Улитка - Эльга Мира

Слова прозвучали с поддевкой, но все же доброжелательно.

– Может, объясните, что все это значит?! – вмешалась Бет.

– У нас с твоим другом сегодня произошла как будто бы случайная встреча. Она странно началась и еще более странно закончилась. По-видимому, ему нравится ставить людей в неловкое, даже скорее нелепое положение.

– Хочешь, я буду и твоим другом, – обескураживающее предложил Эрик.

– Во-первых, мы не переходили на ты. Во-вторых, у меня уже есть друг. Мне его хватает.

– Ну что ж, ты счастливая… Не сердись на меня, пожалуйста, – простодушно добавил он. – Я не мог задержаться на дольше. Нужно было закрыть кое-какие вопросы. Я и в кафе забежал всего на пару минут, чтобы оставить для Бет записку: «Приеду позже в ресторан». У тебя был разряжен телефон, – напомнил он Сиси.

– Знаете, а ведь от меня все еще ускользает суть проблемы, – раздраженно нахмурилась Бет. – Где вы встретились, черти? И когда уже успели поссориться?

– А никто и не ссорился. Просто, ожидая тебя в «Дрекслер», я подверглась циничному надругательству со стороны человека, который теперь стоит передо мной и нагло лыбится! – выпалила я, негодуя.

– Так уж и циничному.

Эрик был задиристо весел. Такая разительная перемена вызвала у меня лишь враждебность.

– Каким образом ты ее узнал? Не понимаю! – продолжала допытываться Сиси.

– Ты ж мне вчера о ней все уши прожужжала.

– Что?! Какого хрена?! Мне не нужно твое сводничество!

– Он врет! – стала оправдываться подруга. – Я только и сказала, что у меня есть хорошая подруга, с которой мне бы хотелось его познакомить. Ты что, дурак?! Она и так без тормозов!

Бет легонько шлепнула Эрика по плечу. Он шутливо вздохнул и поднял руки вверх:

– Ну хорошо, сдаюсь! Я узнал тебя по фотографии из альбома. Решил немного подурачиться. Думал, напущу таинственности, а когда встретимся, посмеемся вместе от души. Извини.

Сиси мгновенно залилась смехом:

– Черт! Нюхом чую кровавую драку.

Я посмотрела на нее осуждающе.

– Не побоюсь быть человеком без чувства юмора, но мне такие шутки не по нраву.

– Да брось! Не дуйся на него. Что бы там ни произошло, завтра вспомнишь об этом с улыбкой.

– Мне показалось, что я встретила необыкновенного человека, а вы просто вор чужих эмоций, – сказала я Эрику, игнорируя болтовню Сиси.

Потом развернулась и пошла прочь, из последних сил сдерживая слезы обиды.

– Ты весьма поверхностно судишь о людях, – бросил он мне в след, явно задетый.

– Свята! – окликнула меня подруга.

Зови не зови, все равно не обернусь. Да! Эмоции глупая штука. Но это мои эмоции и моя боль, так что адьос амигос!

В ту ночь я долго беззвучно плакала на плече у Джудит. А он, тихо перебирая струны гитары, мурлыкал песню Бреговича «In the death car». Но видать в какой-то момент мои стенания ему надоели. Ударив слепом, он завопил «Best of the Friends» Пальма Виолетс.

I wanna be your best friend,

Don’t want you to be my girl.

I wanna be your friend.

Don’t want you to be my,

I don’t want you to be my.

Лить слезы под гаражный рок оказалось несуразно глупо. Находчивость Джу привела меня в восторг. Мы стали орать и петь вместе, прыгая по кровати, как полоумные, отчего в дверь дважды стучалась сонная Стефания. В итоге мы утихомирились, натянули наушники и залезли под одеяло, до утра зависнув в мире, который мог излечить любую болезнь, даже любовную.

ГЛАВА 5

Через несколько дней после вышеупомянутых событий я сидела в редакции и задумчиво грызла карандаш. Рукопись, лежавшая передо мной, сиротливо жалась к рукам. Трижды мною предпринимались попытки по ее прочтению, но в душе царил полный сумбур!

«Вот же дурацкая история… И снова Сиси! Будет ли что-нибудь происходить в моей жизни без нее?»

«Эрик красив и даже очень. Интересно, между ними что-то было? А почему, собственно говоря, было? Может, и сейчас есть. Бет никогда не признается. Бедный Ян, скоро твоими рогами можно будет подпирать заборы».

Вспомнились слова Сиси: «Он недавно вернулся из Англии. Уехал туда лет восемь назад. Учился, работал. Поговаривали даже, что сошелся там с какой-то женщиной, старше его лет на десять, то ли танцовщицей, то ли манекенщицей. В общем, тайна, покрытая мраком. Сам он об этом говорить не хочет, а лезть к нему в душу не собираюсь. Но, думаю, она была большой оригиналкой, если столько лет удерживала возле себя малыша Эрика».

