Улитка - Эльга Мира

– Извините! Но я могу позволить угостить себя только тем, за что сама в состоянии заплатить. А такое удовольствие мне не по карману.

– Уважаю ваши принципы, но выбор сделан. Не беспокойтесь, мы не станем пропивать мои последние деньги.

Обескураживающий апломб слегка задел.

«Можно подумать! – фыркнула я мысленно, бросив взгляд на брелок с ключами от Range Rover. – Если бы я помирилась с предками, у меня бы и не такой сейчас был».

По последним данным с родины, дела отца шли в гору, металлургический бизнес процветал. Братишка, вернувшись из Штатов, сразу получил Porsche Carrera, пентхаус в центре столицы и теплое местечко в папином офисе. Мы с Данилом, конечно же, поддерживали связь. Именно от него я узнала, что мой счет уже месяц как снова разблокирован и сумма на нем смогла бы осчастливить целое африканское государство. Конечно, кредитка все так же одиноко пылилась в тумбочке. Несмотря на тайные звонки маме и внутреннюю готовнось примириться с отцом, я все еще выкобенивалась, уверяя себя, что проживу самостоятельно, но в душе тщеславное ехидство шептало: «Вернись я сейчас домой, отец от счастья удовлетворит любую мою прихоть».

– Что ж, с удовольствием вспомню забытый вкус хорошего вина и приятного разговора.

Я машинально поправила волосы рукой. Сделанная накануне вечером укладка на второй день лежала так же безупречно. После сна моя прическа всегда приобретала легкую, чуть растрепанную сексуальность. Мне нравилось походить на итальянских красавиц 50-х, я даже глаза подводила глубокой черной стрелкой, как они. Губная помада – легкий крем, глаза накрашены, как никогда, удачно… И бутылка великолепного вина! Держись, незнакомец, у выпивших дам всегда мутится рассудок. Но пока я трезва, помоги завязать разговор. Скорее сделай первый шаг, чтобы исчезло томительно неловкое молчание! Ну же, прошу, начинай, иначе в тишине станет слышен предательский стук глупого сердца.

Однако, к моему глубокому разочарованию, белокурый красавец не собирался продолжить беседу. Погрузившись в созерцание уличной жизни за окном, совершенно не обращая внимания на мой невероятнейший конфуз, молодой человек спокойно сидел в ожидании заказа. Мне бы прогнуть спину по-кошачьи, блеснуть огненным взглядом и заговорить, но обнаружилась странная вещь: вся моя хмельная смелость куда-то пропала. И вот, спустя десять минут, сижу я, удрученная, с бокалом дармового вина, не в силах даже посмотреть в сторону виновника моей внезапной слабости, к чьим губам буйное воображение почти припечатало ранее, как вдруг слышу давно позабытые строки:

Блекнут ланиты у дев златокудрых,

Зори не вечны, как сны.

Терны венчают смиренных и мудръх

Белым огнем Купины.

Чувственная печаль Блока в хайтек-интерьере венского кафе стала громом среди ясного неба. Помню, что даже замерла потрясенно, затаив дыхание, стараясь не выдать душевную смуту. Осторожно подняла взгляд.

Большие серо-голубые глаза смотрели на меня в упор – без тени стеснения. И не колючие вроде, а все же слегка холодные. Почему-то захотелось расплакаться от этого самоуверенного спокойствия.

– Вы любите русских поэтов? – не дав моим эмоциям сьехать с катушек, спросил незнакомец. – Вы ведь русская, не так ли?

Окончательно растерявшись, я ответила уклончиво:

– Славянка.

Красиво очерченные губы, гладковыбритый подбородок, стильная одежда, на запястье дорогие часы. Конечно, здесь за столиками все такие – надменные, спокойные, видавшие виды. И все же не каждый может цитировать Блока. Я была тронута.

Позволив себя рассмотреть, мой странный визави, сложив на груди руки, сказал:

– За одну минуту выражение вашего лица менялось по меньшей мере раз пять. Вы темпераментная особа. О чем вы так напряженно думаете?

– Мои мысли принадлежат только мне, извините, – тихо и все же твердо ответила я, начиная свыкаться с ситуацией.

– А хотите угадаю?

В мужском голосе послышалась ирония. Тоже мне Вольф Мессинг! Я собрала свои чувства в кулак.

– Нет, не хочу, – улыбнулась сдержанно, стараясь подражать его манере поведения. – Лучше скажите, откуда такие познания в русской литературе?

– Блок всего лишь поэт, а не агент Израильской разведки. Почему бы мне его не знать?

Какая-то странная манера общения! Грубоватые слова в сочетании с бесстрастным голосом, галантность с высокомерным холодком.

– Его едва в России уже помнят… Вы всегда такой надменный задавака?! – вдруг сорвалось раздраженно с уст.

С какой радости я должна терпеть этот менторский тон?!

