Компромат на кардинала - Елена Арсеньева

Петр насмешливо присвистнул за спиной, и Сергей поспешно отвел глаза. Ну и чего ржать? Петр хоть и симпатичный парень, но у кого при взгляде на него замирает сердце? А когда девчонки смотрят на Сергея – он просто физически ощущает, как замирают эти самые сердца.

С другой стороны, Петр умный парень. Сильный, решительный. Уж его точно не подловил бы тот сволочной меняла, как подловил он Сергея. Ну а окажись Петр в тяжелой финансовой ситуации, он уж нашел бы деньги, как миленький нашел бы! Снял бы бабенку, а то и двух, причем так повел бы себя, что они еще и рады были бы ему заплатить за доставленное удовольствие. А то и с мужиком каким-нибудь переспал бы.

Ох, нет. Только не это! Сергею сразу вспомнились липкие, маслянистые, паутинные слова Малевича…

– Ребята, нам пора, – Петр вскочил со стула. – Серж, соберись, ну что ты какой-то сонный? Все, работаем!

Никогда он не получал так мало радости от танца. Всегда это было полное самозабвение, полет какой-то, что бы он ни танцевал: танго или показушку, придуманную Петром чисто для сугреву публики и денег для. А сегодня все было отравлено мыслями о тех двоих, как они ржали над ним, наверное, вспоминая выражение ужаса на его лице. А может быть, и этим его не удостоили, небось даже не вспомнили его через минуту, он для них – один из множества лохов, которых они обирают. Встретятся через день-другой случайно на улице – и не узнают друг друга. Нет, он узнает, узнает, особенно менялу. Того, другого, может, и не сразу, а менялу – с первого взгляда, где бы ни свела их судьба. Сунет ему под нос этот несчастный «one dollar» и скажет: «Махнем не глядя, козел драный?» Или как там его называл подельник?

Он и хотел забыть об этом хотя бы на время, но унижение томило, казалось все больше, все сильнее, с каждой минутой, как будто его усиливали эти аккорды, и движения, и световые удары стробоскопов. Вдобавок сегодня публика в «Рэмбо» была какая-то странная, не то чтобы вялая, а как бы занятая только собой, их мало интересовало, что происходило на эстраде, а может, это они, танцоры, плохо работали, зажечь зрителей не могли, потому что настроение Сергея невольно передалось ребятам, они взвинченные стали, злые, даже профессиональная привычка «держать лицо» сегодня помогала мало. А уж когда к сцене вдруг подошло это… мальчик-девочка…

Сексуальное меньшинство.

Оно было в юбочке, черные колготки обтягивали поганенькие ножки, у него был подложен бюст и так размалевано лицо, что куда Женьке, которая в принципе очень любила краситься! Волосы у этой ошибки природы были подстрижены нормально, по-мужски, не патлы какие-то, хотя уж лучше бы он патлы отрастил, это ему как раз пристало бы. Сергей уже видел таких недоделков, их ведь теперь развелось, как тараканов в панельном доме с мусоропроводом. Как-то раз, помнится, танцевали в клубе, где обычно собирались голубые, так эти в юбочках там пачками шлялись, как ни в чем не бывало. Будто это так и надо – парню напяливать женские тряпки и изображать из себя девчонку. Петр с ними совершенно нормально себя чувствовал, а Сергея трясло от детского страха, он боялся даже в туалет сходить, честное слово, как будто они там только его и ждали, – нет, не эти «крошки», а другие, те, кто «крошек» имеет, кого тоже было в том клубе полно, они щипали «девочек» за задницы и поливали Сергея откровенными взглядами. Уж на что Женька у них девочка ко всему привычная, повидала много разного-всякого (небось повидаешь, танцуя в ночных клубах), так даже и она сказала с откровенным беспокойством: «Держись лучше ко мне поближе, как бы тебя тут не изнасиловали, честное слово!» Это что за времена настали, если парень должен под юбку девчонке прятаться, спасая свою, так сказать, честь?! А что ему еще оставалось? Они с Женькой были в тот вечер как попугаи-неразлучники, чуть ли не целовались взасос публично, хотя в принципе относились друг к другу достаточно прохладно: она считала Сергея классным танцором, но по жизни слабаком, а он ее – слишком сильной, слишком независимой. Она ему не нравилась – прежде всего потому, что он не нравился ей. Но в тот вечер Женя показала себя настоящим товарищем, все сделала, чтобы дать понять этой публике: хорошенький черноглазый мальчонка не про них, руки прочь, он нормальный и другим быть не намерен! Обошлось. Но вспоминал Сергей об этом вечере с отвращением, и сейчас так подкатило к горлу, когда увидел томный взор, обращенный на него!..

– Тебе тут просили передать… – жеманно, закатывая глазки, сказала ошибка природы. – С тобой хотят поговорить… Подойди к третьему столику – не пожалеешь… – И существо вздохнуло, вздымая искусственный бюст.

