Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

Он заверял Смитхерста: «Вам не следует опасаться с моей стороны каких-то поспешных действий, поскольку для меня осмотрительность – превыше всего. Возможно, наступит день, когда я рискну, но если это и произойдет, то никак не в текущем году. Розбери наиболее близок моему пониманию демократии тори, но пока он остается во главе партии с широкой и разработанной программой, вопрос о его поддержке был бы преждевременным, а обсуждение с ним этого очень опасным. И пусть даже возможность создания новой демократической коалиции созреет в обозримом будущем, мне предстоит сделать трудный и рискованный выбор, да и мои собственные чувства будут двойственными. В личном плане – из-за моей дружбы с мистером Чемберленом и мистером Бальфуром, в политическом – из-за моей привязанности к юнионистской партии, созданием которой так плотно занимался мой несчастный отец».

Это письмо Черчилль написал в поместье Кэнфорд у сестры отца леди Уимборн. Он изучал там семейную переписку и собрание газетных вырезок, намереваясь в два-три года завершить работу над отцовской биографией. В письме Смитхерсту Черчилль изложил собственную политическую доктрину: «Широкие, толерантные, умеренные взгляды, стремление к компромиссу и соглашению; нетерпимость к лицемерию и экстремизму любого рода. Должен признаться, что идея центристской партии, более свежей, более свободной, более активной, но, прежде всего, патриотической, очень греет мне душу. Полагаю, рано или поздно либералы присоединятся к нашей партии центра, чтобы вместе бороться против лейбористского движения – космополитичного, антинационального, безбожного и, возможно, даже коммунистического. Уверен, партия центра сможет противостоять ему».

Черчилль с воодушевлением узнал, что его идея центристской партии получила поддержку одного из самых влиятельных консерваторов Олдема. Во время посещения Олдема он сообщил лорду Розбери: «Обе партии заботятся обо мне с сердечностью самой искренней и даже удивительной, поскольку меня с ними не было шесть месяцев». Он также раскрыл Розбери возможный первый ход – объединить парламентские действия либералов и консерваторов в борьбе за сокращение военных расходов. «Этот ход, – писал он, – при определенных обстоятельствах может обрести сторонников, и я уже посвятил в него двух своих друзей из лагеря консерваторов».

10 октября Черчилль отправил Розбери копию письма к Смитхерсту, в котором ратовал за постепенное создание центристской партии, – партии, связующей либералов и консерваторов. «Если благодаря такому эволюционному процессу мы сможем создать крыло в партии тори, которое либо вдохнет энергию в ее дряхлое тело, либо создаст центристскую коалицию, – писал он Розбери, – мой план окажется очень важным. Но риски и опасности чрезвычайно велики и могут вызвать лично для меня последствия, которых я не в состоянии предвидеть. Только надежда на то, что и вы поднимете флаг, под которым так долго и безуспешно сражался мой отец, дает мне решимость сделать столь серьезный шаг. Правительство центра – партия, которая будет, с одной стороны, свободна от эгоизма и бессердечия тори, а с другой – от безрассудных аппетитов радикалов, – может оказаться идеалом, к которому надо стремиться, но которого мы никогда не достигнем. В любом случае на ее создание потребуется время, но ради этого стоит работать. Я, во всяком случае, не вижу оснований терять надежду на создание хорошего государства. Единственное, чего я опасаюсь, – так это того, что мной движут ненасытные амбиции. Но если появится определенная цель, например тарифы, это исчезнет». Черчилль затронул тему, которая в ближайшие девять месяцев станет причиной его разрыва с Консервативной партией, – разрыва, который продлится целых двадцать лет.

Противоречия возникли почти сразу. В конце октября в статье, опубликованной в Oldham Chronicle, его обвинили в непоследовательности, которая выражалась в одновременной поддержке принятых консерваторами налогов на зерно и сахар и принципов свободной торговли. «Оба налога, – возразил он, – были введены исключительно для увеличения доходов. Это были необходимые меры, вызванные военным временем, когда было жизненно важно найти деньги. Они не были предназначены на защиту колониальной продукции от иностранной конкуренции. Таким образом, – написал Черчилль, – нет никакой непоследовательности в том, что я преследовал обе эти цели. Должен признаться, я самый убежденный сторонник свободной торговли». Но Консервативная партия продолжала проводить свою политику, невзирая на то, что еще пятьдесят лет назад Дизраэли заявил: «Протекционизм – не только гибель, но и проклятье». И Бальфур, и канцлер Казначейства были сторонниками свободной торговли, но консерваторы, которые начали кампанию за введение тарифов, были намерены склонить партию на свою сторону.

