Голому рубашка. Истории о кино и для кино - Эйрамджан Анатолий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я уверен, — сказал Павлюк. — Но, мне кажется, Глицерин Квин ему об этом не сказала.
— А почему она мне ничего не сказала, если это так? — заволновался я. — Как мне теперь ее найти? Где она живет? Я ведь ничего не узнал о ней…
Прошедшая премьера уже перестала волновать меня все мои мысли были только о том, как найти Глицерин Квин. Я вспоминал лицо мальчика, достал свои фотографии времен учебы на курсах и более ранние — мальчик был похож на меня, в этом не было сомнения. Чтобы как-то успокоить себя в этой безвыходной ситуации, я стал думать, что ведь, кажется, были случаи, когда беременная женщина думала о любимом и рожала ребенка, похожего на него. Но тут же понял, что такие случаи были не в реальной жизни, а в мифах, легендах и сказаниях. Или в анекдотах. Тут же я вспомнил анекдот к случаю. «Встречаются двое. Один говорит: «Можешь меня поздравить, у меня родилась тройня. А все потому, что жена читала «Три мушкетера». Второй схватился за голову: «А моя беременная жена читает «Али-баба и сорок разбойников»! И бросился бежать домой».
Все же я — легкомысленный человек, если в такой ситуации приходит в голову анекдот. «А какой умный мальчик? — вспомнил вдруг я. — Какой вопрос задал? Я уверен, мало кому это придет в голову после просмотра фильма. Ведь я много думал, стоит ли герою говорить своей жене про этот радиомаячок или нет. Посоветоваться было не с кем. А вот Юра сразу сказал, что не стоило. И он прав. Нет, явно это мой сын».
Мне всегда хотелось, чтобы мой сын пошел по моей стезе — стал бы сценаристом, режиссером, превзошел бы меня по всем статьям. Мой сын от последнего брака, несомненно, способный мальчик, но его способности оказались совсем в другой плоскости — он заболел электроникой и все время паяет, изобретает какие-то новые схемы. Это мне нравится — сам я всю жизнь мечтал чинить телевизоры, приемники, даже читал популярные в те времена книги «Транзисторы — это просто» и «Телевизоры — это просто», но никакой практической пользы не вынес. Как говорил герой опять же Аркадия Райкина, увидевший внутренности телевизора: «Милая, провода-то у вас все в разные стороны». Так и я воспринимаю все эти схемы. Но вот сын, имеющий талант драматурга, режиссера — это была моя мечта. И надо же — вот мелькнул и исчез. Нет, надо его найти!
Всю ночь я думал, как можно разыскать в Москве человека, и решил, что стоит обратиться в частное сыскное агентство, они как раз появились уже в Москве.
А утром мне позвонили из Союза кинематографистов и сказали, что какая-то женщина оставила на вахте письмо на мое имя и просила сообщить мне об этом. На вахте члены Союза часто оставляли друг другу сценарии, записки, фотографии, книги, так что ничего необычного в этом сообщении не было. Но я тут же понесся в Союз, и оказалось, что не зря. Меня ждало письмо от Глицерин Квин. Вот что она мне написала:
«Дорогой Сережа! Я очень рада, что увидела тебя. Видно, рано или поздно я сделала бы это. А тут услышала по телевизору, что у тебя премьера в Доме кино, и мы прилетели. И сразу нахлынули воспоминания: ваша комната в общежитии, Мишка Павлюк (кстати, не ругай его, что я не пришла на банкет, я не хотела отрывать тебя от съемочной группы в такой день), студенты Литинститута, вся атмосфера того периода моей жизни. Все было тогда очень хорошо, хоть ты и воспринимал меня как легкое развлечение, но я ни о чем не жалею и вспоминаю тебя и все с тобою связанное с теплотой. Тем более что ты оставил мне самый дорогой подарок — сына от любимого человека. Сегодня я Юре скажу, что ты — его отец. Сейчас он думает, что его отец — мой теперешний муж. Но я посчитала, что буду неправа, если не скажу ему правду, потому что он весь в тебя и даже в выборе профессии — он увлечен кинематографом и давно уже пишет рассказы и сценарии. Кроме Юры у меня еще две дочки, тоже от любимого человека — я люблю своего мужа. Живем мы в Риге, я оставляю тебе наш адрес и номера телефонов, чтобы ты мог нам звонить. А уехала двадцать лет назад я из Москвы потому, что умерла моя бабушка и меня забрали к себе родители в Лондон. Я думала, что вернусь в Москву летом, но не получилось — родился Юра, и у меня началась другая жизнь. Беседы с тобой и твоим окружением не прошли для меня бесследно — я закончила университет, стала искусствоведом, провожу выставки картин, вернисажи. Через два часа мы улетаем. После разговора с мужем (я уверена, что он не откажет мне) я поговорю с Юрой, и, мне кажется, что он будет рад твоему звонку. Целую, твоя Глицерин Квин».
