Новый Мир ( № 11 2012) - Новый Мир Новый Мир

Дима Протопопов сглотнул противоречивые чувства, рывком сдернул с плеч дурацкое пальто. На мгновение, видимо, сморгнул или отвел глаза.

...Трое, взявшиеся ниоткуда, окружили Таню, грамотно отсекая ей пути к отступлению, сомкнулись, профессионально обеззвучили раньше, чем она успела крикнуть, и растворились во мраке.

Взвизгнули покрышки отъезжающей машины.

Дима Протопопов стоял посреди двора, тупо глядя на мозаику оконных огней. Запрокинув голову, отступил на шаг назад, споткнулся о борт песочницы — и промолчал по этому поводу.

Одного она успела укусить за рукав футболки. Другого лягнула, но не совсем туда, куда надо. И даже про заорать как можно громче и противнее, что сама же советовала в статейке для криминального отдела, вспомнила только тогда, когда рот залепили чем-то душным и колючим. В общем, Таня была собой очень недовольна. Протормозила, упустила момент, пока сопротивляться имело смысл, а сейчас, с заломленными за спину руками, в бешено несущейся в темноте машине, сдавленная с двух сторон потными амбалами, она уже не могла поделать ровно ничего. К тому же мерзостно жгло скулу, куда ее невзначай саданули, и нечем было потрогать.

Кто они такие, она понятия не имела, хотя, конечно, могла догадываться. Естественно, и тут не обошлось без Димы Протопопова, блин. Без его дурацкого наследства, которым она не занималась бы ни полсекунды, если б не...

Хоть бы эти сволочи не поднялись к Артему, забеспокоилась Таня. Пересчитала амбалов по головам, мимолетно прочитав неприличное слово, вытатуированное на жирном затылке водилы; тьфу, вроде бы все здесь, джип забит под завязку. Хотя могли приехать, козлы, и на двух джипах.

...Если б не Мендель Яковлевич. Если б он не звонил ей тогда, именно ей, а никакому не Диме, и теперь понятно, по какому поводу.

Во фрагментах лобового стекла между головами водилы и другого амбала мелькали огни и тени, определить направление Таня, никогда не выезжавшая за городскую черту на автомобиле, не могла, но честно пялилась, надеясь назапоминать ориентиров. Увидела подсвеченную рекламу вентиляторного завода и силуэт дерева с развилкой, что на ориентиры тянуло слабо. Студийная мобилка с правом трех звонков осталась у симпатичного Антона. И вообще.

Она совсем уже решила запаниковать, от души пожалеть себя и заплакать, но тут один из амбалов принялся ее щупать, и зверское возмущение, забурлив, как сода в уксусе, мгновенно переплеснулось с шипением через край: Таня яростно заизвивалась, стараясь достать козла хоть каблуком, хоть локтем, — и за этим благородным занятием не заметила, как и куда они приехали.

Вывели ее на типичный новорусский двор, освещенный ярче, чем днем, окруженный трехметровым ядовито-зеленым забором, перед помпезным фасадом типичного новорусского особняка, индивидуальным в каковом было разве что количество этажей: Таня насчитала четыре с массандрой (новорусский же прикол про “массандру” притащил когда-то в редакцию Кира, и прижилось). Нет, разумеется, жилища хозяев жизни возводились без всяких унифицированных планов и с великолепным презрением к законам архитектуры, соревнуясь в помпезности и наворотах, но при этом оставались абсолютно неотличимы. Словом, тратить ячейки памяти на столь безнадежное дело Таня обломалась.

Тем более что хозяин (и жизни, и, видимо, особняка) вышел навстречу, и она сразу его узнала, несмотря на домашний прикид из растянутой майки и красных боксерских трусов. Часы “Rollexx”, впрочем, прилагались к нему все равно.

— Здравствуйте, — приветливо сказала Таня.

Серьезный человек смотрел тяжелым бычьим взглядом куда-то мимо нее. Амбалы, державшие Танины локти, под этим взглядом испарились, и руки наконец-то можно было размять, чем она и занялась, пользуясь случаем. Разговор предстоял неприятный и хорошо, если длинный. Таня твердо решила максимально его затянуть.

— Пошли, — бросил серьезный человек.

И она пошла.

Они пересекли двор, загроможденный разноцветными “мерседесами”, чахлыми голубыми елями, садово-парковыми голыми бабами и сельскохозяйственным хламом. Прошли под стеной особняка, укрепленной по всему периметру мощнейшей чугунной решеткой, наверняка навевавшей хозяину ассоциации, а может, и ностальгию. А позади дома обнаружилось новорусское (да и вообще среднее по стране) представление о дислокации счастья: мангал и четыре, квадратом, бревна.

