Право на Тенерифе - Ирина Александровна Лазарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Девушка, ну право, это даже смешно, – отвечала через плечо Алина, – пытаться очернить такого порядочного человека, который жизни себе без детей не представляет. Я вам совершенно искренне желаю встретить свою настоящую любовь, только тогда вы поймете меня.
Алина уверенной походкой зашагала домой под несуразные выкрики Тони.
– Не, ну ты дура что ли совсем? Тебе говорят, у меня все доказательства есть! Вот овца наивная.
Но погода была неприветливой, чтобы долго мяться у подъезда и раздумывать над словами Алины, Тоня от холода уже не то что не чувствовала пальцев, а еле шевелила кистями рук. Элитные дома, квартиры на Канарах, дорогие машины – все оказалось вдруг неприступной крепостью, на которую она лезла сквозь ветер и стужу голыми руками, в короткой дешевой куртке из синтетической кожи, которая и спину-то не закрывала. С втянутой в плечи шеей она побежала на автобусную остановку, чувствуя, что снова продуло спину.
Прошло несколько дней после ссоры, прежде чем Роман что-то написал Марине. Они встретились после этого несколько раз, и каждый раз был как последний: Роман устраивал невероятно романтические сюрпризы, водил в кино, ресторан. Но он уже не просил ее «уезжать в командировки», и они виделись редко, словно тема, поднятая во время ссоры, была не исчерпана, а наоборот, только набирала обороты. Марина чувствовала, что живет на пороховой бочке. С еще бо́льшим трепетом она ждала его сообщений. На работе при мысли о нем у нее кружилась голова. Было страшно представить, что у их романа могло не быть продолжения, что когда-нибудь она больше не увидит его милых черт лица, не услышит его любимый веселый голос, а вместо этого постепенно превратится в старуху подле занудливого, давно потухшего Виталия.
После очередных выходных, на которых, как Марина подозревала, Роман слетал к детям, он пригласил ее сразу к себе домой, без ресторана или кино. Он даже встретил ее на машине неподалеку от ее работы. Но до дома им не суждено было доехать.
– Нам нужно поговорить, – сказал Роман, когда она села в машину. Он не прятал глаз, смотрел прямо на нее, будто даже не моргая.
Марина не отвечала, скулы свело от напряжения, и она не могла вымолвить ни слова. От этого Роману было еще сложнее произнести то, что он собирался сказать.
– Мы не сможем больше видеться, – он надеялся, что она сама спросит, сама все поймет, но Марина продолжала тихо сидеть, только теперь отвернула голову от него и смотрела на зеленые еще деревья, оградившие дорогу от серого неба длинным сводом. – Я поговорил с женой, они вернутся домой. Мы попробуем все сначала.
– Жена, которая изменила тебе, растоптала твое мужское достоинство, твою гордость, – не выдержала Марина и стала язвить.
– Она сожалеет о случившемся, – вздохнул тяжело Роман, – просила прощения у меня. Но дело ведь совсем не в этом.
– Мужчины не умеют прощать женские измены, вы ведь все собственники, – говорила Марина по-прежнему ехидно.
– Я долго думал, все пытался осмыслить. Ты не представляешь, как сильно я тебя люблю, всегда буду любить. Никогда не забуду. Мне очень тяжело общаться с женой, жить вместе, закрывать глаза на вечные ссоры, вечное ее недовольство. Смотреть, как она срывается на детях. Но я не вижу другого выхода: я не могу бросить детей. Я безумно скучаю по ним, не хочу, чтобы они жили отдельно от меня.
– Это вот типичный способ женщин манипулировать мужчинами – через детей. Только ты забываешь, что дети скоро вырастут, и ты им будешь уже не нужен. А мы к тому моменту состаримся, и для нас будет уже поздно.
Последние слова Марина сказала с особой горечью.
– Я знаю. Но я не хочу, чтобы они выросли без меня.
– Значит, я тебе дорога, но дети дороже.
Мысль, что кто-то или что-то был для него милее, чем она, оказалась невыносимой для Марины, хотя умом она и понимала, что по-другому быть не могло.
– Это мои дети, – сказал просто Роман, – характер у жены такой тяжелый, они сами постоянно просят меня забрать их, потому что им несладко с матерью. И потом, я не хотел тебе говорить, но у старшего ребенка есть еще проблемы… У него аутизм. Что же я за человеком буду, если брошу его.
Последняя реплика обезоружила ее. Марина не смогла больше ничего сказать в ответ. Роман предложил отвезти ее домой, но она, не глядя на него, выскочила из машины и, хлопнув хорошенько дверью, побежала вглубь дворов, на другую улицу, чтобы сесть на свой автобус. Холодный ветер сбивал с ног и останавливал дыхание. Но Роман догнал ее и крепко-крепко обнял, не дав вырваться. Они так сильно прижались лицами к плечам друг друга, словно закрываясь от мира и от всех его тягот и необходимости мучительного выбора. Было не видно, что они оба плакали, а сильные порывы ветра и громкое шуршание деревьев скрыли их всхлипывания.
Ранним утром Марина вышла из дома и по пути на работу решила сделать небольшой крюк до остановки, будто прогуляться по району. Ноги сами несли ее вдоль длинного сквера, за которым стояла школа. Сонные дети с ранцами, перегруженными учебниками, шли торопливо к ней со всех сторон, кто-то один, а кто помладше – с родителями. Одни обгоняли ее, а другие шли по пятам, а Марина невольно чувствовала себя белой вороной.
Пройдя мимо школы, она повернула направо и пересекла дорогу, там через два жилых дома стояло небольшое муниципальное здание советских времен.
Она зашла в него, поздоровалась с женщиной-охранником, а затем прошла в нужный ей кабинет. Это была ее сокровенная с Виталиком тайна, то, чем она ни с кем не делилась, даже с Юлей: они уже давным-давно прошли школу приемных родителей и все надеялись усыновить маленького ребенка.
В кабинете обычно сидело несколько человек, но сейчас, рано утром, была только новая сотрудница, молодая девушка лет двадцати пяти или двадцати восьми. Худенькая, щупленькая, застенчивая, с шероховатым, изрытым шрамиками лицом, она внушала доверие. Именно про нее Марина выясняла накануне. Она уже давно переписывалась на форумах с приемными матерями своего города и мгновенно узнавала обо всех новостях в органах опеки. Новенькая только начала работать, и Марина надеялась, что в силу своей неопытности та сможет помочь ей.
– Здравствуйте, я хотела узнать, как наша очередь, продвинулись ли мы по ней?