Петр, услышавший этот разговор, вытянул шею и принялся вглядываться в задымленный полумрак. Уж неведомо, кого он там увидел, однако на лице его вдруг мелькнуло завистливое, ревнивое выражение, губы обиженно поджались. Впрочем, он тотчас овладел собой и даже смог улыбнуться:

– Лапочка, ты иди, мы пока работаем, мальчик занят, ты же видишь. Вот закончим выступление, тогда уж…

Сексуальное недоразумение послушно отвалило, поиграв на прощание накрашенными глазками. Сергей, конечно, подумал, что Петр решил его выручить, избавить от ненужного знакомства, и с благодарностью улыбнулся, но лицо того осталось серьезным и озабоченным. И вдруг Петр шепнул, стараясь, чтобы не слышала Женя:

– Имей в виду, бабок у этого дядьки – нам и не снилось. Он не жмот. И не какой-нибудь кретин, с которым даже и поговорить не о чем. Настоящий мужик. Я-то знаю, можешь поверить. – И снова промельк того же ревнивого, жадного выражения. Но тут же – косая улыбочка: – И это уж точно будет твой собственный заработок, никаких комиссионных я с тебя не спрошу, хотя, наверное, следовало бы. Не только я от него, но и он от меня кое-чему научился. Конечно, если б знал, что ты ему понравишься, я бы и сам вас познакомил…

Тут, к счастью, ударила музыка и разбросала их в разные углы эстрады. Сейчас у Сергея был довольно долгий выход с Женей, поддержки трудные, а она в последнее время что-то поправилась, аж руки оттягивала, но он сейчас никакой тяжести не ощущал, швырял и бросал ее без всякого напряга, как перышко, а мыслей в голове не было ни одной – только муть какая-то, из которой почему-то выглядывало лицо Малевича и бормотало вкрадчиво: «Парню принимать от бабы деньги – дюже погано. Однако если он берет деньги у друга… Хочешь, назову тебе навскидку пятерых почтенных людей, которые Сержа сделают не просто богатым, но очень богатым человеком и откроют для него путь на самый гладкий паркет?»

– Не будь дураком, – пробормотал кто-то рядом.

Рожа Малевича исчезла, Сергей с благодарностью оглянулся на Петра – это был он, его голос, – но Петр, видимо, решил, что Сергей чего-то не расслышал, и повторил:

– Не будь дураком. Не пойдешь – пожалеешь, честное слово, ты уж мне поверь!

Их опять разметало по эстраде.

«Да ведь Петька был любовником того мужика! – наконец-то дошло, доехало до Сергея. – Наверное, оттуда были его бешеные деньги, когда он весной машинку купил, прикид обалденный завел, вообще из карманов у него так и сыпалось. А потом поджался, резко поджался… Наверное, тот дядька его бросил, а Петр никак не может успокоиться».

Кто-то чувствительно наступил на ногу, и Сергей увидел лютые Женькины глаза. Ах да, музыка-то кончилась, а он даже и не заметил, начал было танец снова, и ее за собой потащил.

Раскланялись, пошли к ступенькам. Глаза Петра азартно поблескивали, и Сергею вдруг захотелось остаться на эстраде и никуда не уходить. Танцевать, танцевать… Когда танцуешь, все уходит. Плохое, хорошее – все это перестает существовать. Отлетает! Танец – это другой мир: только счастье, синее такое, сверкающее. Музыка, движение, красота – и больше ничего в жизни не надо. Ты танцуешь в центре паркета – чемпионы танцуют в центре! – ты летишь, и все на тебя смотрят, и восхищение пронзает тебя, как стрела. За это и умереть не жалко. Если бы можно было танцевать всю жизнь и умереть на паркете!

И снова высунулся из смятения мыслей Малевич, но не такой, каким Сергей его знал, а почему-то с маленькими рожками на голове, и сказал лукавым голосом:

– Хочешь, назову навскидку пятерых почтенных людей, которые тебя сделают не просто богатым, но очень богатым человеком и откроют путь на самый гладкий паркет? И сто баксов выложить, чтобы тебя из беды выручить, – это для них легче, чем плюнуть?

И добавил, придыхая, теперь уже голосом Петра:

– Бабок у этого дядьки – нам и не снилось. Не пойдешь – пожалеешь…

Сергей на ватных ногах начал спускаться с эстрады и вздрогнул, услышав рядом:

– Добрый вечер.

От страха аж в горле пересохло – все, тот тип не стал дожидаться, пока Сергей подойдет к его столику, сам приперся, и сейчас надо будет что-то решать, не отговоришься, мол, выступать надо: программу они отработали, Сергей совершенно свободен… Но улыбающееся круглое лицо показалось ему знакомым. Да ведь это Мисюк!