Грехи и погрешности - Алексей Владимирович Баев

– Слушай, пап, а как там Ыги? Вы сейчас-то с ним видитесь?

Вместо ответа Владислав Андреевич встал из-за стола и красноречивым жестом позвал дочь за собой…

Они стояли у самой кромки воды. Стемнело уже настолько, что разглядеть что-то было почти невозможно. Но тут внезапно из-за туч показалась луна. Яркая, полная. Она зависла прямо по курсу спасительным прожектором, высветив на море сияющую дорогу. Владислав Андреевич сложил руки рупором и громко крикнул:

– Ыги, Ыги! – выдержал паузу и повторил: – Ыги, Ыги!

Через пару минут лунная дорожка пошла рябью и из воды что-то показалось.

– Смотри-ка, приплыл, – искренне восхитилась дочь.

– А как же? – проговорил отец. – Гляди!

Он поднял руки и активно заработал пальцами. По привычке. Хотя мог этого не делать – теперь они с Ыги прекрасно понимали друг дружку без слов. Сурдо-язык выполнил свою задачу. Контакт налажен.

– Что ты ему говоришь? – Вера, как непоседливый ребёнок, запрыгала от нетерпения. – Па-ап! Ну, что-о?!

Когда дельфин скрылся, Владислав Андреевич ответил:

– Я сказал, что привёл познакомить с ним свою дочь.

О том, что поведал, как расстроен Вериными неприятностями, решил умолчать.

– Правда? И что дальше?

Не успела Вера договорить вопрос, Ыги вынырнул из воды и быстро подплыл почти к самому берегу, замерев на мелководье. В блестящем клюве что-то белело.

– Не бойся, дочь. Иди, поздоровайся с ним, – произнёс Владислав Андреевич.

Вера, скинув с босых ног незашнурованные кеды и завернув до колен джинсы, вошла в холодную воду. Наклонилась к дельфину, погладила его по блестящей голове и почти бегом вернулась на берег, держа что-то в руке. Сунув ноги обратно в шкеры, она дёрнулась от холода – брр! – и, стуча зубами, произнесла:

– Г-гляд-ди, п-пап! Ыг-ги п-принёс м-мне п-подарок.

На раскрытой ладошке лежал плоский белый камушек с дырочкой.

– Ух ты! Куриный бог? – улыбнулся Владислав Андреевич.

– Ага, – кивнула Вера, поплотнее закутавшись в отцовскую тёплую рубаху, которую накинула перед выходом. – Только, наверное, не куриный, а этот… дельфиний. Да?

– А есть большая разница, дочь? – Владислав Андреевич обнял Веру за плечи, и они не спеша пошли с пляжа. – Главное, что Ыги пожелал тебе удачи. А уж с крыши какого курятника она на тебя свалится, не имеет, по-моему, совсем никакого значения.

Про себя же подумал: «но то, что теперь удача к тебе обязательно придёт, сомнений нет. Ни малейших».

И улыбнулся. Просто так.

В никуда.

Своим мыслям.

И ему. Ыги.

Парамарибо, Монтевидео…

Этой ночью наконец-то выпал снег. Да, поздно – в самом конце декабря. Но зато не тот, что, пролежав кое-как до обеда, превратится в грязную дорожную кашу, а самый настоящий. Долгий, как зовут его старики. Такой, который укроет землю если и не до весны, то до серьёзного многодневного потепления, что ныне случается почти ежегодно. Нет, ну виданное ли дело, чтоб в январе на деревьях почки набухали? Верно, раньше невиданное. А нынче…

Саныч накануне отметил юбилей. Спасибо правнукам, все хлопоты взяли на себя.

– А тебе, дед, предстоит самое трудное, – говорила за неделю до события Даша, младшая и самая любимая. – Ты парадно оденешься, приедешь к шести в «Звёздный», усядешься во главу стола и будешь весь вечер принимать поздравления. Думаешь, это легко – бесконечно всем улыбаться и всех благодарить? Все эти дурацкие тосты выслушивать? Озвереешь, дед!

