Утоли мои печали - Алюшина Татьяна

– Я знаю, что у тебя случались трудные ситуации в жизни и работе. Мне Глафира Сергеевна рассказывала, правда, уверена, сильно отредактированную версию твоих приключений. Да и вряд ли всех приключений. Вон у тебя, – она кивнула, указывая на его руки, – руки в шрамах, на лбу шрам и правый висок седой, – и спросила проникновенно: – Что, совсем край страшный бывал?

– Да всякое случалось, – вздохнул Григорий и, посмотрев на нее, резко переключился с задумчивого тона на иронично-бодрый: – Маня…

– Почему Маня? Марьяна мое имя, – перебила его девушка.

– Потому что тебе идет, а мне нравится так тебя называть, – усмехнулся Григорий.

– Подозреваю, что последняя причина является определяющей в этом решении?

– Да, привыкай, – хмыкнул он и продолжил свою мысль: – Так вот, – и подчеркнул с нажимом: – Ма-ня, зачем такой милой и нежной девочке, как ты, интересоваться мужской суровой работой с казарменным уклоном?

– Почему казарменным? – подивилась она. – Ты же не в армии служил, а работал над научными проектами.

– Потому что там, где собирается больше трех мужиков, обязательно наступает казарма, особенно, если они оторваны от цивилизации, а обычная жизнь где-то далеко, – пояснил Григорий назидательным тоном.

– Но я же не про это спрашиваю, а про вон шрамы твои и седину, не на свидании же заработанную.

– Это все одна и та же песня из мужской рутинной тяжелой работы в не самых простых условиях, ничего романтического, как бы тебе ни хотелось и ни виделось в воображении. Так, что, Манечка, не стоит героизировать мои подвиги, поскольку не имели место таковые. А была банальная казарма и пахота.

– Это правда, что ты Глафире Сергеевне каждый месяц посылаешь деньги? – задала она несколько неожиданный вопрос.

– Глаша да родители – это единственные родные мне люди, – пожал он плечами. – Родители наотрез отказались от финансовой помощи, отец даже, по-моему, обиделся слегка, они оба работают. Отец последние пару лет даже неплохо стал получать, занимаясь одной важной разработкой по государственному заказу. А бабуля – это святое.

Марьяна хотела спросить что-то еще, но тут у нее зазвонил смартфон. Она поднялась, взяла телефон с подоконника веранды, посмотрела на экран и нахмурилась озабоченно.

– Да, – коротко ответила она, послушала, что ей говорят, и ответила: – Поняла. Буду ждать вас утром.

Нажала отбой и, глубоко о чем-то задумавшись, все смотрела на экран смартфона, который держала в руке.

– Какие-то неприятности? – вывел ее из задумчивости голос Вершинина.

– А? – перевела она на него взгляд и торопливо ответила: – Нет. Дела на завтра важные.

– Понятно, – кивнул Григорий и поднялся с плетеного кресла. – Тогда отдыхай. И да! – вспомнил он о чем-то и достал свой смартфон из кармана брюк. – Номер-то свой скажи, чтобы не через Глашу связываться.

Она продиктовала номер, он сразу позвонил на него, и они оба внесли номера друг друга в память своих телефонов.

– Ну все, спокойной ночи, – попрощался Григорий и замер на пару секунд, торопливо решая про себя, поцеловать ее или…

Выбрал «или» – поцеловать он ее хотел, но если целовать, то всерьез, а нейтрально-дружеское, в щечку, его не устраивало.

Он никак не мог уснуть, вспоминая их с Марьяной разговор, вернее, не столько сам разговор, сколько то, что чувствовал во время него.

Поразительно, но ни с кем, даже с самим собой, до сегодняшнего вечера Григорий не обсуждал свои сомнения и страхи по поводу выбранного им пути в работе и в жизни. Никому никогда не признавался в сомнениях и в том, как, бывало, задумывался – а, может, прав все же был дед и он теряет что-то важное, теряет свое истинное призвание в призрачной погоне за познанием в различных областях и приобретении опыта в нескольких научных и производственных сферах? Верно ли это? И стоит ли снова и снова срываться с насиженного места, оставлять дело, в котором стал специалистом, нестись в неизведанные дали и опять начинать все заново?

Теперь он озвучивал все свои сомнения впервые в своей жизни, и кому? Молоденькой благополучной московской девчонке… И чувствовал при этом всей душой, что только ей и может признаться в этом, только с ней и хочет быть откровенным и только она и поймет, только она сможет успокоить его тревоги.

Как? Почему? Почему именно она? И какое душевное отдохновение может дать человеку такая молоденькая девочка, ничего не знающая – и слава богу – о суровости жизни, не сталкивавшаяся с настоящими горестями и потерями?

А оказалось, что может! Он нутром чувствовал, как она истинно слышит, понимает и чувствует его и… – вот сказала же, нашла именно те слова и нить своей души к нему протянула, он ощутил это, как особое переживание.

Удивительно. «Пусть дорога сама о себе позаботится, не надо ей мешать – только слышать». А ведь верно. Слышал он свою дорогу? Определенно.

И сейчас совершенно точно может сказать, что не жалеет ни о чем, ни о своем выборе, ни о делах, какими занимался. Ни о чем, что сделал и чего достиг.

Только… Только снова он стоял на перепутье и теперь не знал, куда идти дальше…

А девочка Марьяна, Маня, Манечка…

На этом светлом образе Вершинин заснул замечательным, крепким сном молодого здорового человека.

На следующий день светлый образ и его носитель девушка Марьяна куда-то пропали. Утром к ней кто-то приехал на машине, Григорий услышал шум мотора. Попивая кофе из своей любимой чашки, которую бабушка любовно берегла для него все эти годы, он вышел на веранду и наблюдал, как большой черный джип заезжает к ней на участок. Ну, мало ли, какие-нибудь заказчики, клиенты приехали, судя по вчерашнему рассказу, у Марьяны их более чем хватает.

Позавтракав, он ушел в мастерскую. Открыл дверь и долго стоял на пороге, переживая прилив горчащей ностальгии – в нос ударил знакомый с колыбели запах железа, мазута-бензина, растворителя, и сразу же вспомнился дед, как живой: смотрел на Григория и улыбался своей ироничной улыбкой, вспомнилось, как они тут работали…

Вершинин переступил порог и прошелся по периметру мастерской, вспоминая и трогая какие-то детали, верстак, инструменты и станки, пропуская острую болезненную ностальгию, и, вздохнув, принялся искать нужную гайку или заготовку для нее.

Черный джип с соседского участка уехал, это Григорий услышал, а выйдя на звук из мастерской, и увидел, а вскоре за джипом уехала и небольшая машина, как выяснил путем опроса «свидетельницы» Женуарии Вершинин, автомобиль самой Марьяны.

Человек работает, у нее дела – какие вопросы? По делам и уехала.

Но отчего-то он нет-нет да и поглядывал весь день на дорогу, прислушиваясь, не шумит ли мотор, и, осознавая, что делает, посмеивался над собой и тем, что с нетерпением ждет ее возвращения. А бабуля завалила его разного рода поручениями по подготовке завтрашнего банкета в честь ее юбилея, а он и с удовольствием – и отвлечься, и делом заняться.