Шаги в глубину - Сергей Цикавый

Я пошла к двери. Ну что ты, обормот, не за что. Мне, видишь ли, тоже неохота в Империю, вот как есть неохота, и обидно, что ты об этом не вспомнил. Я вышла в коридор и столкнулась с Лиминалью.

Обмороженные уши зачесались.

— Пристегиваемся, Рея, — сказала я, обходя беловолосое оружие. — Сейчас будет весело.

— Я поняла.

«Поняла она».

В коридоре стало тускло: «Телесфор» бросил всю энергию на щиты и гравикомпенсаторы. Значит, стелс-экрана больше нет, мы парим среди обломков, и надо танцевать в лабиринте, прежде чем вырваться на простор и нырнуть.

— Алекса. Он так говорил?

Я остановилась. Голос был сухой и бесцветный, вполне вроде как узнаваемый, но что-то с ним было не так, с этим голосом.

«Она слышит сквозь переборки», — такая была бестолковая первая мысль.

«Самое время разговаривать о таких интересных вещах», — а вот это уже куда лучше.

— Да. Сказал, что хочет для тебя нормальной жизни.

До меня дошло, что общаться, стоя спиной к собеседнику, — это как-то по-хамски, и я повернула голову. Лиминаль со своим обычным нечитаемым выражением «я-тут-статуя» смотрела на меня, и я почувствовала, что у нее на языке вертится вопрос.

— Что такое нормальная жизнь?

Не это ты хотела спросить, сосулька бледная, ой не это.

— Наверное, это что-то теплое и без угрозы сдачи в лабораторию.

Фрегат словно бы висел неподвижно, компенсаторы пока справлялись, и я понимала, что знать ничего не хочу о той свистопляске, которая кипит снаружи. О том, как обормот бросает «Телесфор» из стороны в сторону. О том, что у нас на хвосте перехватчики. О том, что там космос, а впереди — изнанка. Я устала. У меня тут разговор, который куда интереснее, чем это все. Опять же, в какой еще ситуации я могу считать себя соперницей гвардейца Его Меча?

— Понятно, — сказала Рея.

Разговор закончился, не начавшись. Серость освещения вдруг стала обесцвеченным негативом. Ну, здравствуй, изнанка.

— Лиминаль, — позвала я. — Зачем тебе нужна восемнадцатая поза бифудху?

Рея посмотрела мне в глаза — как-то странно, необычно посмотрела — и отвернулась.

— При высоких температурах в этой позе я не теряю сознания.

Высокие температуры… Мамочки. Лиминаль ушла, а я поняла, что прочитала в ее необычайно выразительном взгляде.

«Не это ты хотела спросить, стерва рыжая. Ой не это».

Глава тринадцатая

Я лежала в кровати и созерцала потолок. Дональд оказался молодцом: от всех ушел, всех взгрел, мультипликаторов набросал столько, что они нас могут по всему человеческому сектору искать. И вышел из рубки словно бы прежний обормот — усталый, хмурый, но обычный. Вышел — и поплелся в трюм к криокамере со своей ненаглядной. Извиняться за глупость и необдуманные желания, надо полагать.

Спать мне не хотелось: третья чашка кофесинта была явно лишней.

На нас охотятся. У нас контракт, и мы идем его выполнять, потому что Дональд теперь еще больше хочет разгадки. Особых размышлений не требовалось. Корабль с двумя «дыроколами» оказался важен, ох как важен он оказался. Целую планету хлопнули, едва узнали о том, что он там. И Империи этот корабль нужен. Кому же не нужен фрегат, способный завалить дредноут? Сцинтианам вот не нужен, вспомнила я и помассировала виски. Безумие синхронизации было все еще там, я до сих пор не знала, что произошло, как я победила, почему мне удалось оказаться в шкуре обормота.

И теперь я еще больше хочу денег, чтобы самой стать на ноги. Я вообще много чего хочу. А вот остальные…

Мария, пожалуй, единственная, кто разве что сапоги мне не целовала после капитанского брифинга. Дональд при всех обрисовал ситуацию с вызовом с борта «Голода». Избегая, правда, моих методов убеждения — о них он предпочел не рассказывать, даром что спящая красавица мирно отдыхала в трюме. Докторша горячо поддержала мою линию поведения и весь разбор полетов бросала потом благодарные взгляды. Не люблю людей. Они так часто считают, что ты о них заботишься, — аж противно.

Кстати, Карпцова поразительно похожа на Дональда: оба неимоверно опытны и циничны в одном, и как дети малые — в другом. Я улыбнулась потолку. Милая парочка, что и говорить.

Дюпон отреагировал философски. Этот тип опять был согласен с общим мнением и старался никуда особо не лезть. Прокомментировал парой слов — и все.

«Дюпон Олег, чертов зазеркалец».

Я встала, одернула майку и сняла с полки планшет корабельной сети. Виртуальный интеллект от скуки (или из вредности) затребовал полный комплект доступа, включая сканирование сетчатки. Я вошла в наблюдательное подменю и принялась там безобразничать.

Попросту говоря — подглядывать.

В отгороженном отсеке трюма на эвакуационном лежаке сидел Олег и смотрел на свою ладонь. В ладони плясал ослепительно черный шарик. Шарик пульсировал. Я несколько секунд глядела на это, а потом принялась натягивать штаны.

Где там мой «ударник»?

К двери в трюм я подошла уже в скафандре. Не ахти, не инквизиторская модель, да и ерунда это против мрази из зазеркалья, но лучше, чем гражданская одежда на голую попу. Подняв пистолет, я ткнула стволом в кнопку. Створки разошлись в стороны, и я осторожными шагами двинулась внутрь. Черт, тоскливо-то как. Оглушить, опционально — убить нахрен, взять за шкирку и вышвырнуть эту погань раз и навсегда с борта «Телесфора».

Я так не держала оружие с сопливого детства: обеими руками, перед собой, так, чтобы смотреть только поверх ствола, чтобы наверняка попасть, даже если заморочит голову, и сенсорный спуск выставлен на минимальную чувствительность.

Олег даже не стал прятать свой черный сувенир с той стороны — просто поднял на меня взгляд.

— Знаешь, что это такое?

— Нет.

Черт, это я сказала? Я заговорила с ним? Какого…

— Я тоже не знаю.

Я смотрела, как чертова дура, на крохотную сферу тьмы, которая вяло кружила по раскрытой ладони, смешно подпрыгивая на пальцах. И вроде как надо бы выстрелить и закончить с этим, и вроде как все это понимаю, но стрелять не тороплюсь.

Олег снова оторвал взгляд от этого шарика.

— Извини, но ты выслушай сначала.

Извини? И тут до меня дошло: он меня ведет. Не гипнозом, не волевым приказом — какой-то другой техникой. Я не могу нажать на спуск и не могу сказать ни слова. Вот так все просто и неизысканно, что за версту разит зазеркальем.

— Скажу сразу: я понятия не имею, что с тобой делаю. И со всеми вами тоже. Просто делаю — и все. Ты ведь понимаешь уже, да?

Теперь — да. Это как снять повязку с глаз.

Мы не должны были брать его на борт, но его голос — голос «Маттаха» — оказался слишком силен. Мы ругались — с Дональдом, с Марией, — я кляла на чем свет стоит зазеркалье, но мы все ринулись исследовать порченую каравеллу.

Взяли на борт? Замечательно! Мы дважды должны были вышвырнуть ублюдка в космос. Первый раз — сразу после того, как он очнулся, второй раз, когда он проболтался про память с Макса-6. И ведь не пикнули! Олег одним махом стал своим, затерялся среди прочих проблем, и мы…

— Вы даже доверили мне роль, выдали дорогущий стелс-комбинезон.

Олегу было грустно. Очень плохо и грустно.

— Я вообще не понимал, что делаю… Как будто инстинкт, это как дышать. Мне хотелось остаться с вами — и я остался.

Остался. Он стал одним из нас, влез к нам, наводил свой чертов морок, бродил тут, как привидение, и вылезал тогда, когда был в самом деле нужен, когда не вызывал подозрений. Он шастал тенью, слушал нас, и ему хотелось большего: быть своим по-настоящему, ведь он уже понял, что живет на «Телесфоре», только пока действует его непостижимое колдовство. Но, увы, это лежало на поверхности, а вот глубже…

— …Я почти не сплю. Я вижу чужие сны, и не только сны с этой стороны изнанки. Те, другие сны иногда приходят и наяву. Мне и слов-то не подобрать, чтобы описать тебе, как это по-другому, не по-нашему. А потом я вдруг начал видеть полевую структуру. Представляешь? Какой-то сектор зрения стал словно бы… Сканером. Это продолжалось два дня.

Он контролировал себя. Олег, черт побери, держал себя в руках, хоть и рассказывал несусветную ересь, хоть и сидел под прицелом — с четкой перспективой улететь через воздушный шлюз. А еще — он не сошел с ума от всех этих дурацких возможностей: бесполезных, спонтанных, по большей части непонятных. Пока что не сошел.

— …Вот этот шарик, Алекса. Может, я могу взорвать им «Телесфор». А может, он укорачивает мне жизнь, пока я с ним играю. А может, это просто какая-нибудь штука, которая вообще не нужна в этом мире.

Он придвинулся так, что уперся лбом в ствол «талдама». Я почувствовала, как дернулся ствол, когда Дюпон с усилием нажал на него, будто стараясь вогнать оружие себе в голову.