Сдаёшься? - Марианна Викторовна Яблонская

— Вот твоя кровать, Цветкова, — указала врач на одну из кроватей, стоящую посередине. — Располагайся, скоро обед, — и вышла.

Таня села на кровать, которую ей указали, потом встала, отвернула уголок белого покрывала — в лагере садиться на покрывало не разрешалось, посидела на одеяле, встала и подошла к окну, — девочки в одинаковых платьях и мальчишки, одинаково одетые, с голыми головами, все сновали между цветочными клумбами с лейками, иногда останавливались, размахивали руками, и это было смешно, потому что их разговоров не было слышно. По дорожке, обсаженной с двух сторон разноцветными гладиолусами, уходила тетя Валя, из окна она казалась совсем маленькой, и спина ее в знакомой желтой кофте сутулилась. Таня тихо заплакала. Скоро раздался шум, топот, крики, громкий скрип деревянных полов. Таня вытерла рукой слезы, отошла от окна и села на кровать. Вбежали девочки в таких же, как у Тани, платьях. Они кричали и смеялись, весело болтали между собой, вытирались полотенцами, кто-то кинул подушку в кого-то — никто не обратил на Таню внимания, словно ее здесь и не было. Потом прохрипел горн «вставай-вставай», — в пионерском лагере это означало подъем, а здесь девочки закричали: «Обед!» — и одна за другой побежали по лестнице. В столовой к Тане подошла черноволосая невысокая женщина в очках, с острым птичьим носом — «Лидия Петровна», — сказала она (Синица, как позже узнала Таня, прозвали ее детдомовские) — и усадила ее за стол, где сидели три девочки. Ни в столовой, ни в спальне, ни на прогулке с Таней в этот день так никто и не заговорил. Она молча ужинала, молча шла на зарядку, молча поливала цветы. «Неужели так и будет все лето?» — беспокоилась она. В пионерском лагере знакомились обычно в тот же день, в тот же день знали имена, фамилии, сколько кому лет, а здесь, в детском доме, никто с ней не разговаривал, никто не спросил ее ни о чем. «Странные они, эти детдомовские», — решила Таня.

Только через три дня на линейке, когда все строились, шутили, размахивали прутами, хорошенькая темноволосая девочка с ямочками на щеках, стоявшая рядом с Таней, рванулась вперед и, наклонившись, упала на колени. Таня обернулась — и сразу увидела широкое загорелое, ухмыляющееся во весь рот лицо парня со шрамом на верхней губе. Таня подошла к девочке.

— Тебе не больно?

— Нет, — со смехом отвечала та, поднимаясь и отряхиваясь, и слюня измазанные содранные колени. — Это все Васька Федоров. Он всегда толкает.

— Так почему ты не пожалуешься воспитательнице?

— А он тогда будет еще хуже. — И прибавила гордым шепотом, так что глаза ее лукаво блеснули: — Я ему нравлюсь.

После линейки девочка подошла к Тане:

— Меня зовут Аллочка Перова. А тебя? А твоя фамилия?

Таня сказала.

— Ты к нам на одно лето или насовсем?

— Наверное, насовсем, — сказала Таня и сама испугалась этого слова.

После линейки полили цветы. Синица показала Тане ее участок — круглую клумбу с ноготками, — и она старательно полила ее.

«Вставай-вставай» — прохрипел горн, и все пошли по палатам. Оказалось, что, кроме первой строчки «вставай-вставай», детдомовский горнист Зорин ничего другого играть на горне не умел, — это Таня узнала тоже позже.

Вслед за девочками она поднялась в спальню и раньше других легла в постель. Когда девочки, пошептавшись, уснули, Таня выглянула из-под одеяла, в свете светившей в окошке луны осмотрела спальню, вспомнила, как с морозной улицы приходила домой, в небольшую комнату, где они жили с тетей Валей, и тетя Валя давала ей горячих оладьев, и, поев, она забиралась в постель и смотрела, как тетя Валя, шевеля губами, раскладывала пасьянс, и настольная лампа с зеленым абажуром была накрыта тети-Валиным шерстяным платком, и платок светился зеленоватым светом, и зеленоватое лицо тети Вали, так похожее на мамино лицо на фотографии — живую маму Таня не помнила, — было таким знакомым и милым, — все это показалось Тане таким уютным, дорогим и безвозвратно ушедшим, что она положила подушку на голову и заплакала.

Постепенно, одна за другой, все девочки разговорились с ней. Через неделю она знала уже всех по фамилии и ни одной по имени — у детдомовских не было принято называть друг друга Таня, Женя, Катя, а только — Перова, Бруснигина, Киселев. Таню тоже все сразу стали называть Цветковой. Сначала она, услышав свою фамилию, вздрагивала, как будто ее вызывали к доске, потом привыкла и на вопрос, как ее зовут, стала отвечать — Цветкова.

Распорядок дня на даче детского дома был почти таким же, как в пионерских лагерях — от зарядки до мытья ног перед сном, только три часа в день — после завтрака и после ужина — детдомовские поливали цветы.

На следующий день после того как Таня осталась в детском доме, за час до обеда всем старшим девочкам Синица приказала идти на санитарный час. Девочки весело побросали лейки и побежали на ту часть территории, где был лес. Таня побежала за ними. Девочки остановились, расселись одна перед другой на маленькой полянке среди леса и принялись быстро перебирать волосы друг друга. К Тане подошла Перова и, усевшись перед ней на пне, сказала:

— Тебе у меня искать.

С трудом поняв, чего хочет от нее Перова, Таня с брезгливостью, двумя пальцами раздвинула ее черные кудрявые волосы и сразу увидела двух белесых насекомых.

— Ой! — вскрикнула Таня и выпустила из рук волосы Перовой.

— Да ну ее, эту маменькину дочку, — сказала подошедшая Козлова и проворно, всеми пальцами заработала в голове Аллочки, громко щелкая когтями, как обезьяна в зоопарке.

А Таня, дождавшись конца санитарного часа, долго терла банным мылом руки под железным умывальником. Санитарный час проводился каждый день. Таня позже узнала, что полянку, на которой он проводился, девочки между собой называли «вшивой»; под таким же именем она известна и мальчикам. Насекомых в головах у девочек помогала уничтожать и Синица, и Берта Бруновна. Постепенно и Таня привыкла к этому занятию и сама ловко орудовала пальцами, громко щелкая насекомых; через неделю и у нее стала чесаться голова, и теперь на «вшивой» полянке девочки щелкали и в ее волосах. Насекомых девочки уничтожали друг у друга все лето, но безуспешно — до тех пор, пока кто-то не надоумил Огниху намазать всем девочкам волосы керосином несколько раз подряд и замотать полотенцем. В тот день девочки ходили в столовую в высоких тюрбанах, от всех сильно пахло керосином, но тюрбаны шли всем девочкам. После такой процедуры насекомые исчезли, но до