Зодиак - Нил Стивенсон

Наверное, чтобы добраться до бензоколонки, мне нужно было сперва выйти на берег, так? Ведь там находятся бензоколонки. Выходит, я догреб до Мэна. До суши штата Мэн. Теперь пришло время бежать вглубь, вернуться к прежнему ремеслу, но на пресной воде. Так викинги, которые на кораблях с плоским днищем поднимались к селениям нищим (ну надо же, стихами заговорил!), которые до того считались неуязвимыми, поскольку стояли на слишком уж мелких реках. «Зодиак» — современный эквивалент дракара. Когда-нибудь я установлю на носу драконью голову. О Господи, вот и дракон! Или это чайка?

Было какое-то озеро. Какая-то протока вывела меня к реке, оттуда — к другому озеру поменьше. Кончился бензин. Я затопил «Зодиак», грузом стал его же мотор. Пушку бросил следом, ничем мне она не помогла. Затем, помню, я очутился в горах Уайт-Маунтис на западе Мэна, где блуждал сорок дней и сорок ночей. Пока меня не нашли индейцы.

24

В наказание — сны о серебряном индейце, который стоит в отдалении с лицом как томагавк и отказывается взглянуть в мою сторону. Потом я очнулся в чьем-то жилом трейлере, больной, как собака, и слабый, как рукопожатие Плеши. Когда я перестал пытаться сесть и откинулся на подушку, передо мной маячила щель между занавесками, а в нее я увидел припаркованный под окном пикап Джима Грандфазера, украшенный головой индейца.

Неделю мне не давали газет. Здесь получали только «Ю-эс-эй тудей», но та уже перестала обо мне печатать, и местную газетенку, которую не слишком интересовало происходящее в Бостоне. Я много времени провел пялясь на собственный спасательный костюм, который висел на стене, порванный в клочья и заляпанный грязью. Джиму не требовалось говорить, что костюм спас мне жизнь.

Меня выхаживала семья Синглтари и — опосредованно — все племя, к которому она принадлежала. Либо они не понимали, каким зловредным может быть американское правительство, когда считает, что борется с терроризмом, либо им было наплевать.

Скорее последнее. Что может им сделать правительство? Отобрать их земли? Заразить оспой? Согнать в резервацию?

Первые несколько дней все силы у меня уходили на сухие позывы к рвоте. Потом я понемногу дошел до воды, затем спрайта и, наконец, бульона из утки и рыбы. Время от времени я просыпался и всякий раз видел рядом Джима, который, ссутулившись над коробкой для обуви, мастерил наконечники для стрел. Чик, чик, чик. Маленькие полумесяцы вулканического стекла рикошетили от всего вокруг, когда он их обтачивал.

— Этот будет в стиле зуни. Видишь, как обработано основание?

— Тебе следовало бы вернуться к Анне, — сказал я ему однажды после обеда. — Не связывайся со мной, приятель, я отрава. В настоящий момент я токсичный отход.

— Добро пожаловать в племя.

— Меня искали?

— Считают, что ты свалил в Канаду.

— Я сам так думал.

— Нет. Ты еще у дяди Сэма. Формально. А на самом деле в… — Он оттарабанил двадцатисложное индейское название.

— Замечательно, Джим. Можно купить несколько хлопушек?

Когда мне удалось удержать в себе биг-мак на целое утро, меня объявили здоровым бледнолицым. Джим провел собственный экзамен — на сигару. Когда я его выдержал, он показал мне вырезки из национальной прессы.

У журналистов было достаточно времени для всестороннего психоанализа. Я узнал про себя много интересного. Мне довелось увидеть собственное фото с выпускного вечера, на котором я и впрямь походил на начинающего психопата. Оказывается, я, Сэнгеймон Тейлор, — человек с серьезными психологическими проблемами. Была даже дискуссия, считать ли их чисто психическими или еще и неврологическими, вызванными соприкосновением с токсическими отходами, в которых я так часто копался. Но коренились они в моем несчастливом детстве: всему виной частые переезды в юном возрасте (меня таскал за собой отец, отладчик химических технологий) и нестабильность в семье, когда я был подростком (мои родители развелись, и меня перебрасывали от одного родственника к другому).

Детские горести и мои неурядицы в учебных заведениях вылились (по утверждению газет) в глубокое неприятие власти. Набрав на вступительных экзаменах около 1500 баллов, я доказал, что обладаю интеллектом уровня гения, и это мое неприятие лишь усилило. Ведь треклятые профессора только ставили мне палки в колеса. Никогда больше не буду уважать людей в галстуках. Моя карьера в Бостонском университете представлялась чередой стычек с авторитарной администрацией. Выход своим эмоциям я нашел, взломав компьютерную систему университета, что проделал с «варварской гениальностью». Последняя фраза мне даже понравилась.

