Проклятие (Тамплиеры - 5) - Октавиан Стампас

Бывший комтур кивнул.

- Он собрал войско, этот князь Хасар. И думаю нам, начавшим жиреть и научившимся лениться, пришлось бы худо. Но тут опять случай. Заболевает любимая жена князя. Как раз накануне выступления. Хасар пребывает в полной уверенности, что виновно в этом мое черное волшебство. Он присылает гонца с требованием снять чары, иначе... Что оставалось делать? Я объяснил, что чары снимаю, умрет так все равно умрет, неправда ли? Не умерла. Даже расцвела после болезни. А с князем мы сделались ближайшими друзьями после этого.

Граф внезапно прервал течение рассказа.

- Как вы думаете, зачем я вам все это выкладываю, а, господин рыцарь?

Арман Ги чистосердечно признался:

- Не знаю.

- Да вот и я не знаю. Давно я никому не рассказывал своей истории. Никому. Но раз уж начал. Дружба наша с князем шла своим чередом. Положение мое, стало быть, еще более упрочилось. Жизнь в крепости потекла совсем уж не по монашеским правилам. Вино, женщины. Ну, о нашей внутренней орденской жизни много судачат всякие завистливые пустомели и ханжи-святоши, но обычно она уравновешивалась внешними воинскими подвигами. За отменой оных открывалось два пути для сохранения какой-нибудь формы. Или суровая святость, или окончательная степень распутства. Что вы думаете выбрали мы? Да, разврат. Можно сказать, разврат на философском уровне. Предел падения, мерзейшие из видов грязи. Презрение к плоти через изнурение ее непрерывными удовольствиями. Надо признать, не все приняли новое направление в жизни-обители, но все же большинство. Огромное большинство.

Граф д'Олорон снова испустил серию голосовых раскатов.

- Трудно даже вообразить, что тут творилось, какие надругательства над человеческой плотью, какие бесподобные половые ужасы и гекатомбы обжорства и пьянства. Кажется мы перебрали и перепробовали все. Мы добрались до тех страниц книги разврата, откуда нам забрезжил свет некоей святости.

Арман Ги слушал внимательнейше, он даже не заметил, как стала отвисать его нижняя челюсть.

- Тем временем умирает князь Хасар. Тоже наконец ставший истинным тамплиером и одним из самых углубленных в новой вере. Чтобы не заполучить на престоле княжества человека не готового окунуться в свет нашей неординарной истины, пришлось заплести интригу, подделать кое-какие бумаги. Не буду вдаваться в детали. Новым князем Алеппо стал я. Боюсь, что вы несколько удивлены.

Бывший комтур с трудом сглотнул слюну.

- Я потрясен.

- Не так уж трудно, честно говоря, эта было сделать. И именно потому я велел называть меня сир.

- А как же мусульманство?

- Что мусульманство?

- Вам же приходилось участвовать в обрядах и прочее всякое.

Граф фыркнул, как четверка боевых коней.

- Неплохо бы вам, ученику Ронселена, вспомнить такую очевиднейшую истину, что в определенной плоскости понимания все религии мира едины. И для знающего, для посвященного переход из одной в другую не сложнее смены облачения. Вы хотите со мной поспорить?

- Не смею.

- И правильно. Наши предшественники хорошо это знали, поверьте мне.

Рассказчик похлопал пухлопалой ладонью по краю кадки:

- Собственно, почти все интересное я вам уже рассказал.

- Я понимаю.

- Что вы понимаете?

- Почему так беспечно охраняется крепость. Бояться некого, если Черный Магистр и князь Алеппо это один человек.

Рука графа, сделала небрежный жест.

- Чтобы понять это, не надо сильно напрягаться. Но вы, кажется, еще что-то хотите спросить?

Арман Ги деликатно покашлял.

- Говорите же!

- Я о евнухах. Откуда взялись эти дикие слухи, что Рас Альхагу потребны скопцы в больших количествах?

- Это не дикие слухи, а чистая правда.

- Да-а?

- Именно так, и виною всему знаете что? - Нет.

- Годы. Да, да. Человек, как это не странно, старится. Если плоть год из года разрушать, она разрушается. Посмотрите на меня.

Арман Ги опустил глаза.

- Нет, вы посмотрите на меня. Я обладал циклопическим, неестественной крепости здоровьем. На кого я похож сейчас, на кого?

- Я не...

- Я похож на кусок прокисшего теста. В печени у меня живет какое-то чудище с сотней клыкастых голов. Мои ноги распухли и отказываются мне служить. У меня двойная кила и громадная грудная жаба. Моя кожа покрыта струпьями. Вы хотите сказать, что это наказание мне за мою прежнюю жизнь?

- Я не знаю, - одними губами прошептал гость.

- Именно так. Наказание. Я это понял несколько лет назад. Я давно проник в свою ошибку. Философскую нашел неправильность в своих первоначальных рассуждениях. Надо не умертвлять плоть насильственным утолением желаний, надо вырвать корень желания из тела человека, чтобы он не имел возможности желать. Лишить его даже выбора между желанием и отказом от него. Вы понимаете о чем я говорю?

- Боюсь, что нет.

- Боитесь? Бойтесь. А пока я вам объясню, о чем идет речь. Я думал очень долго и пришел к выводу, что вся пирамида вожделений стоит на одной плите. Даже не так, пирамида эта перевернутая и острием своим она упирается в одну точку. Вот так правильнее.

Арман Ги вяло улыбнулся, он, совершенно не знал, как ему себя вести.

- А точка эта - половое влечение. Лишенный его человек, постепенно избавляется от всех прочих увлечений. Недаром первое, что заметил Адам, вкусив от змеиного плода, что он мужчина и захотел женщину. Стал плодиться и размножаться с наслаждением. Увеличивать горы греха и моря горя в этом мире. Недаром же считается, что спасшиеся на том свете станут бесполы, даже обладая при этом телами своими. Как же это можно телесно воскреснуть и пол свой не утратить при этом?! Долго, долго и мучительно думал я об этом.

Голос Черного Магистра гремел под сводами залы и, казалось, сотрясал всю крепость.

- И нашел выход! Нашел!

- Оскопление? - прошептал Арман Ги.

- Правильно! Наконец-то правильно. Лишившись, уда своего, этого гадчайшего из органов, человек начинает преображаться. И полностью очиститься ему мешает знаете что?

- Что?

- То, что он продолжает жить среди людей. Скопцов единицы, они втянуты в дела ослепленных страстями человеческих масс, невольно сами начинают интриговать. Иногда даже правят империями. Но хотят - другого.

- Чего же, сир?

- Это очень просто, - голос графа вошел в привычные пределы, они должны жить среди себе подобных и, вдали от обычных людей.

- Но, простите, как же они... род их вскоре пресечется.

- А не такова ли идея всего священного писания? Род людской не может пребывать вечно. Будет поколение, которое назовется последним. Ведь не расточение семени, а завоевание вечного блаженства цель жизни земной. А иначе бы и не было объявлено о грядущем страшном суде. Вы потрясены?