Одинокий голос в темноте - Л. Лилич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комната Ричарда.
«Его вещи, наверное, тоже никто не трогал, — проскользнула мысль. — Либо все отдали на благотворительность».
Она задумалась, как отреагируют родители, если блудный сын все же вернется домой. Может, сердце Гейла Томпсона смягчится при виде раскаявшегося любящего сына, а может, все станет только хуже. Эми была бы счастлива увидеть брата еще хоть один раз. В отличие от отца, она не имела таких категоричных принципов и была готова дать провинившемуся шанс. Вспоминает ли Ричард о своей семье? Может, он приходил, но передумал возвращаться, стоило только увидеть, что они научились жить без него? Словно старшего сына никогда и не существовало.
Эми перевернула страницу своего детского альбома для рисования. Очередная картинка — опушка среди редких деревьев. Яркий зеленый фломастер напоминал кислоту, готовую вот-вот разъесть бумагу, а изумрудно-голубое небо вышло слишком нереалистичным. Эми помнила день, когда зашла далеко от дома, чтобы порисовать на природе. Выводить на страницах просто зеленые холмы рано или поздно надоедало, то ли дело поле с красивыми цветами. Причем не такими изнеженными, как в огороде Лауры, а какими-то более настоящими, дикими, но прекрасными. Она хорошо помнила взволнованную и вместе с тем уставшую улыбку Ричарда, отправившегося ее искать, как он посадил сестру на велосипед и, не говоря ни слова, доставил обратно. Позже он признался, что очень сильно хотел выпороть ее за побег, но сдержался.
Следующая страница. Семейная картина. Отец возле лошади, мать около корзинки фруктов, Эми с карандашами в руках и Ричард с длинной палкой. А может быть, тростью. Или прут? Слишком мало деталей.
«Теперь сбежал ты. Мне тоже следовало бы тебя выпороть? — шутка не показалась Эми смешной, улыбка вышла скудной, а через пару секунд и вовсе увяла. — Ричард не мертв. Он далеко, но с ним все хорошо. Пусть возвращается, он уже достаточно себя наказал». Смерть лучшего друга наверняка сломала Ричарда. Эми не сомневалась, что тот случай — ужасная ошибка, нелепая роковая случайность. Не мог ее брат просто забить насмерть Коула.
С первого этажа послышался грохот от закрывшейся со всего размаху двери, а потом тяжелые переваливающиеся шаги, направившиеся в сторону лестницы.
— Эми? Ты там? Спускайся!
Эми тут же забыла обо всем тревожном и плохом. Как в детстве, только заслышав этот голос, она подорвалась с места, понеслась в сторону лестницы. Боль в животе умерила ее пыл, пришлось спускаться со всей осторожностью.
С распахнутыми объятиями ее ждал Гейл Томпсон. Он даже не снял свою любимую кепку, сразу пошел к дочери. Эми увидела его широкую улыбку и послала ему такую же искреннюю, ответную. Когда на плечах оказались эти мозолистые мужские руки, а в нос ударил четкий запах дешевой и запоминающейся надолго пены для бритья, она наконец в полной мере ощутила себя счастливой. Ну, почти. Где-то внутри все еще крылась тьма, от которой нельзя избавиться так быстро.
— Привет, пап. Давно не виделись.
— Да уж. Но повод ты выбрала такой себе, — он отстранил ее от себя, чтобы посмотреть в лицо. — Теперь все в порядке?
— Да, — не задумываясь, ответила Эми, за что получила похлопывание по плечу.
— Я знаю. Ты девочка сильная, тебя не так просто сломить. Пойдем на кухню, мама твоя пирог уже приготовила.
Он ушел, а Эми осталась, пригвожденная к месту. Гейл действительно думает, что его дочь не так просто сломить? Она вспомнила себя лежащей в слезах и крови, услышала собственные стоны в ушах. Если бы не странный голос в голове, Гейл сейчас бы нес цветы к ее могиле. Она не превратилась в суперсолдата, которого «не так просто сломить». Но Эми не стала говорить этого на кухне, прекрасно понимая, что не стоит так реагировать на простую поддержку. Кровавые подробности она приберегла, чтобы не портить никому аппетит.
— Ты поступила правильно, пойдя за Клариссой, — тихо произнес Гейл, смотря на Эми тем самым глубоким взглядом, который обычно гипнотизирует окружающих. — Нужно защищать то, что тебе дорого и тех, кто дорог. И мириться с последствиями своих поступков.
Эми кивнула головой. Очевидно, что последнее предложение было камнем в огород ее брата. Простым напоминанием, где кончаются границы дозволенного. Отец не стал сердиться за то, что она, вооружившись ножом, напала на своего потенциального убийцу. А может дело в том, что Саймон все же выжил. В любом случае сейчас, сидя пред ним, она заслужила искупление, которого не получить даже у священника. Эми чувствовала себя прощенной. В этой семье все еще есть место для нее. Какое счастье.
— Вам что, пирог не нравится? — решила перевести тему Лаура, когда все самое главное было обсуждено. — Я ведь старалась!
— Нет, мам, все хорошо. Очень вкусно.
— Тогда возьми еще кусок.
— В меня не влезет.
— Что не влезет — папа доест.
Гейл возмущенно вздернул подбородок.
— Я шавка что ли какая объедки со стола собирать?
Все засмеялись, потому что знали — Гейл всегда за всеми доедал. Мог даже съесть чужую порцию целиком, если задержаться и не прийти вовремя к столу. У него был поистине бездонный желудок… и при этом скудная жировая прослойка. Можно было только позавидовать.
Первый день в родительском доме прошел замечательно. Эми помогала по хозяйству, снова как в детстве проводила много времени с животными и позабыла обо всем. Такое времяпрепровождения не могло не подействовать исцеляюще на ее разум. Ближе к вечеру она вспомнила о Дереке. Оставив родителей перед телевизором, она накинула на плечи короткий плед, после чего вышла во двор. Ее встретила вечерняя прохлада, Эми подняла голову к небу и вздохнула всей грудью, а потом быстро выпустила воздух из легких.
Участок ее родителей находился в отдалении от остальных, хотя это и типично для Кеттлуэлла. Задний двор огородили низким каменным забором, который не закрывал прекрасный вид на природный пейзаж — огромное зеленое пространство, где кроме травы ничего нет. И так до самого горизонта, только с севера можно заметить редкие появляющиеся то тут, то там деревья, переходившие постепенно в небольшой лес. Для ребенка все здесь казалось скучным, но взрослые находили вид умиротворяющим, а жизнь — спокойной.
Эми взяла складной стул, стоявший у стены дома возле большого цветочного горшка с белыми гвоздиками, и села. Перед ней открывались бескрайние поля, уходящие в подступающую тьму. Солнца
