Индийский мечтатель - Евгений Штейнберг

Воцарилось молчание. Сказанное Лебедевым произвело настолько ошеломляющее впечатление, что собеседникам нужно было собраться с мыслями.

Наконец Голукнат заговорил:

— Индийский театр не похож на европейский. Вы сами говорили. Как могут наши артисты изображать жизнь, которой не знают?

Лебедев вздохнул:

— В этом и заключается самая большая трудность! Но и ее можно преодолеть.

— Какие же пьесы вы избрали? — спросил Голукнат с улыбкой, как говорят взрослые с детьми, увлеченными игрой воображения.

— Мне хотелось перевести одно из сочинений Шекспира, которого я считаю величайшим из драматических писателей, но потом я отказался от этой мысли. Мне нужно что-нибудь попроще, чтобы не жалко было перекраивать на другой лад. Я нашел нечто подходящее: это пьеса, написанная современным лондонским автором. Его имя — Джодрелл, а название пьесы — «Притворство». Я остановился именно на комедии, потому что наблюдал нравы и вкусы индийской публики и на юге и здесь — в Бенгалии. Драмы, изображающие подвиги и любовные похождения богов и героев, нравятся лишь образованным индийцам, простонародье их мало понимает. Иное дело комедийные пьесы. В них большей частью действуют простые, обыкновенные люди, в них осмеиваются глупость, тщеславие, лицемерие, лихоимство и прочие пороки, которые встречаются и на туманном Севере и в знойных тропиках. Смешные положения, остроумные шутки и проказы, вызывающие веселье среди зрителей Лондона или Петербурга, заставят посмеяться и здешнюю публику. В избранной мной пьесе выведены законники, плуты, простофили. Уверен, что индийские артисты поймут эти образы и сумеют воплотить их.

Он умолк и, переведя дыхание, отер пот со лба.

Голукнат спросил уже серьезно:

— А средства?

— Денег у меня немного, — признался Лебедев, — но пока об этом рано говорить.

Голукнат не принадлежал к разряду деловых людей, но все-таки был несколько более практичным, чем его русский друг.

— Не кажется ли вам, — заметил он, — что о средствах следует позаботиться именно теперь?

— Возможно, — согласился Лебедев. — Кое-какие сбережения у меня найдутся. А затем… придется прибегнуть к займам.

Голукнат после некоторого раздумья сказал:

— Мне еще неясно, может ли осуществиться задуманное вами, но я помогу вам по моим возможностям…

— Не собираюсь возлагать на вас это бремя, — возразил Лебедев. — Мне нужна от вас не денежная помощь. Без ваших советов мне не справиться ни с переводом, ни с постановкой на сцене.

Голукнат был растроган:

— Сделаю все, что могу!

— Меня тревожит другое, — продолжал Герасим Степанович. — Удастся ли найти артистов, которые захотят играть в моем театре?

— Конечно, это не так просто, — согласился Голукнат. — Однако я знаю некоторых артистов, играющих во дворцах знатных раджей и земиндаров. Среди них найдутся очень искусные.

— Чудесно! — обрадовался Герасим Степанович. — Это главное, все прочее не так важно… Только вот что, учитель: мне нужны не только актеры, но и актрисы.

— Как! — изумился Голукнат. — Ведь у нас женские роли исполняются мужчинами.

— Знаю. Но в европейской комедии это будет просто невозможно… Скажите, господа, разве законы Ману или какие-либо другие священные для индусов книги запрещают женщинам появляться на сцене?

— Пожалуй, что нет, — ответил Голукнат. — В древние времена женские роли исполнялись женщинами. Возможно, что новый обычай возник после того, как Индия была завоевана мусульманами, под влиянием ислама.

— Как и вообще женское затворничество, — добавил Лебедев, украдкой взглянув на Радху, которая, затаив дыхание, слушала.

Тут заговорил гость.

— Как бы то ни было, — сказал он, — если мы намерены серьезно взяться за искоренение предрассудков, если хотим обновить нашу жизнь сообразно разуму и совести, то должны отказаться от этого обычая, так же как…

Он не докончил, видимо смутившись своего непрошенного вмешательства в беседу старших. Затем поднялся и стал прощаться.

Поклонившись Лебедеву, он сказал:

— С большим удовольствием слушал я вашу речь, сахиб, и рад, что случай доставил мне знакомство с вами. Если у вас явятся денежные затруднения, обратитесь, пожалуйста, к моему отцу, которого хорошо знает Шри Голукнат Дас.

— Благодарю! — Лебедев крепко пожал его руку.

Голукнат пошел проводить гостя.

Когда они удалились, Лебедев спросил:

— Мне хочется знать, госпожа, что думаете вы о моей затее?

Радха подняла на него заблестевшие глаза:

— О, никогда еще я не слышала ничего более интересного!.. — И поспешно, как бы боясь, что не успеет, проговорила: — У меня есть драгоценности. Вы можете их взять, сахиб…

Герасим Степанович невольно протянул к ней руки. Она отстранилась и быстро пошла прочь.

Голукнат скоро возвратился.

— Кто этот юноша? — поинтересовался Лебедев.

— Сын моего старинного друга. Это одно из самых почтенных и состоятельных брахманских семейств Бенгалии. Отец очень религиозный человек, однако, как видите, отправил сына учиться у мусульман, потому что стремится открыть ему доступ к государственной службе 56. Сын и отец долго были в ссоре, теперь наконец произошло примирение… Вы, вероятно, заметили, как он смутился, когда вы заговорили о многоженстве?

— А почему?

— Отец против его воли взял ему двух жен, это и послужило одним из поводов для ссоры. Молодой человек стыдится этого. Теперь он отправляется в Бенарес, чтобы изучать санскрит и древнеиндийскую литературу.

— Как его имя?

— Рам Мохан Рой.

— Человек он необыкновенный… — задумчиво сказал Лебедев. — Ему предстоит большая и славная будущность.

XI

Узник

Герасим Степанович возвращался от Голукната взволнованный и окрыленный:

— Как милостива ко мне судьба! Каких друзей она посылает мне!

Тут Лебедев вспомнил о Патрике, и радостное настроение сразу исчезло. Вот уже почти полгода минуло с тех пор, как это случилось, а он до сих пор так и не смог выручить друга из беды. Не удалось даже выяснить, где тот находится. Сону шнырял по всему городу, расспрашивал, пробовал разузнать что-нибудь у всеведущих завсегдатаев калькуттских базаров. Не было такой тайны, о которой не проведали бы они; ни одно происшествие — случись оно даже за сотню косов — не ускользало от их глаз и ушей. Но на этот раз и они ничего не слыхали.

Обращался Сону и к Гопей Подару. Нет, он тоже ничего не знал. Старый рыбак сам был глубоко опечален. Никогда прежде ему не доводилось встречать сахиба, который не только обращался с индийцами как с равными, но и готов был сражаться за их освобождение. Деффи казался старику человеком необыкновенным, похожим на героев и небожителей, подвиги которых воспевались в древних индийских преданиях. И вот теперь он томится в неволе… «Видно, и сам Джон Компани боится Деффи-сахиба, коли так бдительно стережет его!» — рассуждал Гопей.