Мамалыжный десант - Валин Юрий Павлович

– Я прикрывал? – удивился Тимофей.

– Ну, уж не знаю, как это там вышло, в ваши интимные дела не собираюсь углубляться. Он говорит, что понимает, что ты по служебной необходимости, но все равно тронут и благодарен. Будет с семьей за тебя молиться. Этот его случайный напарник, которого ты шлепнул, весьма странный был тип, напугал бедного майора, особенно когда своего солдата прирезал. Нужно будет в «резиновых» документах как следует покопаться. Кстати, товарищи, а у нас пожрать осталось?

Позавтракать удалось только в городке. Здесь уже настраивалась прифронтовая мирная жизнь, десантники из переброшенных из Одессы подкреплений патрулировали улочки, имелась даже свежесозданная кавалерия – верхом моряки смотрелись странновато, но трофейных лошадей была взята уйма, как не воспользоваться. Развернулся в частных домах госпиталь, прибыли хирурги и медсестры.

Тимофей сидел на крыльце с миской жареной рыбы, ел и удивлялся скорости изменений. Казалось, всего несколько часов назад прыгали на берег в полную неизвестность, а сейчас – пожалуйста, почти все налажено. Да, сутки на войне – уйма времени!

Начальство совещалось, истомленный майор Бэлашэ дрых в тени пустой голубятни. По улочке шагала длинная колонна пленных; руководил ею мобилизованный местный житель с суровым посохом в руках, но румыны и сами шли бодро, довольные и полные надежд: война для них кончилась, живы-здоровы, а это почти и есть счастье.

Боец Лавренко размышлял о возвращении в пехоту. Тут главное, чтоб приличный батальон попался, с остальным разберемся. Автомат жалко, проверенный был, теперь определенно потерялся. Группа будет возвращаться, ценного Бэлашэ, кажется, будут в самую Москву конвоировать. Понятно, отдельным рядовым в глубоком тылу делать нечего, им дорога в иную сторону. Но хороший и полезный опыт был получен: и на самолете все-таки полетал, и на катере. Вот только комары, этих могло бы быть и поменьше…

Тимофей осторожно потрогал щеку – отек от укусов уже спадал. Переживем. Боец Лавренко взял еще кусок рыбы.

Из дома вышел старший лейтенант Земляков, судорожно потянулся, сверкнул разошедшимся под мышкой швом гимнастерки.

– Скиньте на минуту, я зашью, – предложил Тимофей.

– Сойдет, так прохладнее и все равно не видно. Рыба-то еще осталась?

Земляков сел на ступеньку рядом, выбрал кусок рыбы.

– Надо же, свежая какая, так и тает. Значит, так, товарищ Лавренко. Выдвигаемся мы с тобой в Одессу, переправим ценную задницу твоего пленника. Как ты насчет еще одной морской прогулки?

– Понял. Вообще, я хотел в триста восемьдесят четвертый отдельный батальон проситься, все ж уже знакомые бойцы, но раз надо, так надо.

Земляков хмыкнул:

– Не, с морпехами вряд ли выйдет, разве что будешь настаивать. Оно и понятно, романтика тельников и зычной «полундры» многих влечет. Но вообще тебя хотели при группе оставить. Возражения есть?

– Нет возражений, товарищ старший лейтенант. Просто думал, вы же туда, – махнул растерянный Тимофей в сторону востока.

– Это верно. Мы туда-сюда, вечные штабные шныряния. Но сержант Торчок остается курировать южный фланг фронтов, ему нужны надежные кадры. Завершим дела, отправим тебя на краткосрочные курсы, и вольешься в штат группы.

– Понял.

– Отлично.

Земляков дожевал рыбу и принялся озираться.

Тимофей протянул тряпицу для рук и кувшин с яблочным компотом.

– Незаменимый ты человек, Тима, – сообщил старший лейтенант, вытирая пальцы. – Моя наставница тебя бы оценила. Ну, ничего, может, еще сведет судьба. Сейчас приводим себя в порядок, прощаемся с начальством – и в порт!

С подготовкой, как это частенько случается в армии, подзатянулось. Начальство забрало документы и ушло в штаб, Тимофей готовил себя и майора к отправке: пленному пришлось колени на бриджах застирывать, сам-то Бэлашэ… не под те задачи воспитывался, руки из одного места. Но признательный майор развлекал рассказом о дунайской гидрографии и мостах – было довольно интересно.

