Вспомни меня - Стейси Стоукс

– Это очень мило с твоей стороны, Люси, но я думаю, что ему сейчас лучше отдыхать и набираться сил. Я уверена, что скоро все с ним будет хорошо. Тебе не о чем беспокоиться. – Он делает неудачную попытку меня успокоить. – Я передам ему от тебя привет, ладно?

Хэнк не дожидается моего ответа и отходит к машине.

– Подождите секундочку, – говорю я.

Он недовольно хмыкает, но останавливается.

– Мистер Льюис упоминал, что иногда подрабатывает в ночные смены на шахтах. Я хотела спросить, вы там когда-нибудь работали? – Я прикрываю рукой глаза от солнца, чтобы посмотреть ему прямо в глаза, не обращая внимания на то, что он уже нетерпеливо барабанит пальцами по рулю.

– Конечно, большинство местных время от времени подрабатывают на шахтах в ночные смены. А что?

– А вы когда-нибудь работали там днем или только ночью?

– Только ночью. Они же не зря называют это подработкой в ночные смены, Люси.

Он снисходительно мне улыбается, как будто я немного заторможенно соображаю.

– Верно. – Я отвечаю ему фальшивой улыбкой. – Так что это вам там поручают делать посреди ночи? Я имею в виду, кажется немного опасным, когда люди добывают что-то в темноте, вам не кажется?

Он барабанит пальцами по машине и смотрит в зеркало заднего вида, и я начинаю сомневаться, не собирается ли он сдать назад, не ответив.

– Очень мило, что ты об этом беспокоишься, но тут не о чем волноваться. Они просто поручают нам таскать дневную добычу. Черт возьми, по-моему, это лучше, чем работать в такую жару. А теперь приятного тебе вечера. Передавай привет Чарли.

Он начинает отъезжать, но я не могу это так оставить.

– А что именно добывают в течение дня? – Я повышаю голос, чтобы он мог услышать меня за ревом двигателя.

Машина резко останавливается, и Хэнк смотрит прямо на меня, нахмурившись.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что вы перевозите из шахт?

– Породу. – Слова звучат скованно, как будто он не может понять, что говорит. Или как будто он не может сказать ничего другого. Он потирает подбородок и смотрит в зеркало заднего вида, затем снова на меня. Губы сжаты. Над губой выступает капелька пота.

– Вы в порядке? – спрашиваю я.

– Да, я… – Он снимает шляпу с головы и вытирает лоб. – Мне нужно продолжить работу. Хорошего дня, Люси.

Затем он быстро отъезжает назад, прежде чем я успеваю задать еще какие-либо вопросы, и поспешно уезжает, как будто хочет, чтобы между нами было как можно большее расстояние.

Я наблюдаю, пока облако пыли от его машины не садится на землю, затем отношу мусор к мусорному контейнеру.

Когда Марко спросил меня, в какую именно аварию попала мама, я не смогла ответить. Я покрылась потом от прилагаемых усилий. Это то же самое, что произошло с братом мистера Льюиса? Неужели он не может сказать ничего, кроме «порода», потому что его память тоже стерта?

В связи с этим возникает вопрос: имеет ли кто-нибудь в Тамбл-Три хоть какое-то представление о том, что за чертовщина здесь творится?

Я поворачиваю за угол, в парке тихо, словно он затаил дыхание.

Я сажусь на качели и изо всех сил раскачиваюсь, пока не начинает кружиться голова. На шее теплится мой кулон-звезда. На пальце я чувствую тяжесть маминого обручального кольца.

Мама.

Я откидываю голову назад, чтобы посмотреть на кляксы облаков, разукрасивших небо.

Что же с тобой случилось? Что они от меня скрывают?

Вчера вечером я не плакала. Ни тогда, когда Марко рассказал мне, как мэр угрожал, что расскажет мне правду о маме. Ни тогда, когда Марко снова и снова шептал слова сожаления, пока они не слились с жужжанием цикад. Ни тогда, когда я вылезла из его машины и на «ватных» ногах побрела к дому, который больше не казался мне домом. Даже ни тогда, когда я услышала храп отца, доносящийся из-за двери его комнаты, и поняла, что все, что он когда-либо говорил мне, скорее всего, было ложью.

Но сейчас, в тишине парка, где память о маме развевается на ветру, как простыни на бельевой веревке, слезы полились градом. Они прорываются вперемешку с захлебывающимися рыданиями и тихой мольбой. Они прорываются вместе со вспышками «красной вины» и «зеленого сожаления». Я плачу до тех пор, пока все горло не начинает жечь от слез, пока не заболевают мышцы, а грудь не ноет от чудовищной дыры внутри, образовавшейся от потери мамы. В какой-то момент качели перестают вращаться, и во мне просто уже не остается звуков. Когда я поднимаюсь, я чувствую легкость и тяжесть одновременно, но, кроме того, теперь я знаю, что должна сделать. Сегодня вечером мы с Марко выясним, что находится в шахтах. А потом я узнаю, что на самом деле случилось с мамой, Мисси и мистером Льюисом и что скрывают папа и мэр.

17

Когда я возвращаюсь домой, отец занимается последним посетителем, а Виви сидит на кухне. Она подсчитывает число принятых за сегодня, склонившись над книгой учета гостей. Я пользуюсь моментом, беру швабру и перьевую щетку для пыли, после чего начинаю расхаживать по