Нежные листья, ядовитые корни - Елена Михалкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для Беллы в пятнадцати минутах мог уложиться полный рабочий день. За пятнадцать минут она успевала продумать презентацию, набросать основные идеи, перекусить и сделать два деловых звонка. Все это в конечном итоге обращалось в пшик, потому что презентации Белле были ни к чему, вести деловые переговоры она не умела, а ее основные идеи не стоили ломаного гроша. Но для их с Мотей отношений это было несущественно. Главное – что Мотя выглядела медлительной коровой, а Белла – стремительным локомотивом, толкающим вперед их маленький бизнес.
Мотя не торопясь списывалась с рукодельницами. Обсуждала условия. Встречалась. Выкупала вещи. На все это у нее уходил месяц.
Белла успевала за два дня долететь до Италии, там распихать по лавчонкам и магазинчикам лоскутные одеяла, договориться с хозяевами и вернуться обратно. Она искренне не понимала, отчего еще не готова следующая партия. «Почему ты тянешь время?! – отчаянно взывала Белла. – Почему ты ничего не делаешь?!»
Мотя очень удивлялась. Разве она тянет время? Вовсе нет. Она действует, как договаривались. Просто отчего-то обычный телефонный звонок занимает у нее два часа. А на встречу нужно потратить целый день.
«Ты опаздываешь! – возмущалась Шверник. – Я жду тебя уже двадцать минут!»
Мотя извинялась и раскаивалась, а в следующий раз опаздывала снова. Но не из вредности, а потому, что в ее внутреннем ходе времени двадцать минут были такой маленькой единицей, что опоздать на нее – то же самое, что задержаться на десять секунд. Ведь никто не ругает человека за то, что он приходит на десять секунд позже!
Если бы Белла Шверник согласилась оставить Мотю работать в ее внутреннем ритме, у них могло бы что-то получиться. Но Белла ругалась, Белла кричала, Белла требовала немедленного результата. Мотя пугалась, торопилась – и безнадежно все портила. Начинала путать время встречи и суммы выплат рукодельницам. Теряла чеки. У нее все падало из рук, болела голова, она становилась плаксивой и всего боялась.
В конце концов все закончилось так, как и должно было. Белла без спроса изъяла у Моти ее записную книжку со всеми адресами и телефонами рукодельниц и объявила, что отныне выкидывает свою неудачливую партнершу из бизнеса. Она все будет делать сама!
Но здесь Беллу ждал крайне неприятный сюрприз.
Мотя, при всей ее медлительности и неуклюжести, производила на людей хорошее впечатление. Она выглядела основательной и безукоризненно честной. Ей доверяли. К тому же ее хорошо знали по рукодельным форумам, где репутация многого стоила.
Белла Шверник была резка, криклива, не слушала никого, кроме себя, и абсолютно не умела вести дел с мастерицами. Ее злила их необязательность и полное непонимание, сколько они хотят получить за свою работу. Она обрушивала на них тонны бесполезной информации и окончательно запутывала. Их любимые лоскутные одеяла для нее были всего лишь товаром, который можно выгодно продать.
У нее был бы шанс, поставь Шверник все на чисто деловые рельсы. Но Белла от непонимания накричала на одну рукодельницу, обругала вторую, не отдала деньги третьей – и окончательно все провалила. Ее бизнес протянул еще пару месяцев и тихо почил.
У Моти в памяти отложилось, что у нее украли любимую записную книжку (вот что было жальче всего, и бог бы с деньгами!).
А у Шверник – что все ее дело провалила Матильда Губанова.
Отхлебывая приторный чай, Мотя косилась в тот угол, где сидела Циркуль. Но Белла, поев за пять минут, стремительно удалилась. Мотя облегченно выдохнула.
Больше в столовой никого из ее бывших одноклассниц не наблюдалось. По соседству две пожилые женщины, похожие на грустных куриц, синхронно били ложечками по вареным яйцам. Возле окна молча завтракала семья с подростком. Тишина прерывалась только писком смартфона мальчишки, гонявшего по экрану каких-то разноцветных существ.
Мотя вспомнила сыновей и попыталась представить, что они делают сейчас. Но мысли упорно возвращались к тому, что случилось вчера.
Ей категорически не хотелось думать об убийстве. Обычно Моте удавалось легко переключиться: стоило вообразить мужа или сыновей, как размышления устремлялись в привычное русло: кто куда будет поступать, какую одежду нужно прикупить к лету… Но только не сейчас.
«Почему я не хочу думать об этом?»