– Да уж, озверею, – вздохнув, кивнул Саныч. – Дашут, может, ну его? Не надо всего этого, а? Посидим тихонечко у меня. Только своими.

– Дед, даже свои к тебе в квартиру не поместятся, – сказала Даша, обняла Саныча за плечи и легонько его встряхнула. – И вообще – не начинай! Мы с Лизой и Сашкой и так с ног сбились, пытаясь всё устроить. Полагаешь, легко было зал найти с приличной кухней? Новый год на носу, между прочим. Все приличные кабаки, и неприличные, кстати, тоже, давно под бронью. Корпоративы ж идут.

– Вот и я говорю, Дашут: может, не стоит? – попытался встрять Саныч.

– Всё, я сказала! Разговор окончен, – оборвала старика Даша, чмокнула его в щёку, поднялась с дивана и упорхнула в прихожую.

Через минуту заглянула в комнату уже одетая, улыбнулась, ослепив деда блеском антрацитовых глаз и белоснежной улыбкой. Помахала ручкой, затянутой в пушистую варежку.

– Я побежала, пока! Тебя запереть?

– До свидания, Дашута, – кивнул Саныч и, скрипнув диванными пружинами, отвалился на спинку. – Беги уже, сам закрою…

Новая лопата оказалась и впрямь достойной. Чудо как хороша! Лёгкая, что твоя пушинка, черенок длинный, по росту, с хитрым нескользким покрытием. Саныч шёл от подъезда к подъезду как трактор, оставляя за собой идеальную, шириной в метр, дорожку – встречным разойтись хватит, проверено годами. Снег разлетался в разные стороны, оставляя на обочинах невысокие пока отвалы.

Сквозь чистый утренний воздух донеслась незатейливая колокольная мелодия, закончившаяся отмеренными по секундам басовитыми ударами. Часы невидимой со двора башни пробили семь. Скоро люди выходить начнут. А как же, работу никто не отменял.

Саныч, чьё отличное настроение просто било в атмосферу чуть не фейерверками, проходя последние метры, запел себе под нос:

– Папамарибо, Монтевидео, буэнас диас, аморе Леа…

Песенка была старая, из прошлой жизни. Да ещё и осталась где-то там, за тысячи вёрст. Правду сказать, всю песню Саныч толком уже и не помнил. Лишь эти несколько слов…

– Доброе утро, Пал Саныч! – Вот и Дмитрий, сосед по балкону, на работу побежал. Как всегда, первый.

– Здравствуй, Дима, – ответил старик, сделал последний бросок и, выйдя на уличный тротуар, уже расчищенный трактором, разогнулся. Повернулся к знакомому лицом. – Смотри-ка, аккурат к твоему выходу успел. Как тебе нынешнее утро?

– Супер, Пал Саныч! – жизнерадостно улыбнулся мужчина. – А мы с женой как раз вчера поспорили, будет к Новому году снег или нет. На шампанское и эту… шоколадку.

– Ну и как, выиграл? – спросил Саныч, воткнул лопату в отвал, снял рукавицы и достал из кармана платок – вытереть пот со лба.

– Как же, выиграешь у неё! – весело воскликнул Дмитрий. – Давно заметил, с бабами лучше не спорить.

– А что ж спорил-то, коль заметил? – подмигнул мужчине Саныч.

– Так пристала, как банный лист к мокрой жопе! – делано возмутился Дима. Но весь вид его говорил о том, что сам он был вовсе и не против таких развлечений.

Саныч отошёл чуть в сторону, давая Дмитрию дорогу. Но тот не уходил. Начал нерешительно переминаться с ноги на ногу. Старик пристально посмотрел ему в глаза.

– Спросить чего хотел? Спрашивай. Смогу – отвечу.

Дима