Собрание пьес. Книга 2 - Федор Сологуб

Она. Ты еще так слаб, — не думай об этом.

Человек земли. Воображаю, как все они были раздосадованы, когда узнали, что я не разбился насмерть.

Она. Многие рады тому, что ты спасся.

Человек земли. Что мне многие! Ты одна для меня дорога, твои слезы и твои улыбки. О, они утешались затеею разорить меня. Они думали, что если им удастся нанести мне такой крупный убыток, то я уже не сумею стать опять на ноги. И правда, убыток велик! Как некстати, что я столько дней должен был лежать и ничего не мог делать!

Она. Ты победишь, не отчаивайся.

Человек земли. Я же тебе говорю, что я совершенно спокоен. Недостает только того, чтобы ты еще расстраивала меня своими утешениями.

Она. Прости, милый! Ведь я так люблю тебя! Так люблю!

Человек земли. Пора бы тебе знать, что я силен и не нуждаюсь в этих бабьих глупостях, в каких-то утешениях.

Она. Я знаю, что ты — сильный и гордый, что никакая сила тебя не сломит. Но ведь я так люблю тебя! Люблю тебя в твоей силе и гордости, люблю и в те минуты, когда ты утомлен и огорчен, когда ты должен отдыхать, как слабый и маленький. Нет на земле человека, который не искупал бы своей силы и гордости минутами усталости и слабости. Ведь для того и приходит к нам любовь, чтобы в ее сладостных объятиях покоилась утомленная сила и в них находила новые источники своей крепости.

Человек земли. Вижу, что тебе непременно хочется утешать меня. Ну что ж, утешай, милая.

Она. Не утешать, нет, — ты в утешениях не нуждаешься, — а быть для тебя единственною, перед которою ты можешь сбросить маску. Все знают тебя сильным, одна я имею право знать тебя иногда и слабым.

Человек земли. Если бы и в самом деле в моей душе таилось чувство неуверенности в себе самом, или утомление, или слабость, я не мог бы даже и перед тобою так распуститься, чтобы это было заметно. Настоящей мужчина с таким же лицом заплатит проигрыш, с каким получал выигрыши, хотя бы на ставке стояла жизнь. Я же привык платить проигрыши. Жизнь долго была ко мне сурова. Я привык преодолевать.

Она. Милый мой! Перед мною не надобно так гордиться. Будь ко мне ближе, открой мне свою душу, и никакое горе не будет нам страшно.

Человек земли. Да, тебе я так верю, что перед тобою и в самом деле маску носить не стану. Ты тоже сильная, — я это понял в последние дни.

Она. Любовь сделает нас еще сильнее.

Человек земли. Кажется, я был с тобою нелюбезен, почти груб. Любовь моя милая, прости! Я знаю, что все устроится и моя удача опять вернется ко мне. Но я взбешен всеми этими людьми. Если бы еще они прямо, открыто боролись со мною! А это удары из-за угла, — какая гнусность!

Она. Милый мой, не думай о них. Что нам до этих людей! Они так ничтожны, что о них не стоит и думать. Я с тобою, я никогда не оставлю тебя. Моя любовь не погаснет, хотя бы и земля охладела. (Поправляет подушку под его головою. Он смотрит на нее нежно.) Может быть, ты заснешь? Не уйти ли мне?

Человек земли. Милая, будь со мною, мне легче, когда ты здесь. Да, ты права, — я хочу забыть об этих ничтожных людях.

Она. Возлюбленный мой! Только меня люби, и все будет хорошо. Человек земли вздрагивает и прислушивается.

Она (тревожно). Что с тобою?

Человек земли. Мне послышались сейчас чьи-то шаги.

Она (прислушиваясь). Нет, никого нет.

Человек земли. Может быть, это от моей Звездочки? Или она сама?

Она. Туда, где жизнь и любовь, мертвые не приходят. Забудь обо всем на свете, думай только о моей любви.

Приникает к нему и целует его долго и нежно. В это время дверь тихо открывается. Человек земли и Она, занятые собою, не замечают этого. Входит Слуга.

Лицо его мрачно и значительно. На его руке повязка.

Он вошел тихо и остановился у двери, и кажется, что уже он давно стоит там. Наконец его замечают. И Человек земли, и Она с полминуты смотрят на Слугу с недоумением и страхом. Человек земли с усилием приподнимается.

Человек земли. Кто это? Как ты сюда попал?

Она бросается к Слуге. Берет его за руку, боязливо оглядываясь на Человека земли, и хочет вывести из комнаты. Но Слуга остается неподвижным.

