Броневой - Илья Тё

Малярийкин связал снижение огневой активности противника сначала с более ответственным отношением к поражению целей, то есть соперники стали целиться лучше, выбирать, кого смогут подбить, а кого нет. Но вскоре Маляр убедился, что соображения его были ошибочны. Враг не стал выбирать танки с меньшим бронированием. Устрашенные безумным натиском тяжеловесов Маляра, засадные «коробки» врага… стали примитивно ретироваться.

Откапываясь из эскарпов и покидая точки, от которых прорубались оптические просеки, засадные танки противника мгновенно лишались всех преимуществ. И тут уж тяжеловесы Малярийкина показали себя! Орудия на тяжелых танках врага были мощные, но скорости и маневренности таких «коробок» терялись в лесной чаще мгновенно. К этому времени в лес и на линию огня подтянулся второй атакующий эшелон Маляра – вторая шеренга танков, состоявшая из отборных «середняков» с мощным вооружением. Добивание отступающего врага, окончательно бросившего «оптические» позиции, пошло веселей.

Обрадованный «подмогой» Малярийкин решил оставить аналитику и приступить к тому, что также являлось фактором, способным изменить итог его лобовой атаки, – к непосредственному использованию своего танка. Вступить в бой.

Как уже говорилось, Малярийкин гарцевал в этот день на «Мамонте» и по всем ТТХ (кроме разве что скорости) был лучшей машиной в группе. Точнее, самой дорогой – низкий поклон за бабки одной богатой телеведущей. Кроме орудия основного калибра, «Мамонт» имел также разнообразное навесное вооружение. Не мудрствуя, Малярийкин решил опробовать свой главный козырь в контактном бою – сверхтяжелую башенную пушку.

На поле танки грохотали, солдаты шли в последний бой.А молодого командира тащили пьяненьким домой!

– пропел сам себе Малярийкин, приникая к прицельному монитору и подкручивая оптику.

Произвольно выбрал ближайшую цель, улепетывающую далеко впереди от тяжеловесной наступающей линии.

И не поверил своим глазам!

Перед ним, достаточно далеко, но прекрасно наблюдаемый в оптику, продирался сквозь чащу памятный товарищ – выкрашенный в хаки «Титан» с прокачанным огнеметом. Что это будет «Титан», Малярийкин, разумеется, не имел понятия. Но он узнал огнемет! «Хантеры», погибшие на поле, были раздолбаны другими орудиями засадной группы. Поливать их огнем вовсе не было необходимости. Возможно, в одной из машин кто-нибудь смог бы выжить. Но не выжил. Благодаря человеку, нет – существу, убегавшему от Малярийкина на «Титане».

С откровенным удовольствием Малярийкин навел прицел на убегающего садиста с огнеметом. Выжал гашетку накопления энергии. И с наслаждением спустил курок.

Вспышка!

Отдача оказалась сильной. Это было плохо, поскольку могло приводить к вздрагиванию ствола и снижать точность попаданий. На мощных орудиях такое случалось часто… Но, прежде чем делать выводы, следовало посмотреть результат. По сути, это был первый выстрел, который Малярийкин произвел с борта «Мамонта» в боевых условиях по реальной цели.

Он снова приник к оптике, присмотрелся. Свистнул.

Надо признать, произведенный эффект от единственного выстрела его впечатлил. Вражеский танк элементарно исчез. Перед Малярийкиным зияла свежестью гигантская, почти шестиметровая воронка и разлетевшиеся во все стороны куски погибшей машины. Башня танка была литой, потому только сильно деформировалась и отлетела метров на десять в направлении запад – северо-запад от эпиценра взрыва. Двигатель – на двадцать метров в противоположную сторону. Катки, гусеницы, остатки кормовой части борта, буквально какие-то клочки бронированных плит и листов, перелетев вековые сосны слева от вектора атаки, валялись вообще за пределами видимости.

Действие пушки «Мамонта» просто потрясало. Мощь, конечно, была чрезмерной. Зачем так? Пожалуй, эта воронка лишний раз доказывала игровой, развлекательный характер «КТО». «Красные Танки Онлайн» являлись прежде всего зрелищем, тотализатором, вроде скачек на ипподроме. И только потом настоящим боем. Ибо настоящий бой должен вестись экономно. Сверхпушки в нем ни к чему.

