Рапсодия ветреного острова - Карен Уайт

Хит сохранял молчание, пока не довел мототележку до конца улицы, где остановил ее рядом с тропинкой, ведущей к пляжу. Он заглушил мотор и выпрямился.

– Я не хочу отвечать прямо сейчас, потому что вы не в себе. Вы расстроены, потому что я не похож на остальных, кто оставляет вас наедине с собой, чтобы вы могли упиваться своим горем. Жизнь слишком коротка, Эмми. Поверьте, я знаю.

Он спрыгнул с тележки и взял два шезлонга с заднего сиденья. Рассерженная Эмми скрестила руки на груди.

– Значит, раковая опухоль делает вас экспертом в области личной жизни?

Опершись на шезлонги, он встретился с ней взглядом и не выказал удивления ее осведомленностью. Возможно, он привык к тому, что мать и сестра делятся подробностями его жизни с другими людьми.

– Да, это так. А теперь пойдемте. Эту часть пляжа закрывают в восемь вечера, и я не хочу попадать под арест за мелкие проступки.

– Я хочу домой.

– Нет, не хотите. Вы хотите увидеть Персеиды.

Хит двинулся вперед. Не зная, что еще делать, Эмми спрыгнула с тележки и побежала следом. Толстый слой еще теплого песка под ногами замедлял ее движения.

– Я даже не знаю, что это такое, – отдуваясь, сказала она. – Пожалуйста, отвезите меня домой.

Он с серьезным видом повернулся к ней.

– Каждый год в августе Земля проходит через облако пыли и мелких камней, оставшихся после распада кометы. Когда эти частички сталкиваются с земной атмосферой, они сгорают и чертят яркие полосы на небосводе.

Он сделал паузу, как будто ожидая ответа, