Путь слез - Дэвид Бейкер

Наконец лицо Альфреда стало подергиваться и надуваться.

– Где мои остальные деньги? – требовательно обратился он к соучастнику.

Леопольд повел плечами и безмолвно выпятился на разгневанного товарища. Он суетливо обратился к Петеру.

– Ты здесь что-то натворил, священник…

– Прошу прощенья, сир, но я связан клятвой говорить лишь истину и…

– Говори, человек! Говори, где мои монеты! – заорал Альфред.

Петер поклонился.

– Должен сознаться, Альфред, что я видел, как Леопольд взял твои пфенниги и переложил их себе в мешок, пока ты спал.

– Ты лжешь, старик! Лжешь! – закричал Леопольд. Он сорвал с пояса мешочек и подкинул его в руке. Но его глаза вдруг расширились, ибо разбухший кошелек упал ему на ладонь двойной тяжестью. У него затряслись губы, но прежде чем он успел вымолвить хоть одно слово, Альфред выхватил меч и кинулся на него.

Ловко расставленная ловушка захлопнулась! Петер сразу же велел самым маленьким детям бежать в укрытие леса.

– Бегите! Бегите! Быстрей, агнцы мои! А вы, Вил, Карл, Георг, ты, Ион, и ты, Фрида, хватайте, что можно, – и в лес! Быстрей! Быстрей же!

Старшие дети сновали и суетились по поляне, стараясь как бы ни попасть при этом под руку одного из дерущихся разбойников. Они собрали все одеяла и провизию, – всё, что только могли унести, – и исчезли в утреннем тумане вслед за остальными спутниками.

Оставив позади себя лязг клинков, мычанье и проклятья дерущихся солдат, дети со всех ног помчались по лесу. Они спотыкались о поваленные стволы, падали и поднимались снова, скатывались по одной стороне лощины и стремительно вскарабкивались по другой. На бедного Петера стоило посмотреть: как он прихрамывал и шатался на своих длинных паучьих ногах, несясь во весь опор в дымном свете утра, похожий на старую телегу на кривых осях, которая кренится то в одну сторону, то в другую. Наконец колонна выбежала на клочок земли, покрытой дерном, и запыхавшиеся крестоносцы повалились на мягкий прохладный настил. Но Петер не дал им отдышаться и поторапливал всех в путь.

– Прошу прощенья, дети, – просипел он, – но нам надобно бежать далее, и мы должны спешить.

Спустя многие и многие минуты бега Петер, наконец, решил, что они в безопасности, и позволил обессиленным детям недолгую передышку. Все дружно, со стоном упали на толстый игольчатый ковер хвойного леса. Вил утер пот с лица и, пользуясь случаем, напомнил пыхтящему священнику о своем главенстве.

– Да-да, о Боже, конечно, юноша, – с одышкой проговорил Петер. – Ты у нас самый главный.

Он закашлялся, большими глотками втянул в себя воздух и потряс головой.

Вил хмыкнул и повел плечами, потом приказал остальным на скорую руку собрать что-нибудь поесть. Когда с приготовлениями было покончено, Вил собрал всех вокруг себя.

– Отлично поработали. Мы прихватили с собой добрую половину пожиток, и, гляньте, я забрал у Леопольда свой кинжал!

– А я, Вил, – захвастался Карл, – выкрал с постели Альфреда свою цепочку!

По его красному лицу мелькнула дьявольская усмешка.

Петер подозвал Соломона и медленно отошел прочь от своего стада к огромной глыбе, возвышавшейся меж двумя древними соснами. Он стал на колени и поднял руки к небесам.

– «Господи, Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле! Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу ради врагов Твоих, дабы сделать безмолвным врага и мстителя. Буду славить Тебя, Господи, всем сердцем моим, возвещать все чудеса Твои. Враги мои обращены назад, преткнутся и погибнут пред лицом Твоим».

Старик заплакал от радости.

Чтобы увеличить расстояние между собой, бывшими захватчиками и селением Кандерна, крестоносцы шагали во всю мочь и вскоре снова вышли на приречную дорогу. К полудню они уже могли разглядеть каменные стены Базеля, который лежал на краю излучины Рейна. Для крестьянских детей зрелище было не из обыденных, и они восхищенно помчались к городу, пока Вил не осадил их.

– Стой! Всем сойти с дороги и сделать привал.

Он указал на овечий выгон, обнесенный низким забором. Дети послушно расположились на сочной зеленой траве лицом к северному берегу Рейна, где неухоженные лачуги громоздились одна на другую.

Петер оперся на посох и почесал Соломона. Он пристально рассматривал небольшие плоскодонные судна, которые везли на себе пассажиров, тревожно глядящих на бурливые воды реки. Суденышки кренились под тяжестью лошадей, вьючных мулов, воинов и крестьян, торговцев и священников, неуютно сбитых в одну кучу. С суден неслись такие проклятья и богохульства, какие редко достигали слуха старого священника. Петер скорбно покачал головой.

После небольшой передышки Вил и Петер отошли поодаль от остальных.

– Я говорю тебе: в этом городе нам, верно, повезет, – настаивал Вил.