В любом случае, своим первым выстрелом Малярийкин остался доволен. По крайней мере, он наказал одного зарвавшегося врага. Ну а остальное – от дьявола. Снова прильнув к окуляру оптического прицела, Малярийкин принялся расстреливать попадающих в зону видимости врагов, как мишени в тире. В ответ доставалось и ему. Заряды методично, один за другим врезались в корпус «Мамонта», то и дело сбивая прицел, а также заставляя неопытного пилота сильно нервничать. Ведь Малярийкин все-таки был неопытным пилотом – сражаясь на «Васпах», он привык, что каждое явное попадание в корпус приводит к существенным повреждениям машины. На «Мамонте», как выяснилось, к попаданиям можно относиться проще. Хотя, конечно, смотря к каким. Топовые модели могли и «Мамонт» сбить одним выстрелом. Но здесь, в лесу, при странном характере боя (нелепая погоня тяжеловесов за более легкими и быстроходными корпусами, возможная только в труднопроходимом лесу) и при необычном характере огня (отступающие огрызались, порой почти не целясь и не накапливая энергию для «мощных» выстрелов), «Мамонту» почти наверняка ничего не грозило.

Та опасность, которой страшился Малярийкин несколькими минутами ранее, не существовала. Вражеские танки драпали. И для того, чтобы обращать внимание на «топовых» врагов и всех остальных, у них просто не хватало драгоценных секунд.

И только Малярийкин об этом подумал, как со стороны глубокого вражеского тыла, то есть с направления, в сторону которого наступали его эшелоны, послышался грохот и засверкали вспышки взрывов. Это атаковал противника посланный во фланговый охват Второй вымпел.

В целом предположение о глубокой вражеской обороне оказалось верным. Кроме первых десяти машин, безнаказанно расстрелявших «Хантеры», в лесополосе скрывались сотни вражеских танков. Сейчас, однако, это уже не имело значения. После прибытия машин Второго вымпела преимущество Малярийкина в численности в любом случае было тотальным.

Противник, видимо, не ожидал такого мощного удара с тыла и в лоб. Атакованный одновременно с двух сторон и быстро лишившийся последних огневых укрытий, враг поспешно начал отходить в направлении к «собственному входу» в локацию.

Лесополоса стала реже. Очевидно, линии бегущих и преследующих танков уже приближались к границе локации. И тут требовалось жать. Как только деревья стали более редкими, более легкие танки противника смогли наконец использовать свое превосходство в скорости и начали уходить от настигающих их врагов. Очень скоро сквозь редкие нитки хвойных стволов Малярийкин увидел просвет. Лес заканчивался, и стал виден стык дорог, выходивший уже непосредственно на асфальтированную площадку, где начинала игру противоборствующая команда.

Не снижая темпов движения, отряд Малярийкина устремился к стыку дорог.

Но, вылетев из леса, Малярийкин вдруг был вынужден остановиться.

На асфальтированную площадку, никем не защищенную, а потому доступную и открытую, въезжали его собственные «Васпы» – легкобронированные машины Первого вымпела. Те самые, что он отправил в глубокий фланговый охват. Отступившие из леса оставшиеся машины противника также остановились. Ведь «Васпы», оккупировавшие асфальтированную площадку, по сути, взяли их лагерь.

Это была победа!

Победа

Утро стояло ясное, тихое. Такое никогда не забудешь. Вид бескрайних пшеничных полей, протянувшихся от горизонта до горизонта, и небесная бездна, настолько глубокая и бесконечная, насколько глубок и бесконечен сам Господь Бог, производят особенно сильное впечатление именно в тот день и в то утро, когда жизнь, возможно, закончится и человека поглотит другая бездна, настолько же бездонная, но гораздо более темная и унылая.

Стояло утро двенадцатого сентября.

Малярийкин завтракал: грыз ржаной сухарик, нарезал себе половинку арбуза. Локация Твардовщина располагалась очень далеко от Скайбокса, на самой окраине зоны, подконтрольной Новосибирской Территориальной Администрации. Объяснялось это двумя причинами: во-первых, прощальный бой командора Шапронова должен был идти с некоторым нарушением правил, и проведение его на самой границе бандитского региона призвано было сглаживать эксцессы. А во-вторых, локация Твардовщина являлась самой большой из доступных в Сибирских «КТО».

Полигон развернулся под теплым солнышком на площади без малого в пятьдесят тысяч гектаров. Без всякой ошибки, именно – в пятьдесят тысяч. Это была площадь небольшого европейского государства. Ну, а в сибирских постсоветских реалиях прошлого века – площадь колхоза-миллионера.

Такую гигантскую территорию невозможно ограничить не то что бетонными плитами, как некоторые «нубские» локации, но даже проволокой или флажками. Поэтому Твардовщина оказалась полностью открытой.