Хаосовершенство - Вадим Панов

– Я могу все, что должен. – Кауфман ободряюще улыбнулся. – Я не могу быть там, Мишенька, я не уживусь.

– С кем?

– Не задавай глупых вопросов. Ты знаешь с кем.

– Извините. – Мишенька опустил взгляд. Но лишь на мгновение. Решение Мертвого выбило его из колеи, и смириться с ним было непросто. – А я?

– Ты – другое дело, – тепло произнес Кауфман. – Ты нужен, ты должен, ты обязан быть там. Это твоя дорога. А я слишком долго жил на свободе.

– Вы разучились подчиняться, – догадался Щеглов.

– Зато научился принимать решения, – продолжил Мертвый. – Я – воин, защитник, агрессор, палач. Я – тот, кто умирает за идею и убивает за идею, но я неспособен ее дать. Я – тот, кто может сказать «нет» кому угодно, и у меня хватит силы и хитрости настоять на своем. Именно поэтому я не могу оказаться рядом с ней. – Короткая пауза. – Я не хочу, чтобы она меня убила.

«Любимая дочь, которая его ненавидит.

Все перемешалось, черт возьми, все запуталось.

С другой стороны, он ведь не обещал, что будет легко. Интересно – да, но нелегко…»

– Но ваша мечта?.. – Мишенька почти простонал.

Он ведь знал все детали, все подробности, всю историю Кауфмана. Знал, как ждал Максимилиан завершения постройки Станции и того, что последует за ее запуском. Результат бесчеловечно долгой жизни, результат многолетней войны, жестоких поражений и потерь, плоды великой победы… Они пройдут мимо того, кто сделал едва ли не больше всех.

– Мне достаточно того, что моя мечта осуществится.

Вот так просто. И никакой колесницы, восторженной толпы и лаврового венка на гордо поднятой голове. Достаточно просто знать.

– Это ваша победа, доктор Кауфман, – горько произнес Щеглов. – А вы отдаете ее Патриции.

«Любимой дочери, которая его ненавидит».

– Это общая победа, Мишенька, общая. А я делаю то, что должен. – Мертвый поморщился: – К тому же у нее будет девочка. Девочка – значит мир. – Пауза. – Неинтересно. – Еще одна пауза. – Не для меня.

Его путь – путь крови и пороха, лязга железа и стонов умирающих врагов. Путь насилия и смерти. Ему будет плохо там, где нужно строить.

Максимилиан потер руки, помолчал и неожиданно мягко продолжил:

– Это наша последняя встреча в статусе учитель-ученик, и я не хочу завершать ее приказом. Ты теперь игрок и будешь принимать собственные решения.

– Я не забуду о том, что должен, – твердо ответил Щеглов. – Вы это знаете.

– Не перебивай. – Кауфман выставил перед собой затянутые в черные перчатки ладони. – Ты должен только одно – заботиться о Патриции. Все остальное – частности.

– Я это знаю, доктор Кауфман.

– Наша девочка будет великой, но вряд ли счастливой. Она оценит тебя, будет уважать и прислушиваться к твоим советам, но первый шаг должен сделать ты.

– Я понимаю.

– Какое-то время придется потерпеть, но вы долгие годы будете идти рука об руку.

Мертвый замолчал.

Прощание. Навсегда или нет – неизвестно, однако в следующий раз, если встреча все же состоится, они будут уже совсем другими людьми. С общим прошлым, но с очень, очень разным настоящим.

Несколько секунд мужчины смотрели друг другу в глаза, а затем Щеглов поднялся на ноги и склонился в глубоком поклоне.

– Я счастлив, что встретил вас, доктор Кауфман. И счастлив, что вы позволили мне идти рядом с собой.

Анклав: Франкфурт.

Транспортный узел им. Конрада Аденауэра.

Настойчивость до добра не доводит

– Теперь ты понимаешь, что это заговор? А, брат? – Толстяк доверительно посмотрел на Олово. Безобидное поведение маленького слуги сделало его идеальным объектом для проповеди, но как избавиться от назойливого собеседника, Олово не знал. – Всемирный заговор тайного общества приверженцев сатаны, нацеленный на установление мирового господства! Верхолазы и правительства – лишь пешки в цепких руках демонов. А уж простые люди – и подавно.

– Собственно, нас и за людей не считают, – авторитетно добавила тетка. – Мы для них быдло, которое потребляет заканчивающиеся ресурсы.

– Два магазина разрушили, – вновь простонал худой, как жердь, араб. – Я в страховую пошел, а они говорят: беспорядки полисом не предусмотрены. Как хотите, так и справляйтесь. А как справляться? Только в долги залезать.