В публичных выступлениях по всей Англии Черчилль отстаивал экономические выгоды свободной конкуренции на мировых экономических рынках. Дешевое продовольствие и дешевое сырье, доказывал он, лучше всего обеспечиваются свободной торговлей. Протекционизм же неизбежно приведет к росту тарифов во всем мире. А это, в свою очередь, взвинтит цены и приведет к росту международной напряженности – как в экономике, так и в политике. 14 ноября в письме избирателям он отметил: «Мне кажется фантастической сама идея окружить Британскую империю глухой стеной. Почему Британия должна отказывать себе в хороших и разнообразных товарах, которые предлагают поставщики со всего света? Тем более чем активнее мы торгуем с другими странами, тем активнее другие страны вынуждены торговать с нами. Наша планета не столь велика по сравнению с другими небесными телами, и я не вижу реальной причины создавать на ней свою маленькую планету под названием Британия и отгораживать ее непреодолимым барьером от всего остального мира».

20 ноября по приглашению сэра Эрнеста Касселя Черчилль отправился в Египет на открытие новой плотины на Ниле около города Асуан. Поднимаясь вверх по Нилу на пароходе, он по утрам продолжал писать биографию отца. Кроме этого он осматривал достопримечательности Древнего Египта. В Египте же он отметил свой двадцать восьмой день рождения. Из Асуана он отправил письмо матери со своим комментарием к последним дебатам в парламенте. «Тред-юнионисты – разумные люди, – писал он, – но они выдвигают неразумные требования. Консерваторы будут категорически против. Я хочу посмотреть, как они смирятся с реальным положением дел. Но срединный курс, как известно, непопулярен».

Вернувшись в Англию, Черчилль 24 февраля 1903 г. снова выступил в палате общин с критикой правительства по вопросу увеличения военных расходов. «Я рад, что вы согласились со мной, – писал он лорду Розбери. – Думаю, пока это моя самая удачная речь, и палата общин урчала, как довольная кошка. При голосовании восемнадцать консерваторов присоединились к нам, также выразив несогласие с правительством. Еще пятнадцать из них воздержались. Наша наступательная тактика оказалась очень успешной. Наши сторонники чрезвычайно довольны и рвутся в бой как никогда. По ходу дебатов Бродрик и Бальфур дали понять, что курс может измениться. Мое единственное опасение – мы слишком рано добились успеха».

Черчилль продолжил кампанию против Бродрика, опубликовав свои выступления против системы армейской реформы в небольшой брошюре под названием «Армия мистера Бродрика» (Mr Brodrick’s Army). Через месяц, после достигнутого в последнюю минуту соглашения между министрами-консерваторами и министрами-либералами не навязывать голосование по этому вопросу, Черчилль выразил недовольство Кэмпбеллу-Баннерману. «Некоторые из моих единомышленников весьма озадачены, – сообщал он. – Они намеревались уговорить как можно большее число юнионистов проголосовать против правительства. Расходы на армию существуют не сами по себе. Они – ключевое звено в цепи расточительств».

В письме Черчилля отразилось и разочарование парламентом: «Совершенно невозможно представить, чтобы парламентарий, действующий в одиночку, мог хотя бы в малейшей степени влиять на политику правительства. Он может произносить речи, но не более того. Вряд ли он добьется успеха хоть в одном пункте. Депутаты голосуют строго в соответствии с линией партии, а министры имеют монополию на мнение. У них батальон вымуштрованных сторонников и последнее слово в дебатах».

Черчилль призывал консерваторов рискнуть и вызвать на себя гнев партии, голосуя заодно с либералами, чтобы повлиять на позицию правительства в отношении военных расходов. Но его мечтой было не просто ослабить монополию одной партии. «У меня в голове, – писал он избирателям, – всегда была мысль об идеальной общенациональной партии, о которой мечтал еще лорд Рэндольф и за создание которой упорно боролся». Это было написано 24 апреля. Через три недели Чемберлен поднял вопрос налоговой реформы. Выступая в Бирмингеме, он бросил вызов политике консерваторов. Угрожая единству партии, он заявил, что существующая система торговли должна быть оставлена в прежнем виде и что экономическое могущество Британии и ее колоний будет укрепляться системой преференций. Колониальные товары могут поставляться по действующим ценам, а аналогичные товары из Европы будут облагаться пошлинами, что сделает их более дорогими и, соответственно, менее привлекательными.