Десант в настоящее - Владимир Яценко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неужели кроме шпаги у этого молодчика достаточно знаний и опыта, чтобы занять твоё место?
— Вполне достаточно, матушка Кселина, — заверил её Калим. — Дроздович, несмотря на свою молодость, — "и прозвище", добавил Калим про себя, — опытный солдат. Он без труда справится с должностью сотника.
— Похоже, у тебя нет никаких сомнений в том, что сегодня вечером умрёшь?
— Да, матушка, именно это я и хотел сказать!
— Тогда почему не спасаешь свою шкуру? — она наклонилась к нему, и Калиму показалось, что она заглянула на самое дно его памяти. Туда, где лежит старый хлам событий, забытых по давности лет или по ничтожности, или заботливо припрятанный рассудком от укоров совести. — Почему не соглашаешься с моим предложением, сотник?
Калим опять дрогнул под её натиском. Формальная процедура, обязательная перед дуэлью, предстала в каком-то новом для него свете.
— Боюсь, я не совсем понимаю, матушка…
— Ты умереть бойся, — всё также зло, с давлением перебила его Кселина. — А "не понимать" тут и вовсе нечего. Ждём призыва. Нужны люди, солдаты, чтобы крестьяне могли спокойно работать с землёй и возрождать расу. А ты ведёшь себя, как обиженный мальчишка! Уступи дорогу и сохрани себе жизнь! Там, — она ткнула пальцем себе под ноги, — через короткое время подрастёт молодёжь, и вновь будет тебе сотня. Ты нужен нам. Впереди большие перемены.
Она замолчала. И отвела от него взгляд.
Отпустило. Сразу стало легче дышать. Будто петлю на шею закинула… а потом взяла, да и бросила.
Калим провёл рукой по лицу. Рука стала мокрой от пота. Или она и была такой мокрой?
— Не упрямься: отдай Дроздовичу Дом и отправляйся в дальнюю разведку.
— С потерей гражданских прав? — уточнил Калим. Он полностью оправился от натиска Кселины. Сейчас он и себе не смог бы ответить, что его так напугало. — И при входе в Город отдавать оружие страже? И любой прощелыга сможет отхлестать меня, когда я буду сидеть в корчме за кружкой пива? А если я, сохрани меня Матерь, ему отвечу, то стража посадит меня посреди площади на цепь, и прислуга всего Города будет ко мне наведываться, чтобы выплеснуть на голову ведро с помоями?
Он вскочил. Он нависал над ней. Уважение к её сословию, впитанное им с детства, как необходимость дышать или умение ходить, не позволяли большего. Но настойчивость гостьи была неслыханно оскорбительной.
— И мои дети все эти дни будут держать взаперти своих детей, чтобы те ненароком не зашли на площадь? А если кому-нибудь из них не хватит ума сделать это, внуки будут кричать во весь голос: "Папа, смотри: это наш дедушка в дерьме на цепи сидит!"
Картина была настолько мучительной и яркой, что Калим, башней возвышавшийся над собеседницей, уже был готов обрушиться на неё, когда в комнату ворвалась Инита:
— Завтрак готов, господин. Матушка, извольте пройти с нами к обеденному столу.
— Мальчишка, — прошипела Кселина. — Ты нужен нам!
— Измените Закон, и я к вам на коленях приползу, — также шёпотом ответил Калим, быстро остывая.
— Мы не можем изменить Закон, — она тоже успокоилась.
— А я не могу изменить себя!
— Закон не мы придумали.
— Я тоже не сам себя родил.
* * *Круглосуточная охрана Внешних Ворот была частью Закона — набора правил, следовать которому значило быть свободным гражданином.
Ворота — материальное свидетельство промысла Матери, вещественное доказательство её бытия и заботы, — были стары, как мир. А может и старше. Этого никто не знал. Ворота были теми узелками, которые связывают звенья известного мира, кантоны, в единую цепь.
Внешние Ворота — другое дело. Массивная круглая металлическая плита, вросшая в скалу, закрывала проход на свободные пространства. Примерно раз в столетие она открывалась, и тогда начиналась Интервенция, великий Исход, означающий новую жизнь для большинства жителей кантона.
В соответствии с Уставом караульной службы, в случае открытия Внешних Ворот, караул обязан был незамедлительно пройти внутрь и опустить рычаг блокировки до упора вниз. В этом случае Внешние Ворота останутся открытыми до тех пор, пока последний гвардеец, замыкающий Исход, не поднимет рычаг вверх. Тогда они закроются и навсегда отрежут пионеров от привычной жизни. Внешние Ворота не открывались очень давно.
Пост назывался "глухим", и, не смея перечить Закону формально, фактически на него заступали либо с целью отоспаться, либо для обсуждения жизненно важных проблем, стоящих перед Гвардией её Величества.
