Маэстро - Юлия Александровна Волкодав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олег и Марат молчали. Потому что оба очень быстро сообразили, чем может обернуться дело.
— В общем, я полчаса по междугороднему с нашими трындел, подробности узнавал. Счет теперь будет бешеный. Если материально поможете, не откажусь.
— Ты за этим, что ли, пришел? — возмутился Олег. — Сами без копейки сидим!
— Ну я же вам ценную информацию притащил! Ладно, пожрать-то у вас найдется?
— Макароны, — с презрением сообщил Марик и вытащил из-за окна кастрюльку.
Презрение относилось к макаронам, которые все уже видеть не могли за прошедшие месяцы. В жестяной кастрюльке краснел слипшийся макаронный ком с томатной пастой.
— Давай! — Анджей цапнул кастрюльку.
— М-да, а говорят, балетные не жрут, — хмыкнул Олег.
— Мы второй день на балетной диете, — огрызнулся Анджей. — На одном чае без сахара. Когда там уже получка?
Марат щелкнул зажигалкой, хотя только что погасил предыдущий окурок. Его постепенно накрывало беспокойство.
— Вы помните, что говорил Владимир Петрович? Мы живем ровно на тех же условиях, на которых живут итальянцы у нас. Если они сорвут спектакль, нам здесь выступить не дадут.
Анджей поднял на него прозрачно-голубые глаза, захлопал белесыми ресницами.
— Серьезно?
— У тебя будет шанс проверить.
— Да ладно… Мы столько занимались, готовились, партии учили. И что? И ничего? Просто вернемся домой?
— Ага, — кивнул Марик. — Просто вернемся домой.
Вилка царапнула о дно кастрюльки. Анджей прикончил самодельную «пасту». В комнате воцарилась тишина. Все думали о том, что так бесславно стажировка закончиться не должна. Даже Олег нахмурился. Как бы он ни относился к учебе, выступить на сцене легендарной «Ла Скала» хотелось всем.
— Ладно, мы все равно ничего не сделаем, — пожал плечами Марик. — Можем поговорить с Чинелли. А вы там со своими педагогами. Но, боюсь, это не они решают.
— Вдруг еще обойдется? Зря я, что ли, туфли покупал.
— Иди ты со своими туфлями! В Москву их привезешь, пригодятся. Пошли Валдиса разбудим, новость сообщим.
— Да утром сообщим, — отмахнулся Олег. — Зачем сейчас?
— Затем, что у него припасена была бутылка «лимончелло» на черный день. По-моему, этот день уже настал.
Часть 4
Чемодан был неподъемным. Таможенники радостно на него накинулись, но, открыв, увидели только ряды пластинок, заботливо переложенные рубашками и нижним бельем. Попытались придраться:
— Западную музыку везете?
— Классику везу, — огрызнулся Марат, переворачивая первую пластинку. — «Севильский цирюльник», «Венецианская ярмарка», сборник неаполитанских романсов.
Таможенники тут же заскучали, захлопнули чемодан и предложили товарищу Агдавлетову проходить. Он и прошел через турникет туда, где с ноги на ногу нетерпеливо переминался Мопс. Вообще-то Левон Моисеевич Ацхель, но в артистической среде все звали его Мопсом — за поистине собачий нюх на денежные гастроли и перспективных исполнителей, за умение выбивать деньги из устроителей, за вздернутый как у мопсов нос да и в целом— для краткости. Низкий, Марату едва до плеча, лысый, хотя тогда ему едва ли исполнилось сорок, всегда в пиджаке и бабочке. Он органично смотрелся бы в роли импресарио и сто лет назад.
— Только не расстраивайся, Марик! Самое главное — не расстраивайся! — накинулся он на Марата, даже забыв поздороваться. — Пошли они все знаешь куда? У тебя здесь сумасшедшие перспективы. Сумасшедшие! Ты уже завтра поешь в сборнике, ты понимаешь? В Колонном зале! Там Кигель, там вообще все!
Марат рассеянно кивал, машинально шагая по коридору вместе с Мопсом и волоча тяжеленный чемодан. В котором под тремя пластинками итальянской классики, конечно же, лежало еще три десятка грандов и миньонов с современной музыкой всех стилей и направлений вплоть до ненавистного советской цензуре джаза. На плече у Марата висела спортивная сумка с магнитофоном, несколькими раритетными бобинами и теми предметами итальянской одежды, которыми ему все же удалось разжиться.
— Я тебе снял номер в гостинице, — продолжал Мопс.
— Зачем? У меня же комната в общежитии.
— Во-первых, еще не факт, — неопределенно пробормотал Мопс.
— Что ты хочешь этим сказать? — удивился Марик.
— Ну, сам понимаешь, конец учебного года не за горами… И потом, ты же не собираешься там жить летом? И во-вторых, студенческое общежитие тебе уже не по статусу.
— А гостиница мне не по карману! — фыркнул Марик.
— Ничего страшного, скоро все наладится. Завтра у тебя выход в сборнике, а через два дня летим на Дальний Восток.
— Что? — До Марика наконец-то дошло, он даже остановился. — Ты вообще о чем? Какой сборник, я только с самолета. Что я там буду петь? Готовиться когда?
— Полагаю, что на творческом вечере Антохиной петь нужно именно ее песню, — хмыкнул Мопс. — Клавир уже у меня, репетиция через три часа. Если поторопишься, мы на нее даже не опоздаем.
— Я никуда не поеду! Какая репетиция? Я весь день в дороге, мне надо помыться, побриться, переодеться. Мопс, ты с ума сошел! А что за Дальний Восток? С чем я поеду? Куда? У меня ни программы, ничего! Ты что, договорился со всеми за моей спиной?
Еще хотелось бы знать, когда он успел? О том, что Марат возвращается в Москву, он сообщил импресарио два дня назад. Когда Владимир Петрович собрал стажеров в своем дубовом кабинете и, даже не предложив чаю из стаканов с мельхиоровыми подстаканниками, сообщил, что в связи с конфликтной ситуаций в Большом театре их выступления в «Ла Скала» отменяются. Мол, доучиваетесь оставшиеся три недели и тихонечко возвращаетесь домой.
— А что нам тут делать еще три недели? — возмутился Марат. — Готовиться к спектаклю, которого не будет?
— Товарищ Агдавлетов, вы хотите прямо сейчас отправиться в Москву? — осклабился Владимир Петрович. — Могу устроить!
— Так устройте, пожалуйста! — рявкнул Марик не
