Жена палача (СИ) - Лакомка Ната
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я улыбалась, заговаривая с торговцами, и всем своим видом показывала, что не происходит ничего из ряда вон выходящего. Я покупала муку и крупу, зелень и свежую рыбу, и ни один из торговцев не отказал нам в покупках. Некоторые даже отвечали, но большинство молчали ошарашено и торопились быстрее нас рассчитать.
Рейнар тоже был им под стать – не произнес ни слова, и только кивал, когда я подкладывала в корзину, которую он нес, сверток за свертком.
- Ну вот, теперь можно и домой, - сказала я, когда все покупки были сделаны.
Мы свернули с оживленных торговых рядов, чтобы не толкаться в толпе, и я снова увидела Лилиану.
Всё-таки, Сартен – очень маленький город, раз мы постоянно сталкивались с сестрой.
Лилиана стояла под руку с мужем, и они оба смотрели на меня и Рейнара, как на прокаженных.
- Идемте, - сказала я строго и потянула Рейнара за собой, не поприветствовав сестру даже на расстоянии.
Я не знала, заметил ли Рейнар Лилиану, но даже если и так, он ничего не сказал об этом, а вечером снова улизнул, отговорившись, что надо найти какие-то редкие травы, которые собирают в полнолуние.
Следующую ночь я тоже провела одна, и следующую… Рейнар приходил ненадолго, переодевался, иногда наскоро ел, и опять уходил. Неужели это его постоянный ритм жизни? Тогда удивительно, как я смогла застать его дома прошлой осенью, когда пострадал дядя, на Рождество…
Ночами я не могла уснуть – ворочалась и вздыхала, гадая, почему мой муж ведет себя так странно. И утром Клодетт, которая пришла помочь мне со стиркой, заметила, что я очень бледная.
- Не заболели ли вы? – спросила она встревожено. – А по утрам вас не подташнивает? Говорят, когда женщина ждет ребенка, она плохо чувствует себя по утрам.
Ее непритворное участие стало последней каплей, и я расплакалась, уткнувшись лицом в передник.
Слово за слово, Клодетт вызнала причину моих слез и рассмеялась. Я забыла плакать и удивленно уставилась на нее.
- Значит, Рейнар играет в благородство? – сказала она с усмешкой. – Что ж, это на него похоже. А я-то гадала, почему он так легко разрешил вам его захомутать!
- Простите… - возмутилась я.
- Только не говорите, что он уговаривал вас выйти за него замуж, - отмахнулась от моего возмущения Клодетт. – Готова поспорить, он умолял вас одуматься, не приносить себя в жертву и ля-ля-ля.
Я опустила голову, покраснев до корней волос, и Клодетт удовлетворенно хмыкнула.
- Можете быть уверены, - сказала она доверительно, - сейчас этот глупыш мучается сильнее, чем вы. Он даже боится остаться с вами под одной крышей, это лучше всего говорит о мужской страсти.
- О страсти?! – вскинулась я. – Он спокойный, как вот это вот корыто! – я пнула корыто, в котором лежали замоченные простыни.
- Не верьте его спокойствию – он горячий, как огонь, - Клодетт смотрела на меня лукаво. – Он с детства был таким.
- Хотела бы я это увидеть, - сказала я с горечью.
- Вы уверены? – Клодетт покачала головой. – Уверены, что хотите узнать его огонь? Назад дороги не будет, моя девочка.
Она впервые назвала меня так, позабыв об уважительно-пафосном - «фьера». И я снова расплакалась – на этот раз сердито.
- Почему вы спрашиваете? – спросила я, вытирая слезы, которые катились градом, и остановить их не было никакой возможности. – Ведь я вышла замуж, какая еще дорога назад?!
- Вы можете потребовать развода за то, что муж не выполнил супружеский долг.
Эти слова прозвучали для меня, как гром с ясного неба.
- Никогда! – гневно ахнула я, прежде чем подумала.
Клодетт посмотрела на меня, и взгляд ее смягчился. Так смотрела на меня тётя - с любовью, с нежностью, с затаенной грустью, и я всхлипнула, чувствуя себя маленькой и бесконечно несчастной девочкой.
- Вы и правда любите его? – спросила Клодетт.
Я опустила голову и несколько раз кивнула, стесняясь произносить это вслух.
- Говорили ему об этом?
Я отрицательно покачала головой.
