Особенности национальной милиции - Михаил Серегин

Пешкодралов старался на славу. Подобрав полы длинного не по размеру свитера, в котором элегантно торчала розочка, курсант бухал тяжелыми ботинками, поднимая пыль и разгоняя зазевавшихся кошек. Вот и последний гараж. Спуск за ним открывался крутой, на такой парень не рассчитывал.

– А, прорвемся, – махнув сверху вниз рукой, успокоил себя Леха, сел на пятую точку и лихо скатился на дно оврага. Зацепившись за незапланированный сук, штаны затрещали и порвались по шву там, где не следовало бы им рваться.

– Перебьемся, – не поддаваясь унынию, бодро сказал Пешкодралов, прикрыв рукой срамное место, и воодушевленно полез вверх.

– Да, Володя, что ни говори, а жизнь неплохая штука, – мечтательно произнес Глеб Ефимович, с чеширской улыбкой уплетая здоровенный шматок сала с бородинским хлебом.

Лейтенант только смущенно и сыто икал, чувствуя, как расслабленные руки и ноги окончательно перестают его слушаться. Капитан налил им по маленькой, и Смурного, чуравшегося ранее крепких спиртных напитков, развезло не на шутку. Приятное тепло разлилось по всему телу, голова стала тяжелая, а мысли легкие-легкие, и все про Людочку. Людмилу.

Люду...

– Жалко только, что дана она нам ненадолго, – закончил фразу Мочилов и, подперев рукой щеку, грустно задумался. – А чего это мы с тобой телевизор не включим? – словно очнувшись, перевел разговор на другую тему капитан. – Столько дней не в курсе событий, творящихся в мире. Может, давно власть сменили, а мы с тобой тут прохлаждаемся.

Он тяжело поднялся на неверные ноги, которые тоже расслабило от долгого голодания, и подошел к телевизору. На московских каналах показывали откровенную муть, все про слюнявую любовь, которую капитан терпеть не мог. Он переключил на канал местного телевидения и с удивлением увидел там себя, изможденного и небритого, ерзающего на холодных ступенях.

– Хорош гусь, – печально усмехнувшись, оценил свой облик Глеб Ефимович.

На него смотрел измученный, сильно постаревший за последние дни человек средних лет. Всегда сдобные, пухлые щеки его опали, спустившись вниз и повиснув, как у бульдога. Точно такие же мешки, только поменьше, жалостливо висели под глазами, делая взгляд особенно печальным. Растрепанная, три дня не чесанная шевелюра колючими сосульками торчала во все стороны, а пышные некогда усы, гордость капитана, поникли, с грустью указывая на землю.

Сидящий рядом лейтенант выглядел ничуть не лучше, разве только моложе.

– Что болезнь-то с людьми делает, – посетовал Мочилов. – Вот и прославились мы с тобой, Вовка. До чего ж приятно.

Лупоглазый диктор быстро и путано рассказывал о последнем событии, участниками которого стали наши герои, безбожно перевирая факты на свой лад. Коллеги с удовольствием уселись напротив голубого экрана, наслаждаясь нежданной популярностью. Глеб Ефимович щеголевато закинул ногу на ногу, покачивая голубой домашней тапочкой, и закурил прямо в зале, что раньше никогда бы себе не позволил. Из-за жены.

Володя вел себя скромнее. Видимо, его натура была менее податлива медным трубам славы. Но и он с вниманием вслушивался в передаваемые новости, временами краснея от смущения.

Внезапно трансляция прекратилась, прервавшись на рекламу.

Тесные улочки города сменились мрачно-черной, с красными всполохами пламени комнатой, из которой буравила глазами капитана с лейтенантом знаменитая предсказательница и ведунья, специально приехавшая из столицы в Зюзюкинск, чтобы вернуть безутешным зюзюкинкам ветреных мужей, заодно избавить их от алкогольной и табачной зависимости, поднять, если надо, потенцию, а также вылечить все население городка от всяческих болезней, как от тех, с которыми современная медицина борется, так и от тех, на которые врачи всего мира не могут найти управу.

– Целительница Варвара вернет вас к счастливой жизни, – лозунгом прозвучали последние слова рекламы, и комната пропала в небытии.

Подпрыгнув в кресле и свалив тапку с ноги, Глеб Ефимович взревел:

– Наше-о-ол!

Он подскочил к ничего не понимающему своему товарищу и стал с маниакальной настойчивостью трясти его за плечи.

– Вот она, панацея от всех бед, – орал как резаный капитан, роняя пьяные слезы от счастья. – Ты понял? Варвара наше спасение. Мы вылечимся назло всем докторам больницы номер один, помяни мое слово. Да чего ты молчишь?

