Особенности национальной милиции - Михаил Серегин

Венька машинально положил руку на ушанку дворника, однако потом вспомнил, что окна в машине закрыты.

Вот тут-то и началась настоящая гонка на выживание. Дома, деревья, люди – все понеслось в бешеном ритме, сливаясь в длинные цветные полосы. Встречные машины испуганно сворачивали на обочину, от греха подальше. Кулапудов увидел, как в одной из них, сложив руки у груди, тихо молились. Водитель обгонял автомобиль за автомобилем, проезжая на красный, часто сворачивая на встречную полосу. Однако преследуемый не становился ближе.

Мотоциклист оказался знатоком своего дела, Байкером с большой буквы. Он заметил погоню и выжал из своего «Харлея» все, что возможно. Улицы провинциального тихого городка Зюзюкинска никогда еще не видели таких скоростей. Мотоцикл неся как птица, с легкостью преодолевая в свободном полете все выбоины и ухабы. Кровь в жилах вином бурлила, выбрасывая на язык терпкий вкус опасности. Вокруг перестали существовать дорожные знаки, светофоры, мужики с полосатыми палочками, неистово свистящие в задымившиеся от натуги свистки. Пыль столбом летела из-под колес, застилая окна преследовавшей мотоциклиста «Ауди».

Венька вцепился побелевшими пальцами в сиденье, зажмуривая глаза в самые напряженные моменты. Водитель разошелся не на шутку.

Обидное слово заставило возмутиться горячую восточную кровь. Шофер вспомнил, что он горец, что отец его был горцем, и дед был горцем, и отец деда, и дед отца деда. Дальше родословная затуманивалась за давностью времен, отчего мужчина ограничился перечислением только этих предков. Оскорбление, нанесенное ему, потомку такого славного рода, темным пятном ложилось на всех пращуров. А настоящий горец не позволит неуважительного отношения к душам усопших.

Транспорт, особенно общественный, черепаший, страшно мешал, путаясь под колесами. Радовало только то, что и мотоциклисту тоже с ним приходилось туго. Бледный пассажир, Венька Кулапудов, опасливо скосил взгляд на спидометр и безнадежно простонал:

– Может, лучше дворами?

Бешено дергающаяся, как в конвульсиях, стрелка медленно подходила к отметке триста.

Да, Утконесовым достались не «Харлеи», но тоже ничего. «Сузуки».

Вот они оттянулись! Соревнуясь друг с другом в скорости, братья держали под контролем серебристую «Ауди», не упуская ее из поля зрения ни на минуту. Сердце колотилось, ухая, как в пустой бочке, гулко и громко. Маневренность мотоциклов была замечательной. Если встречались впереди небольшие пробки или очереди перед светофорами, парни без труда сворачивали на пешеходную часть, разгоняя прохожих. Люди вжимались в стенки, роняя сумки с рассыпающимся содержимым, тараща глаза на смертников, бросали вслед нелицеприятные слова. А братьям хоть бы что. У них впереди была цель, упускать которую они не собирались.

Похлестывая свободной рукой круп коня, Зубоскалин крепко уцепился за пояс милиционера, выискивая глазами злостного дурковеда и своих товарищей, преследующих его. Дирола гнало вперед не только желание поймать и обезвредить преступника, но и стремление вернуть сумку, в которой остался вдохновляющий и поддерживающий курсантов в трудную минуту лик капитана Мочилова десять на пятнадцать.

Конь старался на совесть, мощно переставляя копыта в галопе.

Круп под зубоскалинским, пострадавшим еще с утра, мягким местом ходил ходуном, подбрасывая неопытного ездока. Санек впервые оказался верхом на лошади и с первой же попытки ввязался в погоню. Если бы курсант хоть раз бывал в деревне, как Пешкодралов, или хотя бы на ипподроме, то он знал бы, что карьеру наездника правильнее всего начинать на апатичных клячах, не знающих другой скорости, кроме как шагом. И даже в этом случае тому, чем учащийся будет сидеть на скотине, первые несколько дней придется адаптироваться к новым условиям. Но Дирол был парнем до мозга костей городским, из домашней скотины знал только кошек и собак, а такую экзотическую птицу, как гусь, видел только по телевизору и на картинках. Санек и предположить себе не мог, какие муки таит в себе романтичная профессия жокея.

Чувствуя себя человеком, присевшим на электрический стул, курсант мешком болтался за спиной представителя конной милиции, радуясь в душе, что с утра ничего не ел. Внутренности переворачивало и выжимало, икота, отдающая изжогой, настойчиво стала пробиваться наружу. Каждое движение широкого крупа подбрасывало точку сидения, и старая рана, оставшаяся от падения с каната, режущей болью пронизывала все тело насквозь, доходя до серого вещества мозга.

