Соучастница - Наталья Стеркина

- Хорошо, Ирина. Но ночует пусть она дома, ты уж ее завези, а то у тебя там всякие непредвиденные обстоятельства.

- Хорошо, - кротко ответила Ирина - раз мать дает ЦУ, значит в форме, кажется, обошлось. Была какая-то смутная тревога за Галю - не надорвалась бы, дело затеяла доброе, а вокруг сразу же закружились темные личности. Ирина позвонила Гале в агентство. Галя сама сняла трубку, голос у нее был все же не очень бодрый.

- Галлочка, это я. Как ты себя чувствуешь? Я что-то за тебя волнуюсь очень, все же ты вчера была расстроенная.

- Спасибо, Ириша, но все в порядке. Я, как и сказала, до того, как дозвонюсь до твоего юриста, ничего делать не буду, а то я теряюсь и могу совершить какие-нибудь непоправимые ошибки. У тебя что нового, как мама, Катя?

- Обошлось. Фантасмагорий много в последнее время в моей жизни, но это, как и все, в какой-нибудь момент кончится. Ты меня, пожалуйста, держи в курсе, звони.

Ирина вспомнила, что Витя привез какие-то Сашины стихи, а с Саши ведь и началась эта полоса странных событий, которые так и идут одно за другим. На столе лежал большой белый конверт, на нем было крупным почерком написано "Ирине Викентьевне". Она открыла - там пожелтевший листок в клеточку. "Смирение - и то - на суд. Слепые на дороге. По-прежнему коней пасут. И запрягают в дроги. А дроги тихо на погост плетутся век за веком. Вот жил когда-то человек... Простимся с человеком..." 1989г. памяти В.Г. Ирина вспомнила, да, был когда-то у Сашки приятель, жил где-то за городом, нигде не публиковался, не служил. Сашка его очень ценил. Вот, оказывается, он умер еще в 89. Эти стихи Сашке можно бы посвятить - "простимся с человеком". Ирина аккуратно пометила на конверте, что стихи получены весной 2001 и присоединила их к полученным раньше от Аллы записям. Пора в институт. Ирина вышла из подъезда, на лавочке Вася и психиатр с собакой, о чем-то вполголоса беседуют. Увидев Ирину, замолчали. Ирина догадалась, что психиатр рассказал Васе о ночных событиях. Они приподнялись с лавочки, и чинно поклонились. Ирина кивнула в ответ. Вася не остановил ее, как это делал обычно. "Смущен, огорчен", - подумала Ирина, - "ничего, перемелется". Подъезжая к институту, Ирина тихо радовалась, что ее никто не дернул на заседание кафедры - настолько ее жизнь последних дней не вязалась с кафедральной рутиной. В коридоре ей встретилась студентка, бывшая лаборантка их кафедры, теперь она поступила и на ее место пришла новая, жаждущая поступления, барышня. С предыдущей, Верой, Ирина была в приятельских отношениях, давала ей почитать свои рассказы, крохотный рассказик "Любовь" до сих пор застрял у нее, надо бы спросить, но вера сама предупредила ее вопрос.

-Ирина Викентьевна! А я вас все ищу, ищу. Вот, хотела вам передать, она протянула Ирине сложенный вдвое листок с ее рассказиком и конверт с какой-то плотной бумагой.

- Спасибо, Верочка. А это что такое?.

Вера скромно опустила глаза.

- Это приглашение.

Ирина открыла. Верочка приглашала ее на празднование своей свадьбы в ресторан в гостинице "Космос" в через неделю, в субботу.

- Верочка, поздравляю. Ты же ничего не говорила, мы же с тобой месяца полтора назад болтали, ничего вроде не предвиделось или был тайный роман?

- Нет, Ирина Викентьевна. Это все неожиданно. Он иностранец, литовец. Однофамилец известного художника Красуаскаса. Альгис Красаускас. Он бизнесмен. Мы по Интернету познакомились... И вот сделал предложение. Жить мы будем то там, то здесь - я ведь учусь... Он вам понравится - умный и образованный и почти вашего возраста - я ему про вас рассказывала.

- Я польщена, Верочка. Обязательно буду, если, конечно, ничего не стрясется.