Мой собеседник изумленно заморгал, но тут же искренне рассмеялся, и в холодных глазах заискрились игривые огоньки.

Он быстро наклонился вперед и с мальчишеским озорством прошептал:

– А вы всегда такая зажатая?

У меня задрожали колени.

– Ваше поведение меня просто сбивает с толку.

– Странно… А говорят, что русские женщины коня на скаку остановят! – воскликнул он театрально.

Восхищенный вздох вырвался непроизвольно.

– Вы и в Некрасове сильны?!

– Повержены?!

– Наповал.

Мы оба улыбнулись. Этот новый, совершенно иной взгляд мне нравился больше. И с каждой минутой мне все больше начинал притягивать он сам, пришелец из неизвестного мира. Мое тело наполнялось давно забытым томлением. Оно, как тесто, поставленное в печь, стало медленно набухать. Наблюдая за его жестами, мимикой, слушая его голос, я все больше погружалась в омут удивительных глаз.

– Ну что ж… – Молодой человек вдруг посмотрел на часы. – К сожалению, мне пора. Было приятно поболтать. Наслаждайтесь вином. Провинция Сотерн, лучший производитель в Бордо.

И опять, не дав мне опомниться, он быстро расплатился с официантом и вышел, махнув на прощание рукой.

«Как же так?! Ведь мы даже не представились друг другу!»

Мое сердце сжалось до горошины. Я смотрела, как странный мужчина легкой поступью сбегает по ступенькам кафе, и почти физически ощущала боль. Чувство чего-то важного, что, не успев найти, потеряла, заострило абсурдную трагичность момента. На улице он надел очки, беззаботно закурил сигарету, сел в джип и уехал. Ну что ж, бывают разные парни. Кто-то из них даже способен цитировать классиков.

Переждав еще пару минут, пытаясь справиться с комом в горле, я убралась восвояси. Встречаться с Сиси и ее звездной ратью в этом состоянии мне не хотелось. Публика на наших клубных сборищах отличалась от той, что собиралась на домашние посиделки Бет. Сегодняшние однозначно должны были быть из разряда веселого беззаботного «золота нации» с разговорами приблизительно следующими:

«Всем приветули!»

«Кого видел?»

«Что купила!»

«Bottega – просто отстой! Бренд для мадам Куку».

«Сама ты куку!»

«Зацени новые Louis Vuitton. Стекла просто офигительные!»

«Ты куда зимой, в Куршавель?»

«Ну куда же еще?»

«В этом году хоть лыжи захвати!»

«Ха-ха-ха! Очень смешно!»

«Конечно, смешно! На гору выпрется, даже ботинки нацепит, а потом только шампанское хлещет!»

«Слушайте, идите к черту! Назло всем куплю самые крутые с бриллиантами на палках!»

«Только я тебя умоляю, детка, не надевай их на горе, они могут покатить!»

«Ха-ха-ха!»

«Короче, мы что-то пьем или будем так вот сидеть? Уже семь!»

«Официант!»

Веселые ребята без лишних забот и хлопот. У каждого – солидный банковский счет и безлимитный запас родительского терпения. Нужно будет поинтересоваться, знает ли кто-то из них, что Блок – не агент Моссад?!

После прожитых шести месяцев «под кожей», мне снова предстояло выйти «в свет». Что сказать?! Затворничество сыграло свою роль. Мир, что еще недавно завораживающий брызгами шампанского, веселыми криками и безумными музыкальными ритмами, теперь утомлял, а приятели все чаще смахивали на эмигрировавших родственников. Лица вроде бы еще родные, но уже с порядочно смазанными чертами. В злосчастный полдень я как-то слишком пронзительно почувствовала себя «оставшейся на перроне».

Острая потребность в близости вынудила прыгнуть в машину и помчаться по шоссе.

Всего в получасе езды от «Дрекслер» находился дом, в котором мы с Робом жили в нашу удивительную будоражащую эпоху. Кто знает, может быть, там, в осколках прошлого, мне снова удастся почувствовать бархатистую радость от предвкушения красочного мира, что вот-вот покажется за поворотом? Вдруг приоткроется дверь залитой светом квартиры под крышей, где девушка, озаренная счастьем, тонет в крепких мужских объятиях, где друзья щебечут воробьями, где искренняя вера расправляет крылья. Крикнуть бы им всем: «Берегитесь своей самоуверенности! Она всегда толкает в пропасть». Крикнуть-то можно, да только кто услышит…

И вот знакомый бульвар: по правую сторону газетный киоск, за ним булочная с аптекой, той самой, где купила злосчастные пилюли. У меня задрожали руки. Если бы не Джу, удобряла бы собой чужую землю! Надо же, мне всегда казалось, что в любви к мужчине, пусть даже самой безумной, я всегда смогу остановиться вовремя. Весь мой опыт говорил об обратном.