– Конная милиция – это, скажу тебе, мощь, – хвастливо кричал за спину сидящий впереди. – Ты не смотри, что у нас только одна лошадиная сила. Это не беда. Зато у нее ни бензин не кончится, ни тебе застрять нельзя. Понимать надо.

Зубоскалин ничего не отвечал.

– Да ты не робей, – не нуждаясь в поддержке разговора со стороны, продолжал словоохотливый хозяин коня, – прижмись ко мне покрепче. Чего так далеко отодвинулась. Я ж, если чего, не обижу. Кстати, Михаилом зовут. А тебя?

– Сашка, – выдавил из себя зеленеющий Санек.

– Александра, значит. Ничего имя, редкое.

Они проскакали немного молча. Михаил все косил на эротичный разрез красного платья, которое Зубоскалину пришлось высоко задрать, когда он садился на коня.

– Детдомовская, что ли? – спросил милиционер.

– С чего вы взяли? – удивился Санек.

– Бритая. Знаю, от вшей вас так корнают. – Михаил хитро прищурил глаза. – Меня сказками о школе милиции не проведешь. Сразу просек, что у тебя родителей нету. Много ваших в ярких платьях здесь на улицах себя предлагают, чтобы на хлеб заработать.

Но ты не думай, я не осуждаю. Хоть и гоняю изредка вашего брата, да только так это, для галочки на работе. Понимаю, нелегко вам.

Дирол не стал возражать. Только крепче сжал зубы, чтобы не выругаться.

Впереди, на перекрестке, показался правительственный эскорт.

Везли некрупного в масштабах страны, но очень влиятельного для города представителя местных органов самоуправления. По такому случаю дорога, на которой происходила погоня, оказалась оцеплена кордоном милиции и движение было временно приостановлено.

«Харлей», не согласный с таким положением дел, взвыл взбесившимся мотором, въехал на приземистый пригорок и красиво, как в лучших американских боевиках, перемахнул через черный, блестящий лакированной краской «Хендай».

– Врешь, не уйдешь! – взревел горячий кавказский парень, изо всех сил надавив на клаксон автомобиля.

Долгий сигнал пронзил окрестность, заставив перекреститься нескольких зевак, пришедших посмотреть на большое начальство, прогуливающееся по городу. Все сразу поняли, что серебристая «Ауди» останавливаться не собирается.

Первым испарился с пути преследования милицейский кордон. Машина с сидящим в нем тяжеловесным представителем народной власти въехала в клумбу, снеся бампером поливочное устройство. Фонтан искрящейся воды, вырвавшись на свободу, засеребрился, играя с лучами, усыпляя бдительность преследователей своей беспечной привлекательностью. Но ни Венька, ни тем более представитель дикого горского народа не поддались на такую провокацию, не спуская пристального взгляда со спины в черной кожаной куртке, украшенной блестящими заклепками.

Автомобиль проехал по опустевшему в мгновение ока перекрестку, не задерживаясь, направляясь далее, вслед за преступником.

– Наконец-то настоящее дело, – в счастливой эйфории воскликнул Антон, блестя глазами, в которых выплескивалась через край радость.

– Спорим, я первый до него доберусь, – предложил не менее довольный Андрей.

– Бутылку ставлю в пользу себя, – хвастливо принял вызов Антон.

– Заметано.

Мотоциклы колесо в колесо, не обгоняя друг друга ни на сантиметр, со свистом проехали мимо «Хендая» с перепуганным пассажиром, отирающим новеньким белым с еле заметной голубизной платком мясистый лоб. По левую и правую руку, опасливо прижавшись к широкому животу своего кормильца, таращили глаза квадратные братки, исполняющие роль охранников. Они пока еще не решались эффектно выскочить из дверей автомобиля, изображая чудеса храбрости перед опустевшими улицами.

– У-у-узнать, кто такие, и ко мне в команду, – заикнувшись, передал им народный избранник, выбранный на свою должность губернатором области.

– Сейчас перемахнем, – успокаивающе кричал за спину Михаил, с тревогой следя за сутолокой на перекрестке двух дорог.

– Вот только перемахну этот овраг, и окажусь впереди них, – задыхаясь, говорил сам себе Пешкодралов, срезая путь и пробираясь через грязно-красный ряд гаражей.

Седьмым чувством Леха ощущал, что преступник направится к выезду из города. По асфальту это полтора часа нормальным темпом и минут сорок – сорок пять в бешеной гонке. А здесь Лехе только преодолеть этот овраг, затем немного в гору, туда, где располагалось у них стрельбище, а потом с другой стороны вниз на всех парах. Полчаса, не больше, на это уйдет у парня. С его-то способностью к пешим переходам.