Прозрение - Михаил Бурцев

О трудностях ведения боевых действий в условиях города говорил и член Военного совета армии генерал-лейтенант К. А. Гуров, политработник еще со времен гражданской войны, получивший свой первый орден Красного Знамени за разгром банды Унгерна.

- Командующий интересуется причиной внезапного появления представителя Главного политического управления, - сказал он.

Выяснилось, что в армии не особенно поддерживали предложение об отправке пленных в котел. Впрочем, точка зрения менялась: Военный совет уже принял решение широко оповестить вражеских солдат об обращении к ним А. И. Еременко и К. К. Рокоссовского.

Член Военного совета предложил провести семинар дивизионных пропагандистов:

- Их давно не собирали, а сейчас и повод есть. К тому же они неподалеку...

Я, разумеется, не возражал. Вскоре в землянке появились восемь молодых, крепких, опаленных порохом и дымом офицеров. Первым выступил старший лейтенант Циткин, инструктор политотдела 13-й гвардейской дивизии. На его груди два боевых ордена. Он отлично владел "личным оружием" окопной громкоговорящей установкой, создал при политотделе и в частях актив агитаторов - рупористов, дикторов, распространителей листовок. Перед боем проводил беседы с бойцами штурмовых отрядов, рассказывал им, что дает работа с рупором и листовкой. Последнее меня особенно заинтересовало, и я, не удержавшись, невольно перебивал его:

- В чем же конкретно выражается ваша агитация?

- Разъясняем, что единственный выход из котла - это сдаться в плен. Райской жизни не обещаем, но безопасность гарантируем полную, а также еду, лечение, работу, пока война идет, а после нашей победы - и встречу с семьей. Напоминаем о льготах для тех, кто переходит добровольно, - прежде всего, конечно, первоочередное возвращение на родину, для чего имеются специальные удостоверения. Если наши штурмовые группы проникают в опорные пункты, многие немцы тут же поднимают руки. И почти у всех - листовки.

Циткин с похвалой отозвался об окопной громкоговорящей установке:

- ОГУ помогает нам держать "живую связь" с противником.

Политрук Лобанов, инструктор политотдела 284-й стрелковой дивизии, начал с того, что пожаловался на отсутствие у него ОГУ! получить ее "самая большая мечта на сегодняшний день". Главным своим делом, пока нет "кричалки" (так любовно прозвали в армии МГУ и ОГУ), он считал своевременную доставку в расположение противника листовок, которые либо присылает политотдел армии, либо он сам печатает на шапирографе. В каждом взводе у него есть "персональные" распространители, всего же по дивизии их "более сотни". В атаку они всегда идут с запасом не только боевых, но и "бумажных" патронов. Распространители листовок открыли личный счет - кто и сколько доставил листовок противнику, иногда "прямо к входу в опорный пункт". За полтора последних месяца они распространили десятки тысяч листовок. Пятеро активистов удостоены медали "За боевые заслуги": с листовками, распространенными этими активистами, пришли пленные...

- Политрук Лобанов также представлен к правительственной награде, заметил генерал Васильев.

Слово предоставлено старшему лейтенанту Никитину, работнику политотдела 95-й стрелковой дивизии. Никитин в дивизии новичок (его предшественник мужественно погиб, не выпустив рупора из рук). Он рассказал о "вчерашнем случае". Дело было так. Сразу же после атаки штурмового отряда пропагандист провел агитпередачу, обращенную к солдатам опорного пункта 305-й немецкой пехотной дивизии. Атака и агитпередача были успешными. 9 солдат с белым флагом поднялись на вершину высотки. К ним навстречу пошел наш лейтенант. Но в это время гитлеровцы открыли по солдатам пулеметный огонь, убили четверых. Остальные разбежались. Лейтенант привел только одного. Немецкого солдата била нервная дрожь. Лязгая зубами, он пробормотал: "Стрелять могли только офицеры, герр командёр..."

Затем выступили старший лейтенант Ямпольский (92-я стрелковая дивизия), старший политрук Миллер (45-я стрелковая дивизия) и другие пропагандисты.

Складывалась общая картина боевой агитации, которая строилась применительно к условиям уличных боев. Сочетание ее с боевыми действиями штурмовых групп и отрядов приносило определенные результаты, пусть, на первый взгляд, и не очень ощутимые, но ведь и вод$ камень точит... И если все еще не было массовой сдачи в плен, то потому только, что немцы не потеряли надежды на деблокирование. С десяток раз кряду фельдмаршал Манштейн ежедневно радировал окруженным: "Держаться! Мы идем на спасение!" Его призывы транслировались повсюду, где были радиоприемники, и едва ли не каждый немецкий солдат знал, что из района Котельникова и Тормосина движется к нему на спасение до 30 дивизий специально созданной Гитлером группы армий "Дон" под командованием Манштейна.

Тем настоятельнее требовалось подрывать эту надежду на спасение, подкреплять пропаганду армейских и дивизионных политорганов деморализацией немецких солдат изнутри, а это мог сделать только "свой" - пленный или перебежчик, отпущенный с его добровольного согласия в свою часть. Военный совет, одобрив агитационную работу политотделов дивизий, санкционировал также ас-пользование пленных и перебежчиков для распропагандирования тех немецких солдат, которые еще колебались. Политработникам было обещано несколько О ГУ (две они получили буквально через пару дней).

Перед тем как покинуть КП армии, я вместе с генералом К. А. Гуровым побывал у командарма. Окруженный штабными офицерами, склонившимися над каргами-, генерал В. И. Чуйков был занят планом боевой операции. Вскинув голову на скрип отворяемой двери, он бросил вопросительный взгляд и, когда Гуров представил меня, полусердито промолвил:

- Слышал, слышал, что вы у нас гостите... Садитесь. - И командарм жестом пригласил к столу.

Мое сообщение В. И. Чуйков выслушал внимательно, не перебивая. Был он немногословен. В заключение сказал, как мне показалось, утомленно, видимо, говорил об этом не впервые:

- Действительно, заманчиво не просто уничтожить окруженного врага, а пленить его. Но эта задача, как я думаю, куда труднее первой. Следовательно, надо решать обе вместе. И мы это делаем, но, увы, - тут он поморщился, словно бы надкусил кислое яблоко, - пока без больших успехов.

Спустя много лет в одной из его книг я прочитал: "Уже слышалось, когда наступали холода, вместо: "Рус, сдавайся, буль-буль Волга!"-другое, радовавшее нас: "Рус, давай ушанку". Может быть, такие факты покажутся кое-кому не стоящими внимания, для нас же такие донесения о моральном состоянии войска противника имели большое значение. Мы пристально изучали эти настроения, делали из них собственные выводы". И я снова мысленно перенесся в декабрь 1942 года, вспомнил, как дней через десять после отъезда из 62-й армии меня разыскал в политуправлении фронта майор Шелюбский и возбужденно рассказывал о том, что большая часть пропагандистов уже на КП, первые добровольцы из перебежчиков отправлены в опорные пункты немцев, а число пленных, как и перебежчиков, стало увеличиваться.