В субботу в институте не очень много народа, поэтому, составляя расписание, Ирина часто ставила себе субботу. В аудитории ее уже ждал аспирант... Четыре часа прошли незаметно. Ирина поймала себя на том, что соскучилась по работе, что ей приятно ощущать себя реально полезной, что разбирая с ним трудные конструкции, записывая новые слова, она чувствует себя уверенно - реальная жизнь, а не мучительные рефлексии или чужие, расползающиеся под рукой, ситуации. После занятий Ирина спустилась в буфет выпить кофе, захотелось перечитать свой рассказик многолетней давности, он когда-то был опубликован в одной из маленьких, уже прекративших свое существование, газеток. "Разноцветные воздушные шары, лоскутки, осенние листья. Плетеная корзина в углу комнаты. Деревянный домик. Остывает печь. Сейчас - через несколько минут - там, на холодном заснеженном поле я устрою для тебя праздник. Ты приедешь электричкой 12.45. Пойдешь от станции против ветра - колючие снежинки будут путаться в бороде, лицо покраснеет, ты будешь прикрываться рукой, морщиться... Ты приедешь за мной... я не уверена, что понимаю, зачем ты хочешь забрать меня отсюда, но смотри же внимательно - с дорожки тебе надо ступить на нехоженый наст и пройти небольшое поле - там, на краю, наш дом. И вот начинается - ветер несет к тебе один, два, три - нет-нет, много-много разноцветных шаров: голубой, розовый, желтый, а под ноги летят осенние, так любимые тобой листья... Помнишь, как собирали мы их с тобой - самые роскошные сушили в книгах. Вот они. Летят к тебе, лови. А это что? Неужели бабочки? Нет, к сожалению лоскутки. Обрезки шелка, бархата, тюля. Хранились они для кукольных платьев. Куклы выросли - платья вышли из моды. Но - лови! Поставь свой тяжелый портфель, засмейся. Это праздник... Ты подождешь, пока я подбегу к тебе, мы обнимемся и постоим некоторое время... Ветер скоро унесет всю эту цветную роскошь куда-то к станции и перед нами вновь чистое поле и домик на краю. "Пойдем" - и мы потянем друг друга за руки: ты меня к станции, я тебя - к дому. Сцепленные руки - мостиком - провиснут... Ну? Нет, ветер не переменится и не прилетят назад шарики и листья, шелковая бабочка не усядется на рукав... "Со мной, со мной, - уговорю я, - "на минутку, я только захвачу кое что". И ты все же зайдешь со мной в домик, я выну из-за иконки ветку рябины, с лампы сдерну цветной платок, положу на загнетку спички и огарок свечи. "Я готова. Пойдем". Ты закроешь дверь, а ключ положишь в карман, а не под порожек, как раньше, как всегда. Я поклонюсь домику, когда ты отойдешь на несколько шагов и по своим же следам двинешься к станции, ты этого не увидишь, я не огорчу тебя своей сентиментальностью. Когда мы приблизимся к станции, мальчишка в черном полушубке пробежит мимо - в руках у него шарик - красный. Мне будет хотеться плакать, я знаю, будет хотеться плакать. Но все к лучшему. Я все же пойму, зачем ты решил забрать меня отсюда. Скоро пойму. Розовый лоскуток вылетит у меня из кармана шубы, когда я буду доставать платок, и полетит туда, к домику, против ветра, вопреки здравому смыслу. Ну вот и все. Прощанье произошло. Электричка тронулась".

Ирина перечитывала текст то хмурилась, то улыбалась - как давно она это написала. Тогда это был целый цикл крохотных рассказиков. Почему именно это ей взбрело дать почитать Верочке, видимо, было к слову. Кажется, это рассказик 91 года. Саша в 89 написал свои стихи, они так вот пролежали 10 лет, никто не читал, а все же мы имели и имеем охоту демонстрировать свое творчество. Ирина вернулась на кафедру - еще раз порадовалась, что в субботу никому и в голову не приходит назначать занятия студентам - можно на свободе позвонить.

- Але? Катюша? Как у вас дела?

- Привет, мам. Все в порядке. А можно, Витя с нами тоже пойдет, он мне позвонил, на роликах он уже с друзьями покатался, теперь хотел бы со мной погулять, а я сказала, что твоего звонка жду и с тобой пойду куда-нибудь. Можно?

- Конечно. Давайте встретимся через час на "Театральной".

"Куда бы с ними отправиться?, - Ирина сидела возле телефона, крутила в руках колпачок от ручки. Вот как складывается: Витя Сашкин сын подружился с моей Катькой, им и без меня будет вполне приятно бродить по городу, но уже сговорились. Лучше всего где-нибудь посидеть поесть мороженное и попробовать в театр - там и МХАТ и бывший "Детский" - Российской теперь молодежи, на что-нибудь да попадем.

Ирина встретилась с оживленной очень сегодня хорошенькой Катей и молчаливым, но приветливым Витей, предложила сначала разведать, что в театрах, а потом где-нибудь посидеть. Ребята, посовещавшись, выбрали "Тома Сойера".

- Мам, это ведь любимая книга моего детства, помнишь, сколько раз я ее читала.

- А твоего, Вить?

- И моего.

- Мама, ты сама, наверное в детстве тоже хотела побыть Бэкки Тэтчер? Вот я, например, и сейчас бы не отказалась - все-таки так они интересно в пещере заблудились.

Катя болтала, поглядывая на Витю. Он отмалчивался. Ирина наблюдала за ними, пока они ели мороженное и решила в театр отправить их одних, а потом, после спектакля проводить Катю на Юго-запад и заодно проведать мать. Витя едва скрыл облегчение, когда объявила о том, что она чуть не пропустила важную встречу, чудом вспомнила и вынуждена на некоторое время с ними расстаться. Узнав во сколько закончится спектакль, Ирина помахала им рукой и тоже облегченно вздохнув пошла прочь от театра. "Они взрослые, я взрослая...". Ирина двинулась в обычное место, где всегда в трудное время, в сомнительном настроении отводила душу с друзьями - в "Закусочную" на Камергерском. Там сегодня было людно, столики были заняты. "Не принимает место", - подумала Ирина, вышла, постояла минуту-другую, подумала, что вот какое-то непонятное свободное время, что с это свободой делать? И вдруг вспомнила: Таня звала сегодня на выставку, и ведь это здесь, в Георгиевском, в Малом Манеже. Ура! Ирина оживилась - давно возможность "потусоваться" среди себе подобных не доставляла ей такой радости. Вот ведь спасение, оказывается, что практически каждый вечер что-то где-то презентуют, выставляют и демонстрируют. Это, как я теперь понимаю, спасение от тоски и одиночества, если вдруг накатит. Ирина быстрыми шагами двинулась к красному зданию. Там уже шумели - пили, болтали. Ее расцеловал какой-то полузнакомый фотограф, сразу же поднес рюмку, кто-то улыбающийся любезно протянул бутерброд. Ирина тоже улыбалась, пила и высматривала Таню. Обходя с рюмкой в руке картины - вполне подходящие пастели, Ирина наткнулась на Георгия. Он радостно кинулся к ней.