Круть (с разделением на главы) - Виктор Олегович Пелевин

— Можно кого угодно?

— Кого угодно, кто может тебя уничтожить. Хотя бы теоретически. Небо скажет, годится такая ось слабости или нет.

— Как мы это узнаем?

— Нам немедленно ответит Вселенная. Она или согласится, или нет.

— Хорошо, — сказал Кукер. — Пусть это будет… Варвара Цугундер!

Грозное имя прозвучало как удар набатного колокола — и я ощутил во рту металлический вкус. По суровой силе момента было ясно, что шутки кончились. Вселенная принимала происходящее всерьёз.

Ахилл засмеялся.

— Твой выбор одобрен, — сказал он. — Вопросы решены. Теперь я стану тобой, а ты станешь мной. Смотри мне в очи.

Я не удивился архаичному обороту. Глаза Ахилла, похожие на блюдца с отравленным чаем, были полны такой гипнотизирующей силы, что к ним вполне подходило это слово.

Левое его око вращалось влево, а правое — вправо. Когда я глядел между ними, мне казалось, что я вижу дорогу среди гигантских папоротников, над которыми висит древняя луна… Чем дольше я всматривался, тем реальнее становилась эта дорога, а потом я решился и сделал по ней шаг.

В моих глазах тут же потемнело, и я испытал доходящую до боли тошноту.

Я узнал процедуру: экстренный разрыв линка. Весьма травматичный опыт — говорят, нечто близкое испытывал карбоновый пилот, когда катапульта выкидывала его из реактивного самолета.

Значит, система сочла, что я в серьёзной опасности.

2

— Сколько я спал?

— Двое суток, — сказал Ломас. — Поздравляю. Вы получили важнейшую информацию. Просто важнейшую. Но шок был сильным, и мы дали вашему мозгу отдохнуть. Уже ищем данные по этой Варваре.

На столе лежала книга Г. А. Шарабан-Мухлюева в карбоновом эко-оформлении, заложенная во многих местах. Я прочёл название:

БАБЫ И ДРУГИЕ ТЁЛКИ

Обложку украшали кудрявые красные блэрбы.

Наконец-то Герман Азизович написал свои «Тёмные Аллеи»!

Московская Ветровышка

Вот оно, Настоящее Русское Слово, свободное той последней свободой, какая просыпается только перед окончательным крещендо…

Кузькина Мать

Какая Глыба! Какой матёрый человечище!

Нейросеть «Ильич»

Ломас вникал в локальную культуру. Такое случалось, если расследование волновало его по-настоящему. Заметив, что я смотрю на книгу, Ломас положил на неё пресс-папье.

— Тут может быть полезная информация, — сказал он. — Я только начал.

Он, конечно, не искал у Шарабан-Мухлюева конкретные сведения про ветродуховность, петухов и заточниц, а настраивался на общую волну чужой культуры, чтобы стал возможным инсайт в её тайны. Такие у него и правда случались.

— Зачем понадобился экстренный разрыв линка? — спросил я.

— Если бы вы остались в чужом сне ещё на некоторое время, неизвестно, смогли бы мы вас вернуть. Точнее, вернуть бы вернули, но не факт, что вас.

— Органическое поражение мозга? — спросил я. — Но у нас должна быть защита от наводок.

— Дело не только в органическом поражении, — сказал Ломас. — Во всяком случае, в традиционном смысле. В Кукере начали формироваться… Э-э-э… Определённые внутренние кристаллизации.

— Кристаллизации? Что это? — спросил я.

— Устойчивые нейронные контуры особого рода, — ответил Ломас. — О функционале и назначении которых мы не имеем понятия. Система заметила этот процесс и разъединила вас с Кукером до того, как нечто подобное резонансно навелось в вашем мозгу.

— То есть это не совсем органическое поражение?

— Нет. Что-то неясное. Контекстную справку не заказывайте, результата не будет. Тема для всех новая.

— Мы хоть что-то знаем? — спросил я.

— Пока у нас есть только предположения. Представьте, что вам в голову приходит некая мысль. Или последовательность образов. Им должны соответствовать нейронные контуры в вашем мозгу.

— Да, — сказал я. — Возникают эти контуры, а затем сознание фиксирует мысль.

— Не будем спорить о том, что происходит раньше, это вопрос религиозный, — ответил Ломас. — Как бывший епископ уверяю вас, что дискутировать на эту тему можно долго. Определить точно, когда и как в сознании возникает мысль, очень трудно. Мы наблюдаем корреляции с нейронными контурами, но сами эти контуры не есть мысли. По весьма несовершенным измерениям, сделанным ещё в карбоне, многим кажется, что нейронный контур предшествует мысли. Но временные лаги могут быть объяснены множеством разных причин, в том числе самой методикой опыта.

— Например? — спросил я.

— Электрический разряд можно засечь. Но мысль субъективна. Сообщить о ней нажатием кнопки можно только после того, как она уже пережита и опознана, а такое опознание мысли не есть сама мысль. Это другой субъективный ментальный акт со своей динамикой и нейрокоррелятом. Гонку субъективного с объективным очень трудно организовать — они существуют в разных измерениях. Всё тот же великий водораздел материи и сознания.

— Наша корпорация должна всё это знать.

— Даже лесник не знает, что происходит ночью в лесу. А мозг — не просто лес. Это таинственные джунгли. И не факт, что наши. У нас там просто отвоёванная у зарослей фазенда, куда то и дело забредают сумчатые волки. Представьте, что соответствующий некоторому восприятию нейронный контур усложняется, становится устойчивым — и превращает часть мозга в коммутатор, неподконтрольный самому человеку. Мало того, непрозрачный для корпорации.

— А с чем этот контур коммутирует? — спросил я. — И как?

— Вот это и есть главная неясность. Система не видит. Это похоже на то, что происходит иногда с мистиками и медитаторами, но лишь отчасти… Как будто часть мозга превращается в чёрный ящик. Мы вообще не знаем, что там творится. Но это очень напоминает строительство закрытого коммутатора.

Я задумался.

— Мы можем заглянуть в Кукера и исследовать этот коммутатор?

— Нет, — ответил Ломас. — Мы больше не можем в него заглянуть вообще.

— Почему?

— Из-за чёрного ящика, который там собрался, его имплант слетел со связи. Этот сон — последнее, что мы увидели. Кукер теперь бескукушник, как у вас говорят. Система потеряла его — и, похоже, навсегда. Мы можем следить за ним только через импланты соседей.

— Значит, мы больше не сумеем сканировать его сны?

Ломас отрицательно покачал головой.

— Но вы выяснили главное. В последнюю секунду. Вы определили его ахиллесову пяту. Варвара Цугундер. Интересный выбор. Мы бы о таком не подумали.

— Но почему космос разрешил? — спросил я. — Это должен быть существующий в реальности противник. А Варвара