Путь в Обитель Бога - Юрий Соколов

— Я не смогу держать её слишком долго, — сказал Имхотеп в наступившей тишине.

Попрыгунчики, задрав головы, заворожённо смотрели, как плита дрогнула и закачалась, готовясь стать их надгробием. Потом они кинулись врассыпную.

Большинство бросились в боковой коридор, вон из зала, а несколько, обезумев от страха, рванули прямо на Бобела, который мигом развернул пулемёт в их сторону. Однако попрыгунчики и не помышляли о нападении. Они просто пытались спасти свои жизни, и, должен сказать, убрались из-под плиты очень своевременно. Глыба ещё раз дрогнула и обрушилась вниз. Чудовищный удар сотряс до основания всю Харчевню; оказавшихся слишком близко посбивало с ног. Плита раскололась на куски — мелкие подлетели вверх, а самый большой проехал по полу через половину зала, разбрасывая в стороны столы, и остановился неподалёку от стойки.

Я спрыгнул с подиума и, не обращая внимания на всеобщую панику, пошёл к стойке забрать свои вещи. Бобел, который не любил полагаться на случайности, держал зал под прицелом до тех пор, пока я не оделся и не вооружился. К нам подошёл Имхотеп.

— Я стал слишком стар для таких вещей, — сказал он мне. — Так что ты, пожалуйста, не заводись больше с ними.

— Не собираюсь спрашивать тебя, где ты этому научился, — буркнул я. — Хотелось бы узнать только одно… Здесь, в Харчевне, ты царь и бог, да ещё умеешь вот так. Ты мог бы остановить попрыгунчиков в самом начале. Проповедник был бы жив. Прыгун не превратился бы в отбивную. Верно?

— Настоящий Бог тоже мог бы остановить всё в самом начале, — ответил Имхотеп. — Однако он так не поступил.

— Я не верю в настоящего Бога. Я спрашиваю…

— Потому-то ты в него и не хочешь верить. Допусти ты мысль, что Бог существует, тебе придётся отвечать самому себе на множество вопросов — «почему»? Почему — это, почему — то, почему — другое…

Имхотеп повернулся и направился прочь. Успевшие прийти в себя люди освободили ему путь достаточной ширины, чтобы могли разъехаться две гружёные повозки. Я и сам был рад, что он ушёл. Можно бесконечно трепаться о кийнаках и их способностях здесь, в общем зале, после третьего или четвёртого стаканчика, или разговаривать о том же самом совершенно трезвым в мехране, у походного костра, но увидеть своими глазами — совсем другое дело. Не будь валявшихся по всему залу кусков оркестровой плиты, я мог бы поклясться, что мне всё привиделось. Ну не бывает такого! Ну…

— Прыгун совсем плох, — сказал один из опомнившихся головорезов, подойдя к нам. Бобел уставил ствол своего пулемёта прямо ему в пупок, но попрыгунчик, казалось, ничего не замечал. — Я бы с удовольствием продолжил то, что он начал. И ещё человек десять наших не прочь тебя вызвать. Только не советую тебе продолжать плеваться.

Я без всякого интереса окинул взглядом его фигуру. Большой парень, может, ещё здоровее меня, только лет на десять старше.

— Вы просто сборище глупцов, если думаете, что я собираюсь устраивать рыцарские поединки с каждым встречным засранцем, — сказал я. — Много чести.

— Ты что, не слышал? Я тебя вызвал!..

— Ну и катись со своим вызовом к чертям собачьим… Как и все твои друзья. Слушай внимательно, что я тебе скажу: можешь считать меня кем хочешь, как и остальные присутствующие. Но только я думаю, что против таких уродов, как вы, любые приёмы годятся. Поэтому никаких поединков больше не будет. Хотите войны — начнём войну, но тогда, если потребуется, я буду убивать вас выстрелом в спину, из засады, когда вы меньше всего этого ждёте. А попадись мне один из вас в мехране — клянусь Проникновением, я могу заставить человека умирать куда дольше, чем умирал проповедник. А теперь иди и слижи мой плевок с хари своего дражайшего повелителя. Вместе с тем дерьмом, которое я из него выбил.

Здоровяк аж затрясся от ярости, но пулемёт Бобела он всё-таки успел хорошо разглядеть, пока мы болтали. Не дожидаясь его дальнейшей реакции, я обратился к остальным попрыгунчикам, которые меж тем придвигались всё ближе:

— Вы бы лучше подумали, кто у вас теперь станет главным. Когда Прыгун очнётся — если очнётся — вряд ли он сможет пошевелить чем-нибудь, кроме языка.

Они переглянулись — мысль о дележе власти в банде ещё не успела прийти им в головы, и подкинул я её как раз вовремя. Верзила на переднем плане оглянулся. Похоже, он и был наиболее вероятным кандидатом наряду с тремя — четырьмя другими, которые легко угадывались в их компании.

— Мы ещё встретимся, Элф, — сказал кто-то из них, когда я уже повернулся к ним спиной. — Где-нибудь подальше отсюда, и тогда, когда с вами не будет этого старикашки-факира.

— Его и сейчас с нами нет, — бросил я через плечо. — А на счёт встреч «где-нибудь подальше» я уже говорил.

Бобел с лязгом подтянул к себе по стойке пулемёт, собираясь последовать за мной.

Тотигай предостерегающе рявкнул, но ещё раньше я резко шагнул в сторону и повернулся как раз вовремя для того, чтобы выстрелить точно между рёбер попрыгунчику, стоявшему чуть с краю. Нож, который он держал за лезвие, выпал из его левой руки, а тот, что он успел бросить правой, зазвенел по каменным плитам пола где-то далеко в конце зала.

Больше нас задержать никто не попытался. Мой новый знакомец-нукуман одобрительно кивнул, когда я проходил мимо. Бобел благоразумно прошёл до коридора вдоль стены. Тотигай, сперва двигавшийся замысловатым зигзагом, приблизился ко мне и побежал рядом, лукаво кося в мою сторону одним глазом.

Я шёл не оглядываясь — просто слишком устал, чтобы продолжать думать о безопасности. Если меня подстрелят, то по крайней мере будет возможность полежать. Но, самое главное, в воздухе больше не чувствовалось угрозы. Что бы ни предприняли попрыгунчики потом — на сегодня всё закончилось. Я не кербер, конечно, и у меня нет на затылке никаких чувствительных зон, но я обычно тоже знаю, что происходит сзади.

Глава 11

Моя комната в Харчевне запиралась точно так же, как и любое помещение здесь: на стене, рядом с дверью, представлявшей собой десятитонную гранитную плиту, имелось приспособление, символически изображавшее Обруч Миров, поделённое на подвижные сегменты. Искусно высеченные из камня и соединённые между собой хитрой системой выступов и пазов, сегменты являлись также частями нукуманского календаря, и для того, чтобы открыть дверь, достаточно было выставить на календаре заранее придуманную дату и привести в движение Обруч, внешне напоминавший штурвал парусника. Что я и сделал.

Дверь, поднимаемая противовесом, расположенным где-то на втором ярусе или выше, со сдержанным, но тяжёлым гулом поехала вверх, и мы втроём поспешно ввалились в комнату. Бобел зажёг сперва один жировой светильник, а потом и другой. Изнутри на стене находился точно такой же каменный штурвал, что и снаружи. Тотигай, встав на задние лапы и упёршись в него передними, повернул его на четверть оборота, и дверь опустилась вниз.