Десант - Михаил Бабкин

Бабкин М. А

Десант

Гамлет: Я помешан только в норд-норд-вест.

При южном ветре я еще отличу сокола от цапли.

Главный врач сидел за столом и, надев очки с мощными линзами, рассеянно перелистывал страницы истории болезни, подшитые в толстую офисную папку. Входящие молча рассаживались на заранее приготовленные стулья, опасаясь отвлечь хозяина кабинета от размышлений.

– Здравствуйте, – поздоровался главврач, закрывая том. – Начнём, пожалуй. – Он неторопливо поднялся, встал у окна за столом; майское солнце светило ему в спину и потому на фоне яркого окна фигура в белом халате казалась серой. Не стерильной.

– Все в сборе? – тихо спросил главврач, он вообще никогда не повышал голос. Даже ругая подчинённых.

– Так точно! – отозвался один из пришедших, явно военный в штатском: коротко стриженый, худой и прямой как древко полкового знамени.

– Хорошо, – кивнул главврач. Он внимательно оглядел присутствующих.

– ПС-десантники? – поинтересовался главврач, хотя сразу увидел их – эти двое заметно выделялись в окружении одинаково строгих, хмурых представителей наблюдательной комиссии. Несомненно особистов.

Встали двое: Он и Она. Молодые, лет по двадцать, не более. «Совсем ещё дети», – с сожалением подумал главврач. Но ПС-десантники и не могли быть старше, такая уж специфика работы… Особенности юношеской гибкости психики.

– Очень хорошо, – кивнул он. – Садитесь.

– Короче. – Главный врач, привлекая внимание присутствующих, постучал пальцем по синему пластику офисной папки. – Случай особый, прошу быть внимательными! И не забудьте – у всех вас будет взята подписка о неразглашении. Понятно?

Присутствующие одновременно кивнули.

– Вы уже ознакомились с необходимыми выписками из истории болезни. Но я обязан еще раз кое-что вам напомнить. Итак: потерпевший Анатолий Нейч, тридцать пять лет, холост, воинское звание – майор, командир космического патрульного скутера ВС ООН. Получил травму при выполнении последнего задания – патрулировании района космической станции… э-э… назовем ее объектом «Икс». Там проводились опыты по внепространственной межзвездной связи… разумеется, секретные. Во время очередного эксперимента произошел информационный контакт объекта «Икс» с некой цивилизацией и Нейч случайно оказался в прямом луче чужой инфо-трансляции. По всей видимости им был принят мощный посыл и, похоже, довольно сильный: мозг перегрузился чужой информацией, психика не выдержала. Обычными способами вывести Нейча из коллапса мы не смогли. В его сознание были запущены два психодесантника, но работу они выполнить не смогли, вернулись ни с чем. Стало только известно, что есть некий ключ– сознание, прежде чем замкнуться на себя, успело запрограммировать отмычку.

Главный врач снял очки, вытер линзы носовым платком и с интересом поглядел на ПС-десантников. Он и Она спокойно, даже немного равнодушно смотрели куда-то вдаль, мимо врача. Они не были знакомы друг с другом, те десантники, это являлось одним из условий ПС-внедрения. «Чем черт не шутит, а вдруг повезет?», – с надеждой подумал главврач. Он повернулся к окну: за стеклом, далеко внизу, возле медицинского корпуса зеленела трава и цвели яблони – весна, пусть с запозданием, брала своё.

Не оборачиваясь, главный врач продолжил:

– Итак, эти двое ребят уйдут – мысленно, конечно – в странный мир психики нашего пациента. После перехода они не будут помнить ничего: ни о своем задании, ни о себе, нынешних. Только подсознательно станут стремиться к решению поставленной им сверхзадачи. Сложность в том, чтобы они нашли друг друга, это раз. И потом нашли ключ, это два. А ключом может быть что угодно… В случае неудачи – предположим, гибели там, в чужом мире, – они просто вернутся в нашу реальность. Как и те, предыдущие.

Какие будут вопросы?

Военный немедленно поднял руку:

– Скажите, неужели необходимо столь срочно вытаскивать именно майора Нейча? Я понимаю – врачебный долг, но… Я имею в виду, что на вашем месте… То есть на месте заинтересованных лиц сначала обследовал бы сотрудников станции этого «Икс»-объекта и, опять же, записи приборов.

– Я вас понял. – Главный врач вернулся к столу, сел в кресло, медленно раскрыл и закрыл офисную папку, отодвинул ее от себя. – В том-то и дело, что никаких записей нет. И сотрудников станции нет. И самой станции тоже.

