Как закалялась жесть - Александр Щёголев

Этого мига мне хватает, чтобы ударить. Бью с закруткой — и рву на себя. Гитарная струна захлестывает его руку — правую, голую, — он рефлекторно отдергивается, и совершенно зря. Струна у меня с оплеткой — в таких ситуациях действует, как пила. Кожа мгновенно содрана. Хлещет кровь… На возвратном движении статуэтка застревает, цепляется… блин! Была бы гирька — соскользнула бы, гирьки гладкие, в отличие от статуэток… Оружие становится бесполезным. Я на миг обмираю.

Балакирев помогает мне: ему больно, он в шоке, а эта штука впивается все глубже и глубже. Убрать, убрать ее!!!

Он сам распутывает «струну», сбрасывает ее с руки.

Блестяще!

Я раскручиваю уже не «восьмерку», а большой круг. Враг изумленно смотрит на свою изуродованную конечность, нежно прижимает к себе — и вдруг бредет куда-то вдоль стены, качаясь, как «ванька-встанька»…

Вбегает Елена:

— Вадька! Вадичка!

Без топора.

— Отойди, — спокойно говорю я ей.

Обезумело глянув на меня, она бежит к Балакиреву.

— Подожди! Зажгутовать надо!

Наконец-то путь по-настоящему свободен…

Выхожу на лестницу.

Сколько же месяцев я здесь не был? Или не месяцев, а веков?

— Эй, друг! — зовет Долби-Дэн.

Смотрю назад. Музыкант приподымает голову.

— Я буду терпеливо ждать вас. И держать за вас палец. Что это значит, я не знаю, да и держать мне нечего, но такое выражение бытует среди россиян.

Он машет мне обоими своими обрубками.

Вперед!

— Что-то они там разыгрались, детки, — сказал Руслан Илье. — Пойди, посмотри.

Илья поморщился, но собачиться не стал. Татарин в последнее время командира из себя лепит: решил, видно, что хозяйка на него «запала». Кретин! Не понимает, что в этом милом девичнике фаворитов нет и быть не может, а есть только верные рабы. Так что, когда ситуация утрясется, мы еще посмотрим, на ком остановится хозяйский глаз. И кто здесь в конце концов будет старшим по званию…

Он вышел из прихожей, пересек холл, — и встал столбом.

Лестничную площадочку между первым и вторым этажами преодолевало странное существо, каких менеджер в жизни не видел. (Просто потому, что ему не довелось бывать во фронтовых госпиталях.)

— Вы кто? — спросил Илья.

— Скрипач, — ответило существо звучным баритоном.

Сверху через перила свесилась Ленка, хозяйская дочь, и закричала не своим голосом:

— Задержи его!

Илья промедлил, не понимая, что от него требуется. Полуреальный карлик, между тем, заторопился — и на первой же ступеньке то ли потерял равновесие, то ли нарочно повалился: безногое тело, удивительным образом сгруппировавшись, покатилось вниз. Убьется! — похолодело в груди у менеджера. Он рефлекторно шагнул к лестнице, чтобы поймать калеку, — и нарвался на подсечку, выполненную суковатой, непропорционально большой рукой.

Илья грохнулся на паркет.

Встали соперники одновременно. Ленка где-то наверху надрывалась:

— Не дай ему уйти!

«…Если он уйдет, это навсегда, так что просто не дай ему уйти ».

Смешно…

— Клади его!

Как такого класть? Даже стыдно как-то. Не пушку же доставать?

— Пропусти, — властно сказал незнакомец, назвавшийся Скрипачом. Он раскручивал в руке грузик на проволоке. Проволока со свистом рассекала воздух. Ясно было, что обращаться с этой штукой он умеет: так просто не подойдешь, не возьмешь… да и рука у него была более чем примечательна — поистине огромна. Промышленный манипулятор.

Бить кулаком? Несподручно, слишком велика разница в росте. Илья ударил ногой сбоку: метил в корпус, со стороны, где у калеки вместо руки культя. Однако, вот неожиданность, тот был готов — в один миг захлестнул опорную ногу бьющего. Кик, хоть и достиг цели, потерял силу и точность. Опять упали оба. Илья — с воплем. Похоже, ахилл поврежден. Карлик не отлетел к камину, как ожидалось, — проволока не дала; он словно бы прилепился к поверженному бойцу, так и не выпустив свое оружие. Быстро и ловко залез он на матерящегося менеджера, схватил его рукой промеж ног — и…

И все.

Илья вытаращил глаза. Открыл рот, словно хотел что-то сказать… затем попытался махнуть кулаком… и тогда жуткий карл сжал пальцы по-настоящему.

Закричать Илья не смог.

Ослепительная вспышка боли, родившись в промежности, выплеснулась за пределы Галактики. Большой Взрыв…

Человек мгновенно вспотел.

