Не хочу в рюкзак. Повести. - Тамара Каленова (Заплавная)

— Как... так? — погаснув, тихо спросил Гуляев.

— Ребятишек по домам везу. Они ждут. Слышите?

Со двора школы неслись низкие призывные гудки.

— Вы пишите, я буду отвечать! — торопливо говорила Лида. — Как же так все неловко получилось... Не сердитесь, пожалуйста! Мне нельзя иначе...

Гуляев официально и торжественно пожал руку, попрощался.

«Ведь не напишет больше», — с какой-то пронзительной грустью подумала Лида, но медлить было нельзя.

Она еще раз встряхнула протянутую руку и пошла не оглядываясь.

Он постоял немного, поглядел, пока она не скрылась за поворотом, поправил ремень и тоже пошел с перекрестка.

XXII

Почти без остановок на Север двигался специальный поезд. В ресторане варили манную кашу, супы, жарили котлеты, кипятили молоко.

Проводники, помня случай, когда кто-то из ребят высунул руку с галстуком из окна и остановил состав, велели воспитателям собрать пионерские галстуки. В Лидином купе стало красно, как на поляне в июльский день.

К концу поездки Лида валилась с ног от усталости. Шестой «В» еще был классом, и до последней минуты в нем бурлила жизнь. Ирфан выдавил стекло в кипятильнике... Мальчишки не желали мыть руки и ноги... Кирей собирал на память гривенники...

Лида пробовала соблюсти привычный режим. Укладывала на «тихий час» и ходила по купе, проверяя, все ли спят.

Но было уже видно, как на глазах ежеминутно ломались с таким трудом привитые привычки. Ребята льнули к окнам, хором читали названия знакомых станций и задавали один и тот же звенящий вопрос:

— Скоро, а?

Лида видела спины, прижавшиеся друг к другу головы — и не трогала их. Она понимала: все на свете бессильно, когда души подростков, приближающихся к родному дому, начинают заполняться нетерпением. Понимала, а легче не становилось.

Она смотрела и смотрела на них и делала замечания уже по инерции:

— Кирей, отдай подушку. Зачем тебе две?.. Лена, почему ты полезла наверх? Слезай, упадешь...

Собственный голос казался чужим, лишним. Иногда мелькали мысли о жестокости, эгоизме ребят. Она отгоняла их и шла к Надежде Федоровне за поддержкой.

Старая учительница сидела у окна и по-домашнему спокойно вязала кофточку.

— Хотите поучиться?

— Нет...

— Что с вами?

Лида подсела поближе.

— Скажите, Надежда Федоровна, такое... каждый год происходит?

— Что?

— Поезд...

— Конечно! — с довольным видом отвечала Надежда Федоровна. — Нам выделяют специальный состав, самый лучший!

— Я не об этом. Вы прощаетесь... каждый год? Как вы можете?

— А-а, — поняла Надежда Федоровна. — Мы уж, Лидочка, привыкли. Поначалу грустновато было. А теперь!.. Мы ведь оздоровители, не совсем обычная у нас педагогика.

— Да... — говорила Лида. — Это верно. Но... смогу ли я?

— Сможете, — ободрила ее Надежда Федоровна. — Просто за год придется делать много всего, чтобы не огорчаться, что ничего не успели. Сможете!

— У-ухта! — протяжно объявила в коридоре проводница.

Лида поспешила в свой вагон. Шестой «В» отпрянул от окон — и в тамбур. — Ребята, ребята! Выходить организованно! На платформе не расходиться! Всем быть около меня! — стараясь преодолеть голосом шум, просила Лида.

Вагоны, качнувшись в последний раз, мягко остановились. Лида, прижимая к себе папку с документами, спрыгнула на перрон после проводницы.

— Ко мне!.. Ко мне! — командовала она. Ребята подчинились ей по старой привычке. Лида очутилась в самом центре своего класса. Гладила кого-то по плечам, кому-то говорила ласковые слова, кому-то застегивала воротник рубашки... В горле у нее остановился комок.

Она встретила понимающий взгляд Наташи Артюхиной и попыталась улыбнуться.

Наташа, догадавшись, что творится с воспитательницей, вдруг бросила свой чемодан и кинулась Лиде на шею.

Неожиданно, все нарастая, издали донесся шум. И через мгновение и Лида и ребята очутились в тесной, вразнобой шумящей толпе.

— ...Мама!!

— ...Сыночек, дорогой ты мой!

— ...А где папа?!..

— ...Ребята, скорей в автобус!

Родители, родственники, какие-то все незнакомые и чужие люди расхватывали ребятишек и уводили с собой.

Не успела Лида опомниться, как осталась совершенно одна. Она растерянно оглянулась. Никого. Какая неестественная пустота!

Не так она себе все представляла! Думала, что будет по одному, с жалостью расставаясь, передавать каждого своего ученика родителям и рассказывать, как их ребенок вырос, как он перестал, наконец, картавить, как трудно было заставить его есть морковку и глотать антибиотики, как улучшилось его здоровье...

Она знала про них все-все! В кожаной папке она везла их рентгеновские снимки, которые собиралась показать с гордостью... Она везла много хороших слов, которые кто-то должен был выслушать...

Но, видать, не судьба.

Как потерянная, Лида побрела вдоль вагонов. Таких притихших, одиноких вагонов.

Временная учительница... Она плакала, не стыдясь никого, ничьих глаз, да и кто мог ее теперь видеть?

В душе что-то перерождалось наново. Неосознанная обида затихала, и пробивалась радость за ребят и за их матерей, за себя, понимающую все это...

Возле одного вагона ее окликнули:

— Лидочка!..

Лида остановилась и подняла голову. В тамбуре стояла Надежда Федоровна.

— Сдали своих? Залезайте! У нас представитель облоно сидит, агитирует сегодня же набирать новых ребят...

Лида ничего не ответила и так же медленно пошла мимо.