– М-м-м, я... ща... ду... – трясся в мертвой хватке Мочилова Смурной, тщетно стараясь выговорить слова восторга.

Вместо языка глаза очень красноречиво кричали, орали, вопили – я буду жить!

– Идем прямо сейчас, – отпустив лейтенанта, воскликнул Глеб Ефимович, широко взмахнув в сторону двери рукой.

– Угу, – облегченно буркнул Володя, отходя от встряски.

Перемахнули перекресток наездники эффектно. По случаю всего лишь одной своей лошадиной силы, «Хендая» скотина настигла гораздо позже головного эскорта погони. К этому времени охранники, сдавливавшие с двух сторон еле живого представителя народной власти, порядком оклемались. Они выбили приемчиком мая-гери двери правительственного автомобиля и выскочили наружу, выставив автоматы вслед удаляющимся Утконесовым. Но братья были так далеко, что никакая пуля теперь не взяла бы их. За исключением того случая, конечно, если к пуле приделать моторчик. Для большей театральности ребятки присели на корточки, якобы укрываясь от огнестрельного оружия, и свирепо выстрелили в воздух.

Знали бы они, что за спиной у них разгоряченный конь, обезумевший от скорой скачки и постоянного похлопывания по крупу руки Зубоскалина.

Услышав короткую очередь, нервное от природы животное заржало, теряя контроль над своими действиями, испуганно скосило голубой, бездонный глаз и в мощном прыжке перемахнуло через стрелявшую охрану.

Когда ребята подняли глаза и увидели над собой огромный лошадиный живот с черными копытами, блестящими тяжелыми подковами, мир для них перестал существовать, и они упали на тротуар в глубоком обмороке.

Конь перепрыгнул, не задев ни одного из секьюрити большого начальника. Перестав от испуга слушаться седоков, он несся, выбирая дорогу по своему усмотрению. Копыта животное направило в сторону железной дороги.

Целительница Варвара место для своего офиса избрала со знанием дела, профессионально подойдя к этому вопросу. Странная, непонятная энергия, витающая в окрестностях трех абсолютно одинаковых пятиэтажек, где обосновалась провидица, стоящих, между прочим, по отношению друг к другу правильным треугольником, творила чудо за чудом не хуже, чем на загадочных Бермудах. Эти дома были построены еще в позапрошлом веке, во времена господства капитала и процветания благородного дворянского сословия. Все три пятиэтажки, распланированные и построенные заезжим архитектором из Парижа, были заказаны местным купцом первой гильдии Коперфилиным, прославившимся на весь город тем, что, будучи бедным и неприметным ростовщиком, он сумел разбогатеть и довести свои капиталы до астрономической суммы всего за один месяц. Как смогла произойти такая метаморфоза, объяснить не могли ни большие умы девятнадцатого века, ни ученые и менеджеры современности. Однако доподлинно известно, что в одном из построенных зданий купец открыл салун, где вместе с благородным собранием избранных богачей якобы проводил лекции по мошенничеству и сеансы спиритизма.

С тех самых пор дома стали пользоваться недоброй славой.

Ходили слухи, что по ночам возле этих сооружений можно было встретить странных граждан, не похожих ни на одного из жителей славного Зюзюкинска, главным образом потому, как у зюзюкинцев ниже поясницы хвостов, похожих на коровьи, нет и никогда не было, а у тех подозрительных типов сия часть тела наблюдалась, причем даже не прикрытая полами сюртука. Также и из-под цилиндров торчали весьма двусмысленные наросты, свидетельствовавшие то ли о супружеской неверности их благоверных, то ли о принадлежности к силам потусторонним, у которых еще с сотворения мира в моде было носить рога и копыта. Эти весьма подозрительные гости города ровно в двенадцать заходили в пятиэтажки и бывали там до первых петухов, причем их пребывание в домах Коперфилина озвучивалось шумами диких плясок, веселья, гомерического хохота и усиленными, словно пропущенными через динамики, звуками бесстыдных поцелуев.

Перед революцией купец первой гильдии уехал за границу, вроде бы в тот самый Париж, в котором у знакомого уже нам архитектора заказал точную копию зюзюкинских строений. Там он и остался, по слухам, до конца своих дней. Однако представители нечистой силы во французский город по странному стечению обстоятельств наведываться не стали и, как выяснили французские краеведы, по причине банальной:

Коперфилин оставил всех актеров созданного им домашнего театра в России, эмигрировав налегке.