Критика евангельской истории Синоптиков и Иоанна. Том 1-3 - Бруно Бауэр

о том, что Креститель покинул пустыню и отправился на берега Иордана; ни малейшим намеком он не указывает на смену обстановки, но там — именно так он видит дело — где Креститель призывал к покаянию, народ шел к нему, чтобы исповедать свои грехи и креститься. В тот самый момент, когда он представляет себе Крестителя в пустыне Иудейской — а здесь, в пустыне, пища проповедника покаяния могла состоять только из саранчи и дикого меда, — в тот же самый момент он представляет его на берегу Иордана. Короче говоря, он довольно быстро забыл свое первое высказывание.

Не вспомнил он о нем и впоследствии, когда говорит, что Иисус после крещения был уведен в пустыню Духом Святым. На самом деле Иисус уже находится в пустыне, когда, как и другие, идет к Крестителю, ибо проповедует в пустыне. Но он уже давно забыл об этом местном, даже определенном местном, что это пустыня Иуды, когда перенес место действия на Иордан, и теперь ему стало возможным отправить Иисуса из чума крещения в пустыню.

Точка противоречия находится в том месте, где соприкасаются несовместимые вещи — пустыня Иуды и берег Иордана. О том, как Матфей пришел к такому сочетанию, мы узнаем из сочинения Марка, из которого он взял основу противоречия. Марк также сообщает, что Иоанн крестил в пустыне и проповедовал курс покаяния; вместе с толпой других людей, крестившихся в Иордане, пришел и Иисус, который, пройдя курс, был изгнан Духом в пустыню. Здесь, следовательно, также есть противоречие, что Иисус был выведен из пустыни в пустыню; но твердости, что некая пустыня, не касающаяся Иордана, называется первой местностью, нет. Марк говорит только, что вся Иудея и жители Иерусалима были приведены в пустыню.

Лука тоже размышлял, когда использовал сообщение Марка, но направил свои размышления не на какой-то один второстепенный пункт, а на центр противоречия и попытался его разрешить, а точнее, избежать. Он хочет объяснить, как можно объединить три момента: пребывание Крестителя в пустыне, его деятельность на берегу Иордана и то, что Иисус после крещения удаляется в пустыню. Так, он говорит, что в пустыне, где до этого времени пребывал Креститель, к нему пришел призыв Господа; в результате он пошел «по всей области Иорданской» и проповедовал крещение покаяния; здесь к нему стекался народ, требовавший крещения; здесь же пришел Иисус, и теперь можно объяснить, что в пустыню его привел импульс Духа только после того, как он вернулся от Иордана.

Как прекрасно все это сочетается! Апологет идет еще дальше и сбивается на утверждение, что Лука также прекрасно согласуется с Матфеем; Он настолько невероятно самонадеян, что утверждает, будто Лука справедливо называет «пустыней Иудейской», о которой говорит Матфей, ту область за Иорданом, non bent it body jebent, кто берет в руки библейский комментарий, тот знает, что этого не может быть, особенно если она называется nãoɑ ǹ neqixwoos toũ 'Ioqsávov, пустыня Иудейская.

Назад! Назад! Возвращаемся к Луке! Он избежал противоречия: согласно его рассказу, Иисус идет в пустыню уже не из пустыни, а из поймы Иордана, где он встретил бегущего после того, как прошел через пустыню. Но теперь он впал в более опасное противоречие, противоречие, затрагивающее весь евангельский прагматизм и доказывающее, что изначально он не двигался свободно в своем изображении, а зависел от чуждого типа, который он мог изменить лишь отчасти, но который он должен был полностью запутать. Что же так властно побуждает его бросить бегуна в пустыню, что он теперь говорит, что жил в пустыне до момента своего появления? Должно быть, это было не просто замечание Марка о том, что Креститель проповедовал в пустыне курс покаяния; скорее, это было общее мнение, от которого он не мог освободиться так же легко, как от впечатления, произведенного этим замечанием. Мы по-прежнему находим это мнение в его тексте, но в таком противоречивом контексте, что ясно, что он должен был взять его из другого места Писания, от которого он в тот же момент существенно отклонился. Сообщив о том, что Иоанн по божественному зову был извлечен из пустыни на берега Иордана, он добавляет, как сказано в книге пророка Исайи: «Голос вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу! Пророчество должно исполниться в Крестителе, но не должно ли оно исполниться и в месте его проповеди? Разве гармония провозглашения и его исполнения не проявляется в том, что глашатай возвышает свой голос в пустыне? Так оно и есть! Даже Лука не может отрицать эту изначальную форму видения, когда в разговоре о Крестителе спрашивает Иисуса: «Для чего ты ходил в пустыню? Таким образом, у него это пророческое изречение находится не на своем месте, поскольку, согласно его рассказу, Креститель не проповедует в пустыне; он, скорее, взял его из контекста, где Креститель действительно проповедует в пустыне, как писал пророк, т. е. из письма Марка.

Теперь противоречие объясняется в последнем месте Писания. У Марка Креститель проповедует в пустыне и в то же время на Иордане, у него Иисус после крещения уходит в пустыню, хотя на самом деле он уже находится в пустыне, когда приходит к Крестителю, потому что он следовал идеальному представлению и, полностью захваченный им, не заметил противоречия между отдельными чертами прекрасного сообщения. В этом изречении Исайи есть пророчество о Крестителе, поэтому он должен явиться в пустыню и проповедовать, он должен это сделать, даже если это будет противоречить сообщению о том, что он крестил на Иордане и что Иисус сначала должен был быть уведен отсюда, чтобы достичь пустыни. Здесь противоречие и путаница беспристрастно порождены идеальным представлением, в то время как у Луки и Матфея они расширены попытками исправления и более подробными положениями, вырваны из своей первой невинности и стали предметом надзора мелкого прагматизма.

В пророческой книге и в том контексте, из которого взято изречение проповедника в пустыне, народу возвещается избавление от Вавилона, а вместе с ним и завершение теократии. Под руководством Иеговы народ вернется через пустыню на свою родину. Пророк излагает эту мысль так, как будто слышит голос, который вникает в беду народа и дает команду проложить путь через пустыню. Перед мыслью о завершении общины и пришествии Господа у евангелиста исчезает связь изречения с избавлением из вавилонского плена, которое, согласно первоначальному смыслу изречения, едино с этим завершением; он видит в изречении возвещение о пришествии Иисуса, а кто может быть голосом, призывающим к выравниванию путей Господних, как не Иоанн Креститель? Согласно оригинальному тексту, «в пустыне должен быть