Фельдмаршал в бубенцах - Нина Ягольницер

отвага. Я отпущу тебя на сегодня. Но не забудь: если ты мастер рассказывать сказки, то инквизиция все равно тебя отыщет. Хорошие сказочники у нас в цене. Пошел вон.

Сверчок неуверенно поднял глаза на монаха и стремглав бросился прочь.

После бегства незадачливого осведомителя отец Руджеро устало откинулся назад, опершись спиной о стену.

«Шлем и гарда». Всего в паре кварталов… Неужели после стольких лет поисков, отчаяния, бестолковых, подчас ужасающих ошибок он так близок к цели? Неужели Господь согласился все ему простить?

Монах потер лицо обеими ладонями, вдруг ощутив, что дурно выбрит. И эта пустая мысль подняла в душе волну незнакомого бесшабашного веселья. Какая чушь. Каким смешным и ребяческим кажется все это сейчас. Ряса, в которой безбожно жарко, тонзура, колющийся клобук и царапина на правой щеке. Дурацкий, приросший к нему маскарад. Еще несколько дней. Только не спешить, не наделать лишнего сгоряча. Выбрать удачный момент. Прийти туда, в тратторию «Шлем и гарда». И история всего мира повернет на другой путь.

Руджеро крепче прижал ладони к лицу, чувствуя, как глупо и бесхитростно улыбается, снова едва сдерживая нелепые слезы.

Глава 11. Кредитор

Дни тянулись раздражающе медленно. Служба была скучна, да оно, возможно, и к лучшему. Слишком занятные будни солдата — знак недобрый. Годелот понимал это, но все равно тосковал.

Отношения с однополчанами меж тем окончательно наладились. Шотландца нередко приглашали посидеть за кружкой в одном из окрестных трактиров, и он начал даже поигрывать в кости, к чему прежде не имел ни малейшей тяги. Шутник Карл и вспыльчивый Морит уже числились у Годелота в закадычных приятелях, а история с выплеснутым в лицо вином перешла в богатый архив забавных полковых баек.

Первые дни после встречи с Пеппо Годелот пребывал в полной душевной гармонии и с нетерпением ожидал новостей. Омрачала оптимизм шотландца только тягостная досада от твердого ощущения: с доктором Бениньо ему больше не поладить.

Врач ничем не выказывал враждебности к Годелоту. Он здоровался с ним так же сухо и корректно, как со всеми прочими. Но именно поэтому шотландец знал: Бениньо лишил его своего доверия. Теперь он стал для герцогского врача лишь одним из гарнизонных солдат, и не более.

Это осознание доводило Годелота до лютого, неистового бешенства на себя. Поддавшись секундной ярости, не сумев держаться достойно в ситуации, когда не было права на ошибку, он потерял единственный козырь, который ему так щедро сдала в этом доме судьба. Он лишился влиятельного союзника, лишился именно сейчас, когда так много вопросов начали обретать зыбкие ответы и когда этот союзник был ему особенно необходим.

А кроме того, отметая в сторону давно осточертевшую ему паутину интриг, Годелот понимал, что ему отчаянно не хватает доктора. Их странной и хрупкой духовной связи. Суховато-иронических наставлений, ошеломительных открытий, невероятных рассказов. Коротких жестких суждений, переворачивавших привычный мир подростка с ног на голову. Заставлявших его пристально вглядываться в обыденные вещи и обнаруживать в них неведомые прежде чудеса.

Дни тянулись своим чередом, попеременно заполненные то скукой, то нехитрыми солдатскими развлечениями, пока не наступил очередной ничем не примечательный вечер. Гарнизон едва успел отужинать, когда явился капрал Фарро и сделал неожиданное объявление: мальчик-скороход занемог, и есть подозрение на корь, порой называемую малой оспой. Болезнь превесьма неприятная да к тому же люто заразная. А покуда бедолага изолирован от прочих обитателей особняка до выяснения, чем же он все-таки хвор. Все же до единого, кто проживает в доме, должны поочередно явиться к доктору для спешного осмотра на предмет угрозы эпидемии.

Солдаты отнеслись к новостям по-разному. Кто-то за плоскими шутками прятал заметное беспокойство, кто-то вовсе безразлично пожал плечами, но приказы не обсуждаются. Без лишних разглагольствований распределившись по старшинству, гарнизон особняка потянулся к доктору Бениньо. По мере осмотра никто еще не был признан больным, поэтому напряжение понемногу спадало, и к тому моменту, как подошла последняя очередь, Годелота, — корь успели с общим облегчением снять с повестки дня, хотя врач и предупреждал о малопонятном «периоде инкубации».

Соратники уже удалялись вниз по лестнице, почтительно стараясь не громыхать сапогами. Морит, обернувшись, помахал шотландцу:

— Догоняй! В караулке подождем!

Тот натянуто кивнул в ответ и подошел к знакомой двери, чувствуя себя так, будто за ней скрывался приснопамятный каземат инквизиции. Взялся за ручку и несмело вошел.

— Добрый вечер, господин доктор, — хрипловато произнес Годелот и откашлялся.

— Входите, Мак-Рорк, — деловито отозвался врач, звеня чем-то в недрах объемистой корзины. — За вами еще кто-нибудь есть?

Подросток попытался говорить тверже:

— Нет, господин доктор, я последний.

Бениньо еще некоторое время шумно звенел склянками, а затем уронил руки на стол и замер.

Годелот с полминуты постоял неподвижно, потом негромко спросил:

— Доктор… мне нужно что-то сделать? Снять колет или… что-то в этом духе?

А врач обернулся к юноше и посмотрел ему прямо в глаза знакомым, совсем прежним взглядом.

— Нет… не нужно… — пробормотал он. — Садитесь, Годелот. Мне… очень надо с вами поговорить.

Шотландец секунду помедлил, машинально огляделся и двинулся к тому самому креслу у камина, в котором сидел в прошлый раз. Опустившись в его мягкое нутро, он замер, следя за доктором. Сердце взволнованно заколотилось. Неужели сейчас что-то изменится?.. Но почему Бениньо выглядит таким растерянным и подавленным?

А врач тоже подошел к камину, сегодня холодному и темному, сел напротив солдата и хмуро потер лоб сжатыми пальцами обеих рук.

— Годелот. Мы с вами совсем не общались в последнюю неделю. Полагаю, нам обоим стоило обдумать тот непростой разговор. Надеюсь, вы сумели… прийти к каким-то разумным выводам. — Он снова вздохнул. — Впрочем, я не об этом хотел поговорить с вами. Я лишь надеюсь, что тот вечер не сделал меня… вашим врагом.

Подросток озадаченно пробормотал:

— Вовсе нет, доктор, что вы… Напротив. Я думал, что вы не простите мне того случая. Я вел себя тогда, как…

— …как глубоко порядочный, но глупый мальчишка, — отрезал Бениньо. — Оставим это, Годелот.

Губы врача передернулись. Он побарабанил пальцами по подлокотникам кресла, глядя куда-то в угол за спиной шотландца, а потом продолжил с видимым усилием:

— Друг мой. Ваши однополчане будут ждать вас. Поэтому я перейду к делу, хотя, право, чувствую себя препаршиво, говоря с вами об этом. Годелот, мне нужна ваша помощь. Очень нужна. Поверьте, я не стал бы обращаться к вам, будь у меня иной выход. Но… вы единственный, кому я могу доверять. Не потому, что мы друзья. Просто потому, что вы действительно честный человек, еще не тронутый гнильцой прагматизма и