Чувство непонятной завистливой ревности царапнуло сердце. Тут же кончик карандаша, скользнув во рту, вонзился в небо. Я поморщилась от неприятного привкуса крови.

– Осторожнее, некоторые раны не зализать.

– Кто тебя сюда впустил?

От неожиданности я чуть не загнала карандаш еще глубже. Эрик присев на стул возле моего стола, уклончиво пожал плечами.

– Как ты думаешь, у смельчака есть шанс стать чем-то большим?

– Все возможно, если только он перестанет надо мной глумиться.

Голубые глаза озорно подмигнули:

– Вообще-то я об авторе рукописи.

Я хмыкнула. Снова подлец меня подловил!

– Может, пообедаем? – предложил Эрик.

– Хочешь загладить свою вину?

– Ни в коем случае! – улыбнулся он. – Скорее буду требовать твоих извинений.

– Интересно, за что же?

– За два бесценных часа, проведенных в пробках по пути сюда. И все это только ради желания доказать одной барышне, что ее выводы безосновательны.

Эрик открыто флиртовал. Мне бы ликовать, а я терялась и злилась, как девчонка, чувствуя в переменчивости его поведения какую-то необъяснимую угрозу.

– Слушай, у меня скоро начнет дергаться глаз от твоих постоянных перевоплощений.

– Ошибаешься, я совершенно стабилен, – ответил он вдруг серьезно, – Пошли, пора тебе узнать меня поближе.

Твердый голос, открытый, спокойный взгляд. Может, и правда хватит уже строить из себя недотрогу?

– Хорошо. Жди меня через двадцать минут в ресторане напротив.

– Договорились!

Небольшой ресторанчик со смешным названием «Мама Джан» держала семья эмигрантов из Азербайджана: Араз Бахрамов, невысокий дородный мужчина лет пятидесяти пяти с толстыми пальцами, похожими на сосиски, и его жена – Басура Бахрамова, маленькая веселая хохотушка. Несмотря на свое семнадцати летнее пребывание в Австрии, они все еще помнили русский язык. Из-за этой немаловажной детали все мои рабочие обеды проходили именно в их заведении. Поболтать «со своими» всегда было удовольствием. Не говоря уже о том, что великолепный плов, рюмочка холодной водки и домашнее варенье из айвы стоили любых изысков высокой кухни.

– Привет! Не тебя ли случайно ждут за пятым столиком? – заговорщически понизила голос Басура, лишь только я переступила порог.

– Меня.

Я посмотрела на Эрика, внимательно изучающего меню.

– Хороший улов!

– Посмотрим.

Подойдя к столу, я спросила:

– Может, помочь с выбором?

Эрик радостно выдохнул:

– Буду очень благодарен. Тут такие названия блюд, что язык сломать можно.

Мы подозвали официанта.

– Два сисианских бозбаша и две порции долмы с овощами и рисом.

– Что будете пить?

– Пиво, пожалуй.

Оставшись одни за столом, мы на миг замолчали.

– Что читаешь? – решила я первой нарушить молчание, кивнув на потрепанный томик, лежавший на соседнем стуле.

– «Мастерство фотографии» Берга. Знаешь такого?

– К сожалению, нет. В фотоделе не сильна.

– Это поправимо, как-нибудь свожу на его выставку, – оживился Эрик. – Берг – потрясающий фотограф, настоящий творец. Мне кажется, его работы тебе понравятся. В вас много общего – порывистость, эмоциональность, некоторый надрыв.

– Ясно, меня, значит, можно просчитать в два шага… А что насчет тебя? Кроме умения разыгрывать людей, имеются другие сильные стороны?

Эрик улыбнулся в ответ.

– Хочешь пройтись по моей биографии?

– Не против. Если это, конечно, не секретное досье Моссад.

– Ладно. Я финансист. Занимаюсь ценными бумагами. Восемь лет жил в Лондоне. Не женат, бездетный. Характер нордический. Старший ребенок в семье. Имею сестру.

– Финансист, увлекающийся фотографией и декламирующий Блока. Не плохо. Что еще? Пишешь музыку, рисуешь?

– Вот что никогда не пытался делать, так это рисовать. Только самоуверенный человек может спокойно искажать действительность, не ведая при этом дискомфорта.

– Художники не искажают действительность, они ее творят! – возразила я.

– Серьезно?! А зачем творить то, что уже существует, не подскажешь? Если так необходимо запечатлеть красивую деталь или образ, лучше обратиться к фотографии, – пожал он плечами. – Хотя, если честно, фотография грешит слишком откровенной четкостью момента. Не знаю уж, что хуже… Не люблю момент. Он мертв своей свершенностью. Мне ближе то, что предвосхищает его, что дает жизнь моменту, становится его прообразом. Предмомент – вот что обладает поистине магическим влечением и заслуживает серьезного изучения. У предмомента всегда есть выбор, у момента нет!