Я пришел в жуткое возбуждение, мне хотелось тут же начать звонить по оставленным мне номерам телефонов, как-то действовать. Чтобы быть рядом с телефоном, я понесся домой, позвонил из дома в справочную аэропорта и узнал, когда улетел самолет в Ригу. Стал прикидывать, когда они приземлятся, когда будут дома и когда я смогу им позвонить.
Но постепенно я пришел к выводу, что, во-первых, надо переждать, пока Глицерин Квин поговорит с мужем: потом узнать у нее, что сказал ее муж, и если все положительно, то только после этого я смогу уже говорить с Юрой. И тут вдруг я с ужасом обнаружил, что не помню, не знаю ее настоящего имени, и если не она подойдет к телефону, то не могу ведь я попросить к телефону Глицерин Квин. Даже если к телефону подойдет Юра. Но ощущение счастья, которое появилось у меня после того как я узнал, что у меня есть сын, было настолько сильным, что я решил, это — не помеха. Дозвонюсь.
Октябрь 2010 г.
ГАЛАТЕЙ
С Женей мы познакомились на выставке-продаже элитной кухонной посуды в Кендале. Мы оба были приняты туда на работу гидами-продавцами. За два дня прошли инструктаж и после этого уже могли подробно говорить покупателям про преимущества продаваемых кастрюль, сковородок, ножей и чеснокодавок перед всеми другими существующими в природе аналогами. И когда открылась эта выставка-продажа, мы, одетые в специальную униформу, радушно встречали гостей-покупателей, подводили их к нужным стеллажам и подробно и четко отвечали на все задаваемые ими вопросы, а где надо, добавляли и от себя что-то рекламное, вроде: «Обратите внимание, ручки у этой кастрюли сделаны из другого металла, а именно порренита, используемого, в основном, в космической индустрии. Уникальность этого материала состоит в том, что он имеет теплопроводность близкую к нулю, и потому вы можете спокойно браться за эти ручки, не боясь получить ожог, даже если вся кастрюля нагрелась до 250–300 градусов Цельсия».
Мне, выпускнику технического вуза, такие разговоры были даже в кайф, а Женя окончил филфак, и потому его комментарии не имели такой технической окраски, как у меня. Он больше говорил о дизайне посуды и соотношении цены с качеством. Я старался обслуживать женщин и девушек, особенно если они были симпатичны. Тогда у меня появлялось вдохновение, и я водил их по залу от одного набора посуды к другому и с воодушевлением говорил о сковородках, которые не разбрызгивают масло, или о кастрюлях, в которых можно оставлять еду на несколько дней и она не будет портиться благодаря специальным ингредиентам, добавленным в металл. А потом я обратил внимание, что, как только я подходил к молодым девушкам, возле них, одновременно со мной, оказывался и Женя, и мы, перебивая друг друга, а иногда и отталкиваясь локтями, пытались каждый завладеть их вниманием. Отогнать его я не мог — у обоих были одинаковые права и обязанности в этом заведении, и единственное, что оставалось мне — это пристроиться к более симпатичной девушке и вести с ней конфиденциальный разговор о посуде, оставляя Жене менее симпатичную ее подругу или спутницу.
Надо честно признаться: я отлично понимал, что конкурировать с Женей в борьбе за женщин было делом бессмысленным — Женя был рослый красавец с накачанным телом, стройным торсом и длинными волнистыми волосами, спадающими с головы до самых плеч. Единственным дефектом в его внешности можно было считать довольно большой нос с горбинкой, но к его мощному, сплетенному из бицепсов и трицепсов фактурному телу он очень даже шел, придавая какой-то дополнительный шарм всему его облику, делая Женю похожим то на викинга, то на вождя племени ирокезов. Так что этот дефект — большой с горбинкой нос — я считал чисто условным, и моя задача состояла в том, чтобы не допустить Женю к симпатичной покупательнице, окучиваемой мной, создать как бы легкий занавес между ним и ею. Но каждый раз я с удивлением вдруг обнаруживал, что Женя с неподдельным увлечением беседует с некрасивой подругой моей покупательницы и никаких попыток преодолеть этот воздвигнутый мною занавес не предпринимает. И даже не знает о его существовании. Представляете? Поэтому мне удавалось без всякой поспешности и нервотрепки, которые обычно бывают, когда соперник дышит тебе в затылок, оставить свой или взять у покупательницы ее номер телефона, на предмет дальнейшего общения или под предлогом необходимости узнать, как показала себя наша посуда в процессе ее эксплуатации. И Женя, фактически копируя мои действия (я обратил на это внимание), записывал в свою книжечку номера телефонов всех этих несимпатичных подруг или спутниц. И даже допускал откровенный плагиат, когда повторял мои слова о том, что телефон берется в основном для того, чтобы узнать, как ведет себя наша посуда в процессе ее эксплуатации. Меня поражало вначале, почему он так увлеченно кадрит этих выдр, выпрашивает у них номера телефонов с такими реверансами, как будто это победительницы конкурсов красоты, звезды кино или шоу-бизнеса. А потом по довольному выражению Жениного лица, по победному похлопыванию ладонью по записной книжке с телефонами я понял, что он все это делает вполне осознанно и по велению души.