Имени араба Олово не запомнил и других имен тоже. Все, разумеется, представились, когда оказались в одном купе, но ненужные детали выветрились из памяти слуги уже через несколько секунд, и собеседников он различал по внешним признакам: араб, очкарик, тетка, толстый и жена араба. Сам же Олово во время представления только кивал и улыбался. И его дружелюбие помогло попутчикам перестать коситься на татуировки.

– Это тоже заговор.

– Против меня?

– Против всех! Они хотят разрушить мировую экономику, хотят заставить нас голодать. Им не нужны честные и успешные бизнесмены.

– Почему?

– Потому что вы свободны и независимы. А им нужно, чтобы вы влачили полуголодное существование…

– Вообще-то корпорации разработали дешевую еду, – осторожно заметил очкарик. – Она избавила нас от голода.

– Вы ее пробовали? – презрительно поинтересовался толстяк.

– Мы все ее едим.

– Отвратительная химия, в которой нет ни грамма настоящего!

– Настоящего на всех не хватает.

– Это они так говорят!

– Мы для них быдло.

– Все страховщики – жулики.

Жена араба согласно кивнула, но промолчала – говорить в присутствии посторонних ей запрещалось.

– А ты что думаешь, брат? – Толстяк вновь обратил внимание на Олово. – Ты согласен? Я сразу понял, что ты необычайно умен.

Слуга поразмыслил, утвердительно кивнул и подумал, что билет следовало брать самый дешевый, в вагон с «самолетной» расстановкой кресел в общем салоне, потому что сидячие шестиместные купе (вагоны класса «общий +») располагали случайных попутчиков к нудным и пустым разговорам.

– Вот это я понимаю – мыслящий человек! – Утвердительный кивок Олово привел толстяка в прекрасное расположение духа. – Хочешь почитать умную книгу? Всего за тридцать динаров я скачаю тебе монографию «Борьба с закулисой: смерть и слава!».

– Большие деньги, – с уважением протянул слуга.

Это были первые слова, произнесенные им с начала поездки.

– Правда стоит дорого, – волнующим шепотом произнес толстяк. – На то она и правда.

Настоящую правду Олово знал бесплатно, по долгу, так сказать, службы. Читать же не любил, последнюю книгу осилил примерно сто тридцать два года назад и помнил только то, что она помогала ему засыпать. А посему ответом на предложение толстяка стало бурчание:

– Фра-анкфурт. – Олово поднялся на ноги и взял с полки рюкзак. – Подъезжа-аем.

– Внимание! Вы прибыли в Анклав Франкфурт, расположенный на землях Баварского султаната Европейского Исламского Союза. Женщины, которые не имеют в своем багаже хиджаб, должны приобрести его в магазинах транспортного узла. В некоторых районах Анклава появляться без хиджаба не рекомендуется.

Забредать в районы, о которых предупреждали в сообщении, Патриция не собиралась, однако платок повязала. И поверх платья, подол которого почти касался земли, натянула тонкую ветровку с длинным рукавом – девушка не хотела привлекать к себе внимание на улицах мусульманского Анклава.

– Просим с пониманием отнестись к проверке идентификационных чипов, который проведет СБА перед тем, как вы покинете терминал. Спасибо.

Упакованная в прозрачный пластик книга лежала в обыкновенной сумке, которую Патриция сняла с багажной полки, и вряд ли вызовет подозрения у стражей порядка. В сопроводительных документах мемуары Урзака значились лотом, приобретенным неким франкфуртским коллекционером на сетевом аукционе. Старой, но не имеющей серьезной исторической ценности рукописью. Девушка же играла роль курьера.

– Прослушайте новые правила, установленные СБА для пассажиров, прибывших во Франкфурт…

Патриция взяла коммуникатор, отправила: «Я приехала», повесила сумку на плечо и вышла из купе.

– Ты уверена, что девчонка появится?

– Это единственная сегодня «суперсобака» из Москвы.

– А если она едет не из Москвы?

– Поэтому мы встречаем все сегодняшние поезда, господин, – кротко напомнила Зара и потерла глаза – шесть часов у монитора не шутка, даже мамбо начала сдавать.

Ахо же лишь кивнул.

Перехват таинственной любовницы Джезе был самым тонким элементом разработанного плана, тем слабым звеном, которое способно разрушить всю цепочку.

Короткое письмо от Патриции, которое Заре удалось подглядеть в коммуникаторе Джезе, содержало лишь дату и намек, что девушка воспользуется поездом – в сообщении было сказано «приеду», не «прилечу». Но откуда приедет? По всему выходило, что из Москвы, а вдруг – нет? Ведь информации о самой Патриции не было вообще.

Одним словом, Ахо пришлось в буквальном смысле искать иголку в стоге сена, а если учесть, что обстоятельства вынуждали настоятеля действовать инкогнито, задача перед ним стояла не из легких. Но он справился.