Чистые и почти подсохшие сидели в саду, когда вернулось начальство. Довольный Земляков обогатился новым сидором, остальные командиры сурово хмурились.

– Что ж, товарищ Лавренко! Пришло время расставаться, возвращайте временно вверенное оружие, – приказал майор Коваленко.

Тимофей без особой грусти снял с ремня кобуру, передал и заверил:

– Почистил, магазины полные.

– Даже не сомневались, – кивнул майор. – Давай сюда, Юра.

Нерода, улыбнувшись, передал черную кобуру. Командир группы открыл, вынул немецкий пистолет.

– Своей властью правильно и полноценно наградить мы тебя, Тимофей, не можем: не имеем полномочий раздавать государственные награды. Но наградить полезной боевой вещью в наших силах. Вот, «Вальтер Р-38», ствол вполне надежный, не хуже парабеллума.

На «щечке» пистолета блестела серебряная пластинка, было заметно, что гравировали и крепили наскоро, но написали красиво, с завитушками:

Тов. Лавренко за отвагу от 384-го ОНБМП и СМЕРШ(К).

Тимофей кинул ладонь к пилотке (постарался, чтобы вышло четко, как у старшего лейтенанта Землякова получается) и поблагодарил как положено.

Майор глянул на переводчика:

– Вот что за характерная и узнаваемо-аристократическая манера отдавать честь прививается всему личному составу?

– Инстинктивная традиция, – хитро оправдался Земляков.

Старшие офицеры остались, а вновь принявший командование группой старший лейтенант Земляков и Тимофей с подконвойным выдвинулись в сторону порта. Майор Бэлашэ нес доверенный командиром нетяжелый сидор, плечо рядового Лавренко отягощал ППС – вручил Нерода, наказав «даже в сортир с ним ходить, а то опять в плавни утянет».

– Вот он, наш красавец, ждет! – обрадовался Земляков, видя у шаткого причала полуглиссер.

Но оказалось, что полуглиссер другой, а группе предстоит идти в Одессу на попутном большом катере.

Донеслись до Одессы быстро, но двигатели ревели так, что разговаривать было невозможно, общались знаками. В вещмешке у Землякова оказались новенькие тельняшки. Бойцы обновили белье, это было кстати. Вот ведь удивительное дело: всю ночь в плавнях Тимофей усиленно полоскался, размок весь, а все равно чешется, чтоб им…

Заодно зашили командиру гимнастерку. Старший лейтенант сам порывался рукодельничать, но талантов к германским диалектам у него имелось побольше, чем к ремонту полевой формы. Тимофей прошил ровно, не хуже, чем машинкой.

Несся катер-мошка по ровному морю, воздух был чист, казалось, и война вот-вот кончится.

– Будет время в Одессе, выкупаемся, – кричал Земляков. – Мне про Дачу Ковалевского как-то рассказывали. Чудесный пляж и поэтичные виды на монастырь! Некоторым очень помнилось, может, и нам понравится.

Пока сдавали Бэлашэ для этапирования в Москву, переводчик неспешно побеседовал с ценным пленным, уточняя технические детали и остальное сугубо секретное. Тимофей разведал насчет питания. Кормили в управлении контрразведки неплохо, с этим проблем не имелось, правильно там организовано.

Только избавились от надоевшего румына, как во двор вкатил «додж» с тыловой частью группы, и из машины вывалился сосредоточенный сержант Торчок. Вот четко связь и координация работают, всегда бы так.

Вечер выдался теплым, вовсю сопел в кабине спящий без задних ног Андрюха. Остальные сходили вниз на пляж и искупались. Вода была прохладной, но в самый раз. Как выяснилось, Павло Захарович плавать не умел, за что подвергся критике командования. Потом сидели на обломке чего-то военно-морского, разглядывали знаменитый прибрежный монастырь, и старший лейтенант Земляков изложил план тыловой операции. Вот тут бойцу Лавренко стало не по себе.

– Воевать нужно с надежным тылом, – категорично припечатал Земляков. – Завершим, сразу направишься на курсы специализированного младшего комсостава. Будет операция – тебя сдернем, или успеешь доучиться, там уж как выйдет. Но сначала завернем в твои Плешки. Меня начальство специально направило проконтролировать. И даже не вертись!