Гидравлический пресс — и тот был бы милосерднее.

— Если ты ниже соперника — это твое преимущество, — пошутил калека, не выпуская хватки.

Странные, пугающие ощущения распространялись из области паха, лишая воли и разума. Боль сжалась до размера теннисного мяча, но при чем здесь, вообще, боль? Мошонка раздавлена, потерянно думал Илья. Все раздавлено… гад… убить мало…

— Когда сможешь встать, уходи, — сказал ему монстр. И молодой человек послушно закивал, с ужасом глядя на сидящее на нем существо: уйду, уйду…

— Что за шум, а драки нет? — с наигранной веселостью возгласил Руслан, являясь из прихожей.

Некоторое время он оценивал ситуацию, меняясь в лице. Муж Эвглены Теодоровны, это убогое ничтожество, слез с тела Ильи и пополз ему навстречу. Руслан уже видел это существо. Хозяйка не знала, что любопытный менеджер однажды (в ее отсутствие) нашел повод побывать на Втором этаже; она вообще не подозревала о степени осведомленности своего сотрудника… впрочем, опустим это.

На лестнице застыла Ленка, словно боясь спускаться дальше. Когда убогий был уже метрах в трех, менеджер спохватился:

— Эй, стоять!

А потом полез за пистолетом.

Он дает мне секунду. И право на одну-единственную попытку.

Тремя энергичными махами разгоняю «струну» до максимальной скорости и только тогда бью. В полную силу, на уничтожение, — иначе бесполезно. Против пистолета — какой гуманизм?

Попадаю!

Хлыстовый удар в лоб — мой коронный. Пробивает лобную кость, если вложить душу. Скорость грузика на конце «струны» сумасшедшая, так что одного раза достаточно… Характерный хруст — награда за точность. Голова горе-вояки словно подпрыгивает, а сам он валится, оседает на пороге выхода из холла. Увы, он успел снять свой шпалер с предохранителя, даже дослать патрон успел, и теперь его палец непроизвольно жмет на спуск… БАЦ! БАЦ! БАЦ!.. Пули пролетают надо мной — в опасной близости.

Он в меня стрелял!

В меня!

За что?

Два прыжка, и я рядом. Эта скотина еще жива — вот так подарок! Если до сих пор я вольно или невольно щадил палачей, делая скидку на их молодость, то сейчас… сейчас… как же я вас ненавижу…

Темное бешенство отключает разум.

…Последнее, что вспомнил Руслан, прежде чем мир заволокло красным, были почему-то слова Эвглены Теодоровны, прозвучавшие давеча в машине. Нам с тобой рано еще на тот свет, сказала ему хозяйка, прося не отвлекаться от дороги.

Рано, подумал он. Рано. Рано…

…Кладу руку ему на шею. Гортань мелко трепыхается, острый кадык упирается в ладонь. Сжимаю пальцы — большой с указательным. Ногти рвут кожу, мелкие хрящи, сосуды. Когда пальцы соединяются, я вырываю это дело на хрен. В кулаке — кровавая мякоть…

И только тогда я прихожу в себя.

Гнев сменяется отвращением. Что я натворил? Боже, что я натворил… Меня трясет.

Тело врага агонизирует.

Ты стреляешь в инвалидов, герой? — думаю я. Знай, что инвалидам есть чем ответить.

Для рефлексий — не время и не место. Вытираю руку о его пиджачок. Подбираю «струну», эту лучшую из своих подруг; подбираю также пистолет (стандартный «ИЖ-71»), затем, со стволом наизготовку, вползаю в прихожую.

Ну, есть тут кто еще?

Никого. Выход из дома сияет, как дверь в рай: это на улице горят фонари. Сзади кто-то топает, шумно бежит по холлу; нет, не успеете, малыши, не остановите меня… Оборачиваюсь.

Балакирев! Правая рука изувечена, а в левой — стальная кастрюля, которую они называют контейнером… И что-то происходит. Что-то с грохотом взрывается — вспыхивает ярче тысячи солнц…

Ага!

Это просто я успеваю выстрелить.

Я успеваю.

Успеваю…

Мерзкая тварь, так похожая на человека, валится передо мной на колени, держась за живот, но я не смотрю, не смакую это зрелище, я уже развернулся, я отбросил ненужный более пистолет и взялся за дверную ручку.

Дергаю стеклянную дверь на себя…

Реальность расфокусирована. Вечерняя Москва плывет, уходит из-под ног. Единственное, за что цепляется мой взгляд — большой черный автомобиль, припаркованный к особняку.

Еще одно препятствие? Последний редут, который нужно взять?

Передняя дверца машины раскрывается, едва я появляюсь на крыльце. Из салона высовывается… Неживой Виктор Антонович. Широко улыбается и приглашающе машет мне: сюда давай, приятель, без церемоний!