Морские гезы (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Пятый день мы ходим галсами от траверза мыса Сан-Висенти до траверза пролива Гибралтар и обратно. На мысе стоит необычная крепость. Она на скале, три склона которой отвесные, высотой метров семьдесят. С четвертой стороны каменная стена высотой метров десять и с надвратной башней. Интересно, захватывал ли ее кто-нибудь? При каждом приближении к мысу у меня появляется шальная мысль: а не штурмануть ли крепость?! Останавливает то, что добычи там кот наплакал, а людей могу положить много. Поэтому решаю атаковать в следующий раз, если не попадется испанский корабль. Он всё не попадается, а я всё не решаюсь штурмовать.

Эти широты называют «конскими». Летом возле Азорских островов часто и надолго располагается центр антициклона. Устанавливается жаркая и безветренная погода. Она может продолжаться неделями. Для теплохода, имеющего кондиционеры, лучшей погоды не придумаешь. Океан спокоен, гладок. Вода прозрачна и наполнена солнцем. Переход радует сердце. Зато для парусников — это беда. С каждый днем дрейфа запасы пресной воды стремительно уменьшались. Первыми жертвами становились лошади, которых частенько перевозили в Америку. Их убивали и съедали, если не брезговали. Конина у западноевропейцев в последнее время стала выходить их рациона, особенно у горожан. Или выбрасывали животных за борт. Как представлю коня, плывущего по бескрайнему океану к своей смерти, — сердце кровью обливается. Лучше бы съели — всё меньше мучился бы.

— Вижу паруса! — слышится радостный крик впередсмотрящего из «вороньего гнезда». — Много парусов!

— Где? — спрашиваю я.

Он показывает рукой на северо-запад.

Значит, вест-индийский караван встретили. Что ж, посмотрим, что сейчас возят оттуда. С высоты мачты караван можно заметить миль за пятнадцать, если не больше. Средняя скорость у галеонов узлов семь. В нашем распоряжении часа два.

Нам надо остаться на наветренном борту у каравана, поэтому командую:

— Убрать паруса!

Фрегат теряет скорость, дрейфует под такелажем. Экипаж собрался на полубаке и у бортов, а самые нетерпеливые залезли на мачты. Все хотят увидеть добычу. На борту две с половиной сотни человек. Каждый из них мечтает стать богатым. Кому-то из них уже перепало с предыдущих трех испанских галеонов, так что знают вкус легких денег.

Я ухожу в каюту, ложусь одетый на кровать. Не первый раз иду в бой, а все равно мандраж слегка пробивает. Говорят, он именно таким и должен быть — легким. Если колотит сильно или совсем ничего не чувствуешь, то погибнешь. Этот мандраж включает что-то там в подсознание и спасает тебе жизнь. В каюте душно, несмотря на открытый лючок, выходящий на квартердек. Через него доносятся голоса матросов. Они уверены, что я молюсь богу, чтобы дал победу. Впрочем, некоторые предполагают, что служу я дьяволу, иначе бы мне не везло так. Я не опровергаю обе точки зрения, поскольку они помогают экипажу смелее идти в бой. За связь с дьяволом отвечать буду я один, а они сейчас послужат истинной религии. Меня забавляет то, что, несмотря на огромное количество религий, каждый считает истинной только свою. Остальные молятся неправильному богу, даже если их намного больше. Точно так же каждый считает самой лучшей свою страну. Иногда с оговорками, но не потерпит, если на эти же недостатки укажет чужестранец. Впрочем, бывают и перебежчики, как религиозные, так и светские. Есть люди, которые родились не в той стране или религии, и им так и не удается найти своё.

В караване три с половиной десятка галеонов. Они идут, разбившись на две неравные группы. Впереди меньшая. Большая отстает примерно на милю. В ней два с лишним десятка кораблей. Как говорят мои матросы, это «Серебряный флот» и «Золотой флот». Оба отправляются весной в Америку. Первый идет в Веракрус, где грузится много чем, но главный груз — серебро, а второй следует в Картахену за золотом и сопутствующими товарами. Затем они встречаются в Гаване и вместе возвращаются в Испанию. Какая из встреченных нами групп везет серебро, а какая золото, никто из моих матросов не ведал. Что к лучшему. Может быть, золото везут корабли первой группы, а напасть нам удобнее на вторую. Будем надеяться, что идут корабли вперемешку, и что нам крупно повезет.