Если дать себе труд хоть немного поразмыслить, ответ станет очевидным. Можно зажмуриться и заткнуть уши, но невозможно не понимать, кто расправился с несчастной Рогозиной. Мотя видела достаточно, чтобы у нее не осталось сомнений.
«Потому что я знаю, кто убийца».
Мотя одобрительно кивнула самой себе. Верный ответ!
«А она… она знает, что я знаю?»
И снова все было ясно.
«Конечно!»
«Ты понимаешь, что это означает для тебя, Матильда?»
Мотя огорченно отодвинула сыр. Вот! Вот именно поэтому она и не хотела думать о смерти Светы. Потому что все эти ужасные рассуждения испортили ей аппетит. А прийти в нормальное расположение духа Мотя могла, только с удовольствием покушав. Выходит, она попала в замкнутый круг.
Внутренний голос сказал мягко, словно разговаривая с ребенком:
«Мотя, что ты здесь делаешь?»
«Завтракаю!»
«Нет, что ты делаешь в отеле? Ты только что осознала, насколько опасна для убийцы. Так почему бы тебе не уехать отсюда прямо сейчас?»
Мотя уткнулась в тарелку.
Она не может уехать! Во-первых, к ней до сих пор так и не пришло решение, что делать с ребенком…
«Мотя, ты дура? – четко спросил внутренний голос, почему-то с интонациями Машки Елиной. – Ты видела, что она сотворила с Рогозиной? Какой ребенок, какое решение? Беги! Спасайся!»
Не могу, упрямо возразила Мотя. Это важно! Я настроилась на то, что решу все именно здесь. Мне трудно свернуть с выбранного пути! И потом, меня-то убить будет посложнее, чем Рогозину. Я так просто не дамся.
Внутренний голос потрясенно молчал.
Во-вторых, настойчиво продолжала Мотя, я не должна так просто сбегать. Если я знаю, кто убил, мне нужно понять, что делать с этой информацией.
Она мимоходом вспомнила следователя, но отбросила идею поделиться сведениями с ним. Очень уж противный! Мотя не собиралась ему доверять. Но кому, кому рассказать?
Елина?
Мотя помрачнела. А вот и третья причина, почему ей нельзя уезжать. До тех пор, пока она не поговорит с Машкой Елиной…
«Но ты можешь сделать это потом!»
«Потом я этого точно никогда не сделаю! Либо сейчас – либо никогда!»
Мотя запыхтела от раздирающих ее противоречивых мыслей. «Беги!» – «Поговори с Елиной!» – «Сейчас же!» – «Нет, сперва позвони Валерке и все расскажи ему!» – «Ты не можешь!» – «Ты не смеешь уехать!» – «Пока ты не рассказала ей, ты должна остаться здесь!» – «Но тебя убьют!»
– Никто меня не убьет, – твердо сказала Мотя и поднялась.
Две пожилые тетушки за соседним столиком изумленно вытаращились на нее.
– Никто меня не убьет, ясно? – повторила покрасневшая Матильда и пошла к выходу, не забыв захватить напоследок кусочек сыра.
3План был прост. Так сказал Илюшин. Илюшин всегда это говорил, и каждый раз Бабкина охватывали недобрые предчувствия, потому что по собственному опыту он знал: хочешь максимально усложнить предстоящее дело – скажи, что оно простое.
– Нам нужно найти Юлию Зинчук, – обозначил задачу Макар. – И поднести ее на блюдечке следователю. Дальше пусть он сам разбирается, соответствуют ли ее отпечатки найденным на ноже.
– Это если они есть.
– Даже если нет, у него появится предмет для размышлений. У Зинчук имеется мотив…
– …о котором мы не знаем, – немедленно дополнил Бабкин.
– …и возможность!
– …о которой нам тоже ничего не известно! И, кстати, даже этого недостаточно для обвинения.
– А нам и не требуется никого обвинять, – заявил на это Илюшин, легкомысленно помахивая блокнотом. – Нам нужно переключить фокус внимания следователя с твоей жены на нового персонажа. Не говори мне, что это сложно!
– С учетом того, что мы не знаем ни персонажа, ни мотива? Скажу!
– Значит, надо вычислить Зинчук и разузнать у бывших одноклассниц твоей жены, чем ей насолила Рогозина много лет назад.
Сергей только головой покачал. Он отказывался понимать, как можно расследовать дело, не собирая улики, не анализируя все обстоятельства произошедшего…
– Считай, что мы просто опрашиваем свидетелей, – успокоил его Макар.
– И даже этого мы не имеем права делать, – недовольно пробормотал Бабкин. Но последовал за другом, поскольку выбора ему не предоставили.
Машу закрыли в номере, несмотря на ее протесты.