Она (тихо). Зачем ты сюда пришел? Господин болен, ему вредно всякое волнение.

Слуга. Я должен был прийти, к тебе и к твоему господину.

Она. Ты оттуда? Ты принес от него письмо?

Слуга. Вот перстень моего господина. Больше я ничего не принес.

Она. А он где? Что с ним? Отчего ты оставил его? С ним кто-нибудь есть?

Слуга. Ему теперь хорошо. Вот нам всем без него плохо.

Она. Да скажи же наконец, что случилось! Он болен?

Слуга. Я принес вам злые вести.

Человек земли (все это время стоит в стороне и мрачно смотрит на Слугу. При последних словах он порывисто, хотя и с трудом, опираясь на мебель и на стены, подходит к Слуге). Говори скорее, что случилось!

Слуга. Мой господин упал со скалы в море.

Человек земли (садится на кресло, опирается локтями о круглый стол, закрывает лицо руками, шепчет). Погибли! Оба погибли!

Она. Но ты его спас?

Слуга. Господин погиб. Кто хочет смерти, того нельзя спасти.

Она (в отчаянии). Он погиб! Он умер! Я никогда его не увижу, никогда не услышу его голоса, не взгляну в его глаза! Он погиб!

Слуга. Госпожа, он перестал жить в тот же час, когда ты ушла от него. Там, с нами, оставалась только его земная оболочка, — душа его была безжалостно убита. Ты знала, госпожа, что без тебя он не мог жить.

Она. Нет, нет, я не могла знать это!

Слуга. Дни его были томлением, и ночи не приносили ему кратковременных утешений. Уже он не восходил на башню, не следил за течением светил небесных и не прибавил ни одной строки к тому, что было им написано раньше. Он смотрел на дорогу, по которой ты ушла, когда покидала его. Ему незачем было жить.

Человек земли поднимает голову и пристально смотрит на Слугу. На короткое время взоры их встречаются в мрачном поединке. Слуга отводит свои глаза и смотрит на Нее.

Она (плача). Он любил меня, любил, любил!

Слуга. Госпожа, разве ты не знала, что он любил тебя? Жить без тебя он не мог, и смерть пришла, избавительница.

Человек земли подходит к Слуге и всматривается в него. Слуга угрюмо опускает глаза. Человек земли смотрит внимательно на повязку на руке Слуги.

Человек земли. А это что у тебя на руке?

Слуга. Собака искусала. Когда господин умер…

Человек земли (перебивая его). Она защищала своего господина? Ты его убил?

Слуга (решительно и мрачно). Ты его убил. Ты и она, любовь, оставившая моего господина, унесшая душу его.

Человек земли. Как ты смеешь говорить это! Ты, убийца!

Она. Оставь его, не упрекай. Он говорит правду.

Человек земли. Правду? Разве ты не догадываешься, что этот человек, из ложного сострадания к своему господину, убил его и потом труп его сбросил со скалы в море?

Она. Не может быть!

Человек земли (Слуге). Ты не посмеешь сказать, что я говорю неправду. Но ты не понял того, что тоска его прошла бы с годами, и он опять вернулся бы к своей работе. И вот ты самовольно распорядился тем, что тебе не принадлежало, чужою жизнью, и дерзко погасил ее.

Слуга. Ты проницателен, но ты не можешь понять того, что мой господин не мог бы утешиться и позабыть. Он был не из тех, которые забывают и переживают. У него была одна душа, одна любовь, одна истина и одна жизнь. Любовь ему изменила, истина его обманула, и великая, прекрасная душа его умерла. Жить ему было незачем, а это, последнее, — это было только падение тела в воду и больше ничего. Не все ли равно телу, лишенному души, в каком положении и в каком месте ему находиться!

Человек земли. Ты слышишь, он и не пытается отрицать, что убил его! Он еще пытается оправдываться! Пустыми софизмами он хочет доказать, что был прав!

Она. Оставь его. Он говорит правду. Я виновна в этой смерти.

Человек земли. Ты хочешь сказать, что считаешь и меня в чем-то виновным?

Она. Нет, нет. У тебя есть другая, умершая оттого, что ты ей изменил. Я не должна была уходить от него! Я должна была остаться! Должна, — вот я чувствую теперь, что это — не пустое слово! Совесть говорит мне об этом.

Горько плачет. Человек земли стоит в тягостном раздумье. Слуга неподвижен и холоден, как неживой.