На галеонах заметили фрегат, который приближался к ним под всеми парусами с красными крестами и испанскими флагами, свисающими с топов мачт до палубы. Наверное, пытаются понять, что это за урод? Они ведь уверены, что их корабли — верх судостроительной мысли. Опасения у них мы не вызываем, пока дистанция не сокращается до мили. Им становится ясно, что мы пройдем слишком близко. Наверное, капитаны уже слышали о коварных голландцах, да и корабль странный, непохожий на те, что бороздят океаны под испанским флагом. С одного галеона стреляет пушка. Ядро пролетает на приличном расстоянии от фрегата. Это нам предлагают убрать паруса и подождать, когда пройдет караван. По моему приказу матросы лезут по вантам. Изображаем готовность выполнить приказ. В придачу фрегат начинает медленно менять курс вправо, якобы намереваясь уступить дорогу. На самом дела я просчитал, что прорежем караван не там, где мне надо. Теперь мы идем так, чтобы пройти между замыкающим кораблем и предпоследним. Впрочем, предпоследних два, и меня начинают мучить сомнения, какой выбрать? Размеры у них примерно одинаковые. Оба трехмачтовые. Ближний сидит глубже, значит, больше будет добычи. К тому же, он, сукин сын, начал открывать пушечные порты.

Первым выстрелил по нам галеон, следовавший перед этими двумя. Сразу из всех пушек двух палуб и фальконетов. Почти все тяжелые ядра прошли мимо. На галеоне не учли боковое смещение фрегата. Лишь тяжелое ядро ударилось о борт фрегата и срикошетило, а несколько малых наделали дырок в парусе-бизани. Потом выстрелил ближний из пары предпоследних. Этот был точнее. Несколько ядер попали в борт и сорвали фок.

— Что в трюме? — крикнул я своему заместителю Яну ван Баерле, который стоял у люка, ведущего на нижние палубы, чтобы репетовать приказы.

— Пробоин нет! — доложили через минуту.

Не зря я потратился на прочный корпус.

Повернув еще вправо, чтобы быть бортом к цели, мы всадили в этот галеон залп из всех пушек и карронад левого борта. Заряжены они были книппелями и картечью. Первые сделали свое дело, оставив в рабочем состоянии только блинд и фор-марсель. Остальные паруса или сорвало, или превратило в лохмотья. Результат действия картечи я не заметил, хотя уверен, что и он долен быть. Мы меняем курс влево и всаживаем залп орудий правого борта в замыкающий галеон. Этот в момент залпа расположен носом к нам. Книппеля расправляются со всеми его парусами, за исключением латинской бизани, а картечь отбивает охоту у канониров на баке выстрелить по нам из трех чугунных полупушек, может быть, купленных у меня.

Мы продолжаем следовать прежним курсом, пока не раздается залп пушек замыкающего галеона. Два ядра попадают в кормовую надстройку в районе офицерской каюты. Еще два угодили в корпус выше ватерлинии. Только одно из них, тридцатишестифунтовое, пробивает три слоя дубовых досок, но на этом его разрушительное действие и заканчивается.

— Право на борт! Поворот оверштаг! — командую я.

Часть матросов быстро карабкается по вантам на марсы, остальные работают на палубе с бегучим такелажем. Пока мы делаем поворот и ложимся на курс ост, оказываемся в кабельтовых в трех позади замыкающего галеона. На нем матросы снимают испорченные паруса, чтобы заменить на запасные. Завидев приближающийся фрегат, который быстро набирает ход курсом бакштаг, спускаются и готовятся к абордажу. Наверное, не сомневаются, что пушки заряжать мы тоже не будем, а врукопашную они покажут нам, где омары нерестятся. Поскольку стволы пушек правого борта еще не торчат из портов, что говорит о неготовности к стрельбе, я смело провожу свой корабль на расстоянии метров пятьдесят от них. Мои пушки и карронады левого борта уже заряжены. По приказу они выплевывают заряды картечи по палубам и открытым портам замыкающего галеона. Весь темный борт покрывается светлыми оспинами, наделанными свинцовыми шариками весом грамм двадцать. С палубы словно сдувает людей. Всего пара человек в окровавленной одежде, пошатываясь, бредут в сторону носовой надстройки. Наверняка попали мы и во вражеских комендоров.