«ЭООС» стала для меня идеальным способом воевать с химической промышленностью, которую я винил в распаде моей семьи и смерти матери от ангиокарциномы печени. Но и она, как выяснилось, слишком меня сковывала. Меня тяготила ненасильственная политика этой организации. Я был диссидентом, скандалистом. По предположениям журналистов, я хотел перейти к «акциям поистине прямого действия».

Все эти факторы сосредоточились в моей иррациональной, всепоглощающей ненависти к одному человеку: бывшему советнику кабинета министров, а ныне кандидату на пост президента, — к Олвину Плеши. Как привилегированная личность, как властная фигура из моего детства и не менее видная фигура в химической промышленности, он воплощал в себе все, что я презирал. Я не останавливался ни перед чем, лишь бы смешать его с грязью, втянув в различные химические скандалы, но просто не мог ничего на него повесить. Всего за несколько недель до «взрыва» я настроился на медиаблицкриг против него, но был вынужден его отозвать, так как не смог представить факты. Понемногу в моем мозгу сложился план: используя диверсионные методы экотеррориста Буна (которым я втайне восхищался), я решил подложить бомбу на личную яхту Плеши и взорвать ее ко всем чертям, как ИРА — яхту лорда Маунтбэттена. Пустив в ход свои познания в химии, я создал хорошо оснащенную лабораторию по изготовлению взрывчатки в подвале дома, который снимал у Брайана Роскоммона, трудолюбивого ирландского иммигранта и достойного жителя Ньютона. Покупая необходимые материалы у различных компаний, я ускользнул от внимания Бюро по борьбе с терроризмом, созданного с одной целью — пресекать подобные замыслы. Для пущей иронии я покупал материалы в одной из дочерних компаний «Баско» — у ее руководства есть доказывающие это документы, которые они с готовностью представили ФБР. У себя в подвале я сконструировал исключительно мощную мину, которую затем вывез в гавань на принадлежащем «ЭООС» «Зодиаке». Когда я закреплял мину на днище яхты Плеши, меня заметили два частных охранника, патрулировавших данный участок акватории на высокоскоростной «сигарете». Используя навыки десантника, я проник на их судно в костюме для подводного плавания, убил обоих, а затем сжег судно в канале Форт-Пойнт, чтобы скрыть улики. Я действовал так холодно и продуманно (утверждали самые сенсационные заметки), что даже позвонил в полицию и сделал заявление о сгоревшем катере.

К счастью, мой план провалился, когда каким-то образом соприкоснулись крайне нестабильные химикаты, которые я (предположительно) хранил в подвале. Мой сосед Бартоломью, у которого мое странное поведение вызывало все большие подозрения, попытался подвергнуть меня гражданскому аресту, но я его оглушил и угнал его фургон. Затем я бежал, по всей видимости, в Канаду, где получил помощь подпольной сети экстремистов-экологов, существующей со времен кампаний в защиту детенышей тюленей, а оттуда — в Северную Европу, где смогу жить под чужим именем на средства тайной организации Хэнка Буна.

— Как по-твоему, — спросил я Джима, — это просто варварская гениальность или я слишком наглотался органофосфатов?

— Это еще что такое?

— Химические вещества, они есть в нервнопаралитическом газе, в спрее от комаров. Хрен редьки не слаще.

Ясно я понял из вырезок одно: Барт держится молодцом. Мог бы и сам догадаться, учитывая, как он обошелся с копами в Роксбери. Сейчас он, наверное, прямо-таки раздувается от собственной значимости. Он давал одно интервью за другим, говорил обиженно, потрясенно и немного печально, а журналисты покупались и изображали его последним из «детей-цветов» наших дней в черной коже. Этот малый выживет где угодно.

— Мне пора отсюда сваливать, — сказал я.

— Почему?

— Потому что рано или поздно меня вычислят. Поправь меня, если ошибаюсь, но теперь я официальный террорист, так?

— С сертификатом от правительства США.

— Ага. И у них есть масса дартвейдеровских фокусов, какие можно провернуть во имя национальной безопасности, так? Можно подключить «шпионов-невидимок», зеленых беретов, приостановить действие конституции. Поднимут федеральных судебных исполнителей, секретные службы и всевозможные войска особого назначения. Рано или поздно в том озере найдут мой «Зодиак», а тогда просто оцепят эти горы и мне ни за что не улизнуть.