Сначала было что-то, потом оно пропало. Что-то светлое исчезло, растаяло в визге рвущейся тьмы, осталось лишь бесконечное скольжение по наклонной плоскости. Он не помнил себя до, осталось только имя. Имя? Его звали…

Спину жгло пропавшее нечто, било и било в голову кастетом – забудь! Он и забыл.

После его звали Аврелий. Так! И никак не иначе.

– И все же, хороший ты наш, как бы тебе ни хотелось, а культурный подвальщик – это утопия. Если хочешь – чепуха. Вздор. – Аврелий замолчал: вино из бочонка лилось быстро, надо было следить. Знатное было вино, многолетней выдержки! Аврелий нашел его в подвальной зоне, нёс на себе, издалека, по пути много отстреливался и теперь заслуженно отводил душу.

– Вот конкретный пример, – он выпил, отставил в сторону пустую кружку. – Ведь явно же ненужный им бочонок. Ан нет, на всякий случай тащили, пробовали, плевались, а тащили: что им хорошее вино, они же его не пьют! Вот денатурат – да, с полным нашим уважением… Подвальщики – как муравьи, которым что зернышко, что муха, все в закрома сгодится: ограбили за Городом забытый продуктовый склад, ну и вино заодно прихватили. Им совершенно не нужное.

Аврелий лег на живот, уперся подбородком в кулак и принялся глядеть вниз, на улицу. Они решили остановиться в этой полуразваленной многоэтажке с выбитыми стенами потому, что искать их здесь точно никто не станет – наблюдательный пункт номер четыре считался давно разрушенным и к использованию не пригодным.

И вообще, война войной, а вино вином.

Уорл, к которому обращался Аврелий, лениво встал с тряпья. Последние полчаса напарник молча чистил автомат и порядком надоел Аврелию лязгом военного железа. Уорл подошел к буржуйке, бросил в огненное окошко пару поленьев.

– Поясница болит, – уныло пояснил он печке. – Чертовы сквозняки.

Уорл был высоким и худым, и, наверное из-за той худобы, постоянно мерз. Поэтому в свои дежурства он обязательно приносил на пост дрова: Уорл любил жечь костер, а если в походе не было поленьев, то попросту жег огнеметом деревья. Возле которых и грелся.

Напарник подошел к Аврелию, задумчиво плюнул через его голову в пролом. Конечно же здесь очень сквозило: дыра была роскошной, почти во всю стену, однако обзор на Границу давала хороший.

Плевок унесся в двенадцатиэтажный полет.

– Неубедительно, – Аврелий поставил индикатор лазера на «ноль», нажал спуск и, прикурив от ствола, выключил оружие. Сигарета трещала в ионизированном воздухе; Аврелий подышал на огонек, треск утих. – Скучно, правда. Тебе, похоже, вместо языка загребущую ладонь привесили, чтобы в себя жратву пихать, а остальным кукиш показывать. – Аврелий затянулся дымом, бросил окурок в бездну. Уорл промолчал, вытащил бинокль, сел рядом на бетон пола и свесил ноги в дыру пролома: линзы приблизили Границу.

У пограничного столба, строго по негласной договоренности, стояли «варвар» и «свой», направив взведенные автоматы друг на друга. Нейтральный метр держался четко.

Уорл зевнул, убрал бинокль. Вечерело.

– Так, значит, – хрипло сказал напарник и замолчал, потом снова плюнул в проем на далекие бетонные плиты.

Аврелий тоже сел, посмотрел вдаль: по небу, над Лесом, плыли круглые серые облака.

Они сидели и молча смотрели на Границу.

Гелла не смогла поладить со старейшим (бородач тридцати лет, хозяин четверти подземной улицы) и не стала его очередной подружкой.

Избила наглеца до полусмерти, откуда только силы и умение взялись!

От нее все отвернулись, это было ужасно. Тем более когда не знаешь, кто ты и как здесь оказалась: просто очнулась на улице и пошла. Пошла под свинцовым небом, в наступающие сумерки, под слепыми дырами окон в бесконечно длинных домах, среди вони отбросов и кошачьей мочи. Пошла.

Ее тогда схватили подло, ударив сзади ребром ладони по затылку. Очнулась Гелла в подвале, и здесь всегда была ночь. Подвальные мужчины изредка уходили по винтовой лестнице наверх, не скоро возвращались, принося запах бетона, пороха. И еду. Ворон, в основном.

Однажды Гелла ушла от подвальщиков. Ее никто не задерживал, она никому не была нужна… Открыв люк, Гелла, как и в первый раз, пошла по улице в ту сторону, куда тянул ветер. Ветер был странный, иногда он дул поверху, гудел в пустых окнах многоэтажек, ронял вниз запах восточных пряностей и блестящие перья нездешних птиц. А иногда бил понизу, неся град и картечь морских раковин, сдирая кожу на ногах.