- Тогда скажите, - предложила Клодетт. – Спросите прямо – намерен ли он стать вашим мужем по-настоящему. Это лучше, чем делать вид, что ничего не происходит и плакать тайком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})- Да, скажу, - произнесла я медленно, обдумывая ее совет и соглашаясь. Действительно, этот вопрос – не дамские пустые разговоры о покупке кружев или штопальных иголок. Почему я должна молчать?
- Вот и скажите.
- Да, сегодня за ужином я скажу ему…
- Не за ужином, глупышка, - рассмеялась Клодетт. – Наденьте самую красивую ночную рубашку и зайдите к нему в комнату без стука.
Время до вечера я провела, как в лихорадке. Рейнар приехал на закате, пожелал мне доброй ночи и поднялся к себе, чтобы переодеться. Я метнулась в свою комнату и надела ночную рубашку, которую подарила мне тётя – из тонкого шелка, в оборках, лёгкую и полупрозрачную, как паутинка. Но идти к мужу в таком виде я застеснялась и набросила поверх рубашки халат, затянув его на талии пояском.
Я решительно подошла к двери комнаты мужа и, как советовала Клодетт, распахнула ее, не постучавшись.
Рейнар стоял у кровати в одних штанах и как раз собирался надеть рубашку, но не успел. В любое другое время я была бы потрясена, и испугана, и взволнована, но не сейчас. Вернее, я была очень взволнованна, но совсем по другой причине, чем увидев полуголого мужчину так близко.
Захлопнув за собой дверь, я подошла к мужу и остановилась перед ним, воинственно сжимая кулаки.
- Почему вы избегаете меня? – спросила я, и голос от злости сорвался. – Мы женаты уже неделю, а вы уходите каждую ночь.
- Я же говорил вам… - Рейнар отвел глаза, надевая рубашку, и я немедленно поняла, что сейчас услышу обычные отговорки.
- Не верю! – выпалила я. – Не верю ни одному слову про больных! Можно подумать, разом слегли все окрестные деревни! Это предлог, Рейнар!
Я подскочила к мужу и встала лицом к лицу с ним, распаляясь гневом всё сильнее. То, что он не стал переубеждать, что я ошибаюсь, ещё больше разозлило и возмутило меня.
- Можно подумать, - я старалась сохранять спокойствие, но это уже плохо получалось, - я выжила вас из собственного дома. Где вы ночуете? В лесу? Под ракитовым кустом? Или у Клодетт? Или… в Нижнем городе, в веселых кварталах?
- Не волнуйтесь… - начал он, но я перебила его.
- Я – ваша жена и требую ответа. Я требую, чтобы вы ночевали дома, чтобы вы…
- Это невозможно, - теперь он перебил меня, и я увидела, как его губы сжались в тонкую полоску – сурово, непреклонно.
- Невозможно – что? – спросила я, испытывая дикое желание схватить его за рубашку и хорошенько встряхнуть.
- Послушайте, - он потер лоб, собираясь с мыслями. – Вы с ума меня сводите. Лучше бы вам отправиться спать, время уже позднее.
- Не уйду, пока не объяснитесь. И не дам вам сбежать, - сказала я страстно и в подтверждение своих слов схватила его за руку.
Конечно же, вздумай он вырваться – я не смогла бы его удержать. Но муж не собирался вырываться, а только быстро и коротко вздохнул, уставившись в пол.
- Не молчите, - требовала я ответа, - иначе я воображу себе невесть что из-за вашего странного поведения.
- Вы зря волнуетесь, - повторил он. – Я ведь обещал защищать вас.
- И что?..
- И буду защищать, - он посмотрел мне прямо в глаза, и взгляд его смягчился и потеплел. – Я так решил. Если в браке семь лет не будет детей, мы сможем развестись, и вы станете свободной. И никто не посмеет вас упрекнуть. Таких разводов сейчас достаточно много, на них уже никто не обращает внимания.
Мне понадобилось время, чтобы это осмыслить.
- Семь лет?! – произнесла я потрясенно. – Вы обрекаете нас на лживую жизнь на семь лет?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})- Так будет лучше, - он потихоньку освободил руку из моих пальцев и принялся застегивать пуговицы на своей рубашке. – Вы и так пожертвовали ради меня слишком многим. Теперь моя очередь позаботиться о вас. А если вы подадите на развод по причине, что фактически брак не был заключен – то и семи лет ждать не надо. Всего лишь десять месяцев. Фьер Монжеро подготовит иск.