Новый Мир ( № 11 2012) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таня присела рядышком, закусив губу.
Все-таки самое главное в нем всегда было — непредсказуемость. Каковой Таня и близко не встречала больше ни в ком из женихов, с Артемом включительно. Все они просчитывались на пару-тройку ходов вперед настолько просто и математически точно, что становилось даже страшно от постоянной, открытой, как на ладони, возможности беззастенчиво этим пользоваться. А стоило только начать — и моментально шло прахом все. Потому что Таня так не могла.
Но не с Протопоповым.
Если совсем уж честно, на предложение серьезного человека она согласилась еще и потому, что очень, очень заманчиво было попробовать хоть раз в жизни переиграть Димку. Чтоб знал!.. Чтобы понял, как ее недооценивать, считать за дуру, ни в грош не ставить, променять за здорово живешь на какую-то!!! Кстати, Таня до сих пор жалела, что не повыдергивала ей тогда все патлы. Но упустила момент, и не подлавливать же потом специально.
Однако к такой обвальной, водопадной Диминой откровенности она не была готова ни разу. Терялся смысл. Что теперь с этим делать, Таня совершенно не представляла.
И почти перестала слушать.
— ...Где, говорит, <...>, дедушкины деньги, Кацнельсон...
— Кацнельсон? — переспросила Таня.
Так вываливается из чужого, мимопроходящего разговора знакомая фамилия. Даже если речь идет о совсем-совсем другом человеке.
Дима осекся и огрызнулся:
— Я Протопопов, Танька, а никакой не Кацнельсон, уж ты могла бы знать! Но эти, <... ... ...>, вцепились, <...>, в фамилию деда...
— Какого деда?!
Он ответил — мимоходом, между делом, — и вырулил назад, и снова покатил о чем-то как бы важном и главном. Его губы шевелились, глаза сверкали, нос наливался багровым под смазанным гримом... а звука не было, все слова глушило и растворяло тоненьким, запредельным, нездешним гулом. Таня сжала пальцами виски. С ума сойти. Она могла бы обо всем узнать еще тогда. Если б догадалась спросить.
— Мендель Яковлевич — твой дед?!!
Пинкертон хренов, литературно ругался про себя и на себя Артем. Комиссар Каттани. Лейтенант Коломбо.
Кстати, у него неплохо получалось. Вот брошу институт, забью на стажировку и радикально сменю род занятий, блин. Частный детектив. Операция “Кооперация”!..
Накануне он провел дружбана Протопопова до самой хаты, а именно рабочей общаги в диком бандитском районе, где Артемова почти новая “вольво” смотрелась странно и подвергалась серьезному риску, но ему было пофиг. Пришел кураж. То иррациональное безбашенное чувство, с каким, наверное, поднимаются миллионы на финансовых пирамидах и создаются с нуля медиахолдинги. У отца было полным-полно таких вот знакомых, кое у кого из них Артем присутствовал потом на похоронах. Никогда он этого не понимал. А сейчас — накатило.
Что характерно, хвоста Цырик (фамилия? прозвище?) в упор не заметил. Утром Артем поджидал его начиная с полдесятого — раньше, рассчитал он, этот народ не просыпается, не тот стиль. Грамотно, сам собой поневоле любуясь, проводил до стрелки, ненавязчиво поприсутствовал при оной за крайним столиком у дверей в занюханной забегаловке (заведения уровня “Че” они, похоже, позволяли себе только после успешного трудового дня). Содержания терки он не услышал, но в целом мог восстановить по экспрессивным жестам Цырика и его братвы. Затем, перекрестившись и благословясь, все вместе отправились на дело. То есть лично Артем нательного креста размером в пол-ладони не целовал, но то были детали. Он уже чувствовал себя с одной лодке и связке с ними, как оно обычно и бывает, если верить литературе и кинематографу, с гениальными сыщиками.
Однако слезоточивый газ все-таки застал его врасплох.
Вернее, врасплох его застала Таня — хоть он и знал, хоть и хмыкнул удовлетворенно, когда его подопечные засели симметрично по переулкам вокруг огороженной на перекрестке съемочной площадки, откуда раздавался усиленный динамиками привычный мат Димы Протопопова. Но Таня все равно оказалась — как вспышка, как ослепительный, бьющий наотмашь луч! — она всегда была такая, а он, Артем, целый день ее не видел и успел позабыть, как это. Таня держала за руку мерзавца в модных джинсах, Таня смотрела на мерзавца Протопопова, Таня была здесь!!! — и он выпал напрочь из увлекательного процесса слежки, из лестного образа хренова Пинкертона, из настоящего времени и актуального пространства. Собственно, не прошло и пяти минут, и Артем уже околачивался, как в прошлый раз, в толпе зевак возле оградки, надеясь, что Таня в какой-то момент обернется и заметит его.