А что может быть важнее смены командира?
Все были заняты подготовкой к дуэли. Официальных гостей ждали чуть позже: честь и этикет требовали неукоснительного соблюдения всех правил поединка. Никто не должен был усомниться в правах нового Калима, владельца Дома и всех его королевских милостей.
Поэтому, когда Лёпа истерически завопил, показывая рукой на скалу, поначалу все растерялись. Первым разобрался в ситуации Сопляк. Он развернулся в сторону открывшейся пещеры и, когда остальные только начали набирать скорость, уже мчался к Воротам во всю прыть.
Калим бежал последним.
"Вот это повезло, — потрясённо думал он. — Интервенция!
Я буду жить! Я сыграл по-крупному и выиграл. Согласись я с матушкой утром, быть мне простым ополченцем, охраняющим обоз…"
Из тёмного зева пещеры показался человек.
Калим притормозил.
О человеке в Законе ничего не было сказано. Стражники неслись прямо на него.
"В сторону, прочь с дороги", — закричали они в несколько голосов, но тот выхватил нож, выдвинулся им навстречу и приготовился к отражению атаки.
Калим остановился: действия незнакомца и его хладнокровие вызывали восхищение. Калим вытащил шпагу и только после этого шагом двинулся дальше. Судя по всему, незнакомец был опытным воином. Его нисколько не беспокоило превосходство противника ни в числе, ни в вооружении.
Из Ворот вышла женщина. Она что-то крикнула мужчине, тот ничего не ответил. Ворота начали закрываться.
Сопляк взвыл и бросился к плите. Остальные последовали его примеру, надеясь смести незнакомца со своего пути.
Данила и Жак выхватили мечи.
На какое-то мгновение всё смешалось. Было ощущение, что и незнакомец и девушка оказались погребёнными под телами гвардейцев.
Калим был уже шагах в десяти, когда понял, что происходит. Вернее, что произошло. Вот рука Сопляка, кто-то стоит на ней, но Сопляк не протестует, рука неподвижна. Ага, да это же Лёпа стоит на его руке. Нет, уже не стоит — бессильно опускается на землю, придерживая руками живот. Ребус и Жак, пролетев за спину незнакомца, с противным хрустом врезались в стену, отлетели от неё и как-то нехорошо замерли в неестественных позах. Данила отскочил вбок, держит меч у груди. Лицо в крови. Он силится что-то сказать, но из разбитых губ только пузырится кровавая пена…
Незнакомец стоит в высокой стойке, держа нож у переносицы, указательный палец по лезвию. Левая рука будто прикрывает окровавленный клинок.
Женщина с ужасом смотрит на него.
"А ведь он совсем молод, — подумал Калим. — Заморыш. Вытянутое лицо, мелкие зубы, чумная причёска. Может, болел долго? И оба бледные, как ангелы преисподней!"
Потом он подумал, что если этот крысёнок болел, то было бы интересно взглянуть на него в бою до болезни.
И наконец: "ну, а мне-то теперь что делать?"
Данила, вдруг выронил меч и упал. Плохо упал. Лицом вниз. Без всякой попытки защититься от удара о землю. Это привело Калима в чувство:
— Брось нож, — велел он, удивляясь своей наглости: только что этот человек фактически голыми руками — нож не в счёт — задавил пятерых вооружённых гвардейцев, каждый из которых был выше его и тяжелее. А теперь он указывает этому волкодаву, что тому следует делать.
Женщина что-то проговорила. Человек пожал плечами.
Чужаки были в необычной одежде и выглядели странно.
— Брось нож, — повторил Калим.
Человек рассмеялся. Он левой рукой показал Калиму на его шпагу, потом чуть опустил руку книзу. Нож в правой руке даже не дрогнул.
"Кто кого арестовывает?" — подумал Калим.
Он не чувствовал от незнакомца ни злобы, ни давления.
Смысла в споре, кто кого разоружит, он тоже не видел. Ситуация была ясна как день. Ворота открылись. Вышла эта парочка. Стража ринулась исполнять свой долг. Парень решил, что они несутся к его женщине. Стал на её защиту…
Недоразумение.
Недоразумение, которое стоило жизни лучшей пятёрке из сотни. И спасло ему жизнь. И Фатьме придётся ещё немного потерпеть своего старого хозяина.
Вот только, что делать дальше?
Интервенция не состоялась. Ждём ещё сто лет. А может, и больше. Перебит караул…
Калим вернул в ножны шпагу и, забыв о незнакомце, бросился к лежащим вповалку гвардейцам. Несколько минут он ползал между ними, заглядывал в глаза, прислушивался к биению сердца, пытался уловить дыхание…