Серьезный человек рухнул на ближайшее бревно, пошатнув устойчивую конструкцию. Таня присела строго напротив. Мангал стоял холодный, шашлыков, похоже, не предвиделось. С черного неба смотрели звезды.

— Хотела съехать с темы, — констатировал без вопроса серьезный человек.

— Я просто не успела! — возмутилась Таня. — Он со мной не разговаривал, как бы я...

— Это ты зря.

— Вы тоже зря. — Терять было нечего, и она двинула ва-банк, сразу ферзем. — Какого, спрашивается, было его взрывать, пускать газ прямо на съемочной площадке, устраивать эти ваши бандитские разборки? Во-первых, проект накрылся, а люди, которые там работали, вообще ни при чем. Во-вторых, Протопопов теперь в бегах, где я вам его найду? И боны он, конечно, первым делом перепрятал...

— Откуда знаешь?

Таня воодушевилась:

— Ниоткуда. По логике вещей. Вот попробуйте поставить себя на его место! Допустим, это ваш дедушка...

— Еще чего! — шовинистически хмыкнул серьезный человек.

— Допустим, это вы стали наследником крупного состояния, — покладисто переформулировала Таня. — И не знаете, что с этим наследством делать, потому что реализовать его можно только в очень узких кругах ценителей, о которых у вас самое смутное представление. А тут вас начинают кошмарить люди, по-любому осведомленные гораздо лучше. Вот что бы вы сделали?

В глазах серьезного человека натужно зашевелились мультяшные шестеренки: наблюдать за его мыслительным процессом было одно удовольствие, и Тане даже удалось его получить.

— Я бы забил стрелку, — наконец выдал он. — И разобрался бы по понятиям. Но он фраер. Он не забьет.

— А если б вы были...

Таня дальновидно прикусила язык.

— Фраер зассыт, — задумчиво сказал серьезный человек. — И выболтает первому встречному. Бабе.

— Он со мной не разговаривал, — напомнила Таня. — Из принципа.

— Какой, <…>, прынцип… Он же фраер. Он должен был выболтать.

— Но не мне.

Не то чтобы Таня ему врала. Разговор по обоюдному согласию сторон касался довзрывного периода, а до взрыва Дима и вправду ничего ей не рассказывал. А кому? Касательно тонкостей психологии фраера Таня склонна была доверять специалисту.

— А с газом вы однозначно перегнули, — резюмировала она.

— Я? Ты чё, совсем <…>? — простодушно спросил серьезный человек.

— Не вы?

Некоторое время они вдумчиво смотрели друг на друга. Крутились скрипучие шестеренки в утомленных алкоголем и жизнью бычьих глазах. Мелодично позвякивали детальки на порядок более сложного, как она сама привыкла думать, механизма Таниной высшей мыслительной деятельности. Русло процессов, впрочем, было как нельзя более общее.

— Получается, кто-то еще знал, — сказала Таня.

— И <…> испоганил всю малину.

Артем разложил их на диване красивыми ровными стопочками и отступил на шаг, неизвестно перед кем и ради чего изображая ценителя. Ни черта он в этом не понимал. Всего лишь старые неактуальные деньги. Куча нарезанной бумаги.

Но они означали Таню. Ее возвращение, ее реальность. И потому светились, искрились и переливались на мохнатом пледе с желто-коричневыми загогулинами. Таня только что была здесь! И никуда она не денется, не исчезнет с концами, пока он, Артем, хранит у себя эти коллекционные боны.

В детстве Артем одно время собирал марки. Получалось это у него здорово, поскольку в его распоряжение поступали иностранные конверты папиной переписки, а больше ни у кого из знакомых юных филателистов не было ни таких конвертов, ни такого папы. А потом случился Артемов двенадцатый день рождения. И один из папиных сослуживцев (видимо, сильно отцу обязанный, что до сына дошло гораздо позже) подарил ему заграничный кляссер. Уже полный самых разных и редких марок, расставленных по страницам длинными сцепленными сериями, похожими на маленькие поезда. Птицы, насекомые, города, знаменитости и даже предел мечтаний — динозавры! И предусмотрительно не отклеенный ценник сзади: четырехзначное число и дважды перечеркнутая буква S, знакомая каждому по карикатурам о гнилом капиталистическом Западе.

Больше Артем марок не собирал. Не было смысла. Цепочка сложных ритуальных действий, придававшая почти магическую ценность этому занятию, мгновенно и по всем статьям проиграла ценности простой и реальной, предметной, пакетной и выраженной цифрами. И так было с тех пор всегда. Там, где нагнетались туман и морок, взгляд и нечто, культура и духовность, на самом деле, он знал, банально не хватало бабла. Все, реально стоившее внимания и денег, шло без затей и в комплекте — достаточно знать места и располагать адекватной суммой.