А потом рвануло.
Когда удалось отдышаться, отплеваться, откашляться и привести в порядок глаза (Артем сегодня был в линзах, одна из них защитила глаз, но под другую попало, и это был ужас), уже приехала “скорая” и даже менты. Телевизионный народишко метался туда-сюда, причитая и названивая по мобилкам, самые хлипкие толкались за места на носилках, оградки валялись перевернутые, штативы от камер тоже; прямо под ноги Артему подкатился треснутый объектив. Неподалеку истерически рыдала девушка в бирюзовых лосинах, другая орала почем зря на милиционера, и ни одна из них, ясное дело, не была Таней.
Часто смаргивая и чувствуя, что делать ему тут больше нечего, Артем все-таки протолкался поближе к бывшей съемочной площадке. Квадратномордый и вообще весь квадратный новый русский в бордовом пиджаке (да-да, типаж, брезгливо презираемый Артемовым папой) расхаживал между обломками техники и персонала, очень внятно — хоть в общем шуме и нельзя было разобрать слов — и жестко выговаривая кому-то по мобиле. Два камуфляжных охранника слишком заметно, демонстративно даже следовали за ним. Создавалось впечатление, что именно он здесь главный. По ассоциации Артем поискал взглядом Диму Протопопова — и не нашел.
Споткнувшись, он переступил через опрокинутую оградку. Квадратномордый пер, словно БТР, прямо на него, и на какое-то время их траектории сблизились опасно, как в американском фильме про грядущее столкновение Земли с астероидом.
— Ответишь, — сказал квадратномордый так, что Артем вздрогнул, на секунду приняв на свой счет. — Фраер поганый! Что? Да его до вечера два раза расколют и зароют, <... ... ...>!
Его глаза скользнули по Артему, царапнув мимолетно, по привычке, словно цепкой зазубриной. Артем посторонился.
— А коллекционера на <...>, — бросил новый русский, проходя мимо. — На <...> он нам теперь, этот <...> коллекционер?!
...До вечера Артем болтался на своей “вольво” неизвестно где. Устраивал бестолковые засады то под баром “Че”, то под утренней забегаловкой, то под общагой Цырика; покидая очередную точку слежки, каждый раз не сомневался, что через пять минут после его отъезда они именно там и появятся, но ничего не мог поделать. Пытался слушать радио, однако в выпусках новостей, насыщенных впечатляющей информацией (Артем насчитал четырех взорванных бизнесменов, одну масштабную, на десяток автобусов и фур, аварию на Окружной, одно изнасилование малолетней с подробностями, а убийства-ограбления и вовсе шли десятками, как яйца на рынке), все же не прозвучало ни слова о происшествии на съемках нового проекта Дмитрия Протопопова. Пробовал дедуктировать: вроде бы Цырик со товарищи собирался защитить своего дружбана, а не взрывать, хотя кто ее поймет, братковскую логику?.. плюс очень недовольный новый русский, плюс какой-то, если он вообще имеет отношение к делу, коллекционер... Кураж гениального сыщика ушел безвозвратно, и получалась какая-то ерунда.
Голодный и никакой, Артем вернулся домой под вечер, когда спала жара и на лавочку у подъезда выползли усатые, как ночные бабочки, и такие же толстые старухи. Артема они приветствовали многоголосо и с подчеркнутым добродушием. В окнах его квартиры на четвертом этаже горел свет, но делать еще и из этого какие-то выводы он от усталости поленился.
— Наконец-то, — сказала Таня. — Ужинать будешь?
Нельзя сказать, что я не предвидел заранее. Но люди именно тем и вгоняют в тоску, что оказываются предсказуемо подлыми, не давая мирозданию труда реализовать тот вариант событий, при котором все фигуранты играют честно. Десять тысяч. Мелко. Мелко и неприятно.
Для очистки совести снова набираю мобильный. Как явственно это новое изобретение человечества демонстрирует его же основные пороки: скупость, хамство, трусость. Или, как в этом случае, то, что они называют на своем криминальном псевдоязе “кидаловом”, то есть бесчестность.
Сухих листьев на аллее стало еще больше, осень дышит в спину жаркому августу, на подходе к парку установили ряды школьного базара, полные канцелярской импортной дряни, — базар сейчас везде, вся страна превратилась в один сплошной базар. Мамочкам с колясками, антикварам, гомосексуалистам и даже нумизматам пришлось потесниться, и теперь они косятся друг на друга, словно вынужденные соседи в уплотненной коммунальной квартире. Говорят, старые коммуналки теперь выкупают целиком новые русские, и что-то в этом есть, — никогда я не был огульным противником всего нового, как вам, наверное, могло показаться.