было?!

Обвиняемый (вскакивая с места).

Пятнадцать месяцев назад!

Защитник передает показания обвиняемого и требует свидетеля в лице некоей Марии Рутковской, кажется, соседки, которая заходила к Климчакам взять взаймы мясорубку и застала там Гонорату, Петровскую и незнакомую ей тогда Стефчу. Свидетельница слышала, как Гонората убеждала Стефчу отправиться домой, а та желала дождаться Зютека. Судья, злой как черт, допускает свидетельницу.

Затем обвиняемый пояснил: на строительном участке из-за злющей собаки он всегда делает обход через капустные грядки. На капусте Стефча упала, из носа у нее пошла кровь. Стефча же упорствовала, что схлопотала от грубияна по морде, хотя падение в капусте и по ее мнению имело место. В подвал она отправилась почти добровольно — оттуда, мол, ближе до калитки.

Признания барышень звучали согласно: Стефча весьма интересовалась, не женат ли Зютек, надралась, на балконе швырялась продуктами, убеждала Зютека, дескать, она такая боевая, хоть коней вместе красть, завалилась на раскладушку и совершала всякие иные «оргии». Где правда, а где врали, бросалось в глаза. Из показаний жертвы:

Стефча.

Климчак держал меня за руку, а сам снимал брюки. Тогда я опять начала сопротивляться.

Судья.

Почему вы не кричали?

Стефча.

Вообще-то кричала, только не громко. Дак он сказал, и так никто не услышит, а уж из подвала и подавно.

Судья.

Сколько сигарет вы выкурили в подвале?

Стефча.

Ни одной.

Судья.

Так ведь там темно было.

Стефча.

А он зажег спичку.

Судья.

Так почему же вы не убежали?

Стефча.

А он затащил меня в угол и там зажал.

Судья.

А насчет того, что ты девственница, когда говорила?

Стефча.

В подвале.

Судья.

Зачем?

Стефча.

Хотел, чтобы отдалась ему. Я сказала «нет». Он сказал: «Ты и так не девица». Я настаивала, что невинная.

Судья.

А после сношения он не попрекал, что ты не девица?

Стефча.

Попрекал.

Судья.

А ты что?

Стефча.

Ошибаешься, сказала.

Весьма странное изнасилование. Из показаний самой жертвы следовало, что сопротивлялась лишь тогда, когда насильник имел полную свободу действий, а пока был занят, она терпеливо пережидала. Ждала, когда расстелет простыню, когда снимет брюки…

Еще случилась какая-то история с шофером, может милицейским, имевшим доступ к протоколам, он сообщал невесте какие-то тайные сведения, короче, невеста получала от него дополнительную информацию, а судья сформулировал это деяние следующим образом:

Судья.

А о протоколах он ничего не говорил, что девица?

Невеста.

Кто?

Судья.

Да этот, шофер.

Невеста.

Нет, не говорил.

Трудно удивляться шоферу, что он не утверждал, якобы он девица. Многие перлы подобного красноречия то и дело блистали в речи старого хрыча на протяжении всего слушания дела. Много сил и времени посвятил он открытию тайны, например, зачем панны направились в магазин деликатесов, после долгих прений выяснилось, что купили там кило смальца. В равной степени долго и дотошно обсуждал проблему красного пятна на шее у обвиняемого, каковой след должен доказать страстный поцелуй, по этому поводу был вызван свидетель в лице лядащего деревенского мужичонки, проведшего некоторое время в одной камере с Климчаком.

Судья.

Как это выглядело?

Мужичонка.

А такое красное.

Судья.

И чем объяснял, по какой причине красное?

Мужичонка.

А говорил, от пани, мол, которая его обвиняла.

Судья.

Похоже было на след поцелуя? (К эксперту, естественно, не обратился.)

Мужичонка.

Дак я тут ничего не понимаю.

Судья.

Что еще свидетель имеет сообщить?

Мужичонка (глубоко задумавшись.)

А как бы мне деньги на дорогу?..

Дамы, выступавшие в суде, в общем и целом были весьма колоритны. Невеста дефилировала в прическе огромной начесанной пирамидой, экс-конкубина отличалась сексапилом, Стефча же, девушка весьма дородная, одним взмахом руки могла любого насильника отправить к праотцам. Никто нормальный не усмотрел бы изнасилования в ее попытке доказать свою девственность. Однако в ход пошли закулисные интересы. Защитник, жертвуя собой, решился на интимную исповедь:

— Высокий суд, я провел опыт с собственной женой. Одной рукой держал ее, а второй снимал брюки, велев ей вырываться. Так вот, возможно что-нибудь одно: либо жена вырывается и убегает, либо брюки не снимешь…

…И все-таки Климчаку влепили полгода — весь срок, который он отсидел до суда. Войтек пари выиграл. Разумеется, была апелляция, но опять судью отыскали старого хрыча и полного дебила — я обалдела, казалось, дебильнее первого судьи найти невозможно. Смилуйся Господи над нашим оплотом Речи Посполитой!

Дабы избежать недоразумений, сообщаю: в принципе я на стороне женщин, которые, как правило, несут все последствия амурных похождений. Но в иных случаях, однако, допускаю невинность несправедливо обвиненных мужчин — у баб порой такие дьявольские сюжетцы в голове закручиваются… А в целом на вышеприведенном примере всячески порицаю правосудие, как таковое, об уголовном же кодексе выскажусь в самом конце.

* * *

В мастерской на меня вдруг свалилось дело с гаражами под Дворцом культуры. Я была «за», и мы с Эвой провели обследование подвалов и подземелий. Честно говоря, в мои обязанности вовсе не входило самой ползать по кучам грунта в резиновых сапогах, рабочем халате и с шахтерской лампой, этим мог заняться кто-нибудь другой, но я люблю обследование, а гаражи просто меня заинтересовали. Мы выполнили работу, все было за то, чтобы гаражи строить, после чего собралась комиссия по утверждению инвестиционных проектов, состоявшая из девяти вялых хрычей, порешили: гаражи вовсе не нужны. На кой черт? Машины в центр можно и не пускать, а если уж ездят, нечего им останавливаться, и привет. Я готова прозакладывать все сокровища мира, ни один из этих тупых маразматиков в жизни не сидел за рулем. К счастью, в это время я уехала и не понеслась как разъяренная фурия выяснять отношения.

Ситуация в моем собственном доме складывалась невыносимая. Войтек вел себя скандально, одновременно декларируя великие чувства ко мне. Может статься, и питал таковые, да уж очень они были разнообразны, и я едва от них не очумела. Не имела ни времени, ни охоты на эту партизанскую войну, им ведомую с воодушевлением; нам следовало расстаться если не навсегда, то во всяком случае на время, и я обдумывала, не поехать ли на работу куда-нибудь в провинцию. По ходу размышлений пришло в голову, а почему бы не поехать в более привлекательное место, нежели, к примеру, Великая Роспша, есть ведь на свете Париж, Монреаль, Копенгаген…