Петер мягко ответил:

– Я, конечно, в твоем распоряжении, но, будучи твоим советником, всем сердцем заклинаю тебя: позволь мне единолично провести разведку. С городом ты не знаком, а я здесь бывал. У него женский норов. Не далее, как двадцать с лишним лет крепость сожгли дотла, и я сомневаюсь, что, восстановленная, она допустит хоть малейший намек на опасность. Говорю тебе: и всех крепостей, которые я повидал на своем веку, эта более всех похожа на женщину. На первый взгляд она привлекательна и приветлива, а через миг – злобна и своенравна.

– Мне ли не совладать с женщиной? – вызывающе спросил парень.

Петер погладил бороду и крепко поджал губы, чтобы обуздать невольную улыбку. Он не знал как ответить, поэтому просто сказал:

– Ах, да. До сих пор мне не посчастливилось узнать о твоих способностях в делах сердечных, зато я, безусловно, удостоверился в особом даре управлять нашим отрядом. Однако будет лучше, если сначала я осмотрю сей славный город. Но постой. Боже правый, я, кажись, снова опрометчиво преступил свои смиренные права! Конечно, ежели ты велел бы мне пойти, я бы так сделал. О, прости меня. Тысяча извинений.

Вил на минуту задумался, затем подбоченился и громко провозгласил:

– Я остаюсь с остальными, а тебе приказываю осмотреть город и донести сведенья о нем.

Петер склонился в молчаливом согласии. Затем, передав Соломона на попечение Марии, он простился с детьми.

– Я вернусь, как отслужат последнюю службу, а вы можете молиться за мою сохранность. – Он улыбнулся и помахал им, оттащив Вила в сторону. Он показал на мутную воду. – Смотри, юноша, как высока река. От небывалой жары высоко в горах растопился снег – более чем положено, – и это значит, что в предлежащих на пути низовьях небезопасно. Слушай меня. Ежели я не вернусь, не входите в город. А если у вас не останется другого пути, как только вперед, тогда веди их через великие горы. И – осторожней на перевалах.

Вил кивнул.

Крестоносцы смотрели вслед ковыляющему другу, пока он не подошел к пристани и не смешался с толпой путников. Затем они расселись вокруг костра, чтобы пересчитать остатки из съестного. «Ach, брат, – прошептал Вилу Карл, – с твоей стороны было бы куда благороднее, если бы ты, вместо своего кинжала, захватил бы одежду Георга!»

Вил оглянулся на Георга, который сидел, закутавшись в кусачее шерстяное одеяло, и растирал голые кровоточащие ступни.

– Ага, a с твоей стороны ты мог бы поступить по-дружески: что ж ты побежал за своей проклятой цепочкой?

– Ja, верно, но не я здесь главный. Это тебе нужно заботиться о других, – резонно возразил Карл.

– Георг, – окликнул его Вил, – тебе надобно было захватить свои панталоны.

Несколько детей захихикали, но покрасневший Георг только беспомощно посмотрел на них и слабо улыбнулся.

Вил дружелюбно засмеялся.

– Ладно, не горюй. Я пошлю Карла с Лукасом, чтобы они нашли тебе, что одеть. Есть у кого что-либо на обмен… или несколько монет?

Фридрих встрепенулся и, улыбнувшись во весь рот, подскочил к командиру. Он опустил пальцы в котомку и хихикнул.

– Знаете ли, сир, я оставил себе скромную долю пенни.

– Ха-ха! Отлично, Фридрих! – одобрительно воскликнул Вил.

Мальчик гордо опустил монетки в раскрытую ладонь Карла.

– Отыщи для Георга хорошую одежку!

Крепость Базеля служила пристанищем для римских легионов еще восемь веков до того, как Петер посетил город, и, сидя на носу приземистой лодки, старик вновь поразился великолепным видом древнего селения. Когда его взгляд упал на парные шпили кафедрального собора, расположенного сразу за доками, он стал освежать в памяти воспоминания о городе и расположение его улиц. «Неплохо бы напрячь ум, да и сократить блужданья по городу», – подумал он. В воображении перед ним разворачивались длинные ряды соломенных кровлей вдоль тесных улочек, которые вели к возвышенностям, где селились состоятельные горожане. Он вспомнил нищих, ютившихся в низинах, и как часто их дома становились жертвой наводнений.

Улицы в Базеле были узки, но все равно манили путника. Петер вспомнил о коробейниках и менестрелях, жонглерах и охотниках за богатством. В многообразных тавернах и постоялых дворах столы ломились от хлеба, вина, сыра и эля со всего, известного в те времена мира. Ибо тут были врата Альп, и сюда стекались темноглазые торговцы с восточных герцогств Моравии и земель Коринфа, цветастые танцоры из Бургундии, невидимые папские лазутчики. Городские роскошества привлекали уставших путников, которые, дабы достичь северных тевтонских земель, преодолели опасные горные перевалы и пересеченные местности. Для тех, кто устремлялся по тем же тропам, но в обратном направлении, город также был гостеприимным домом и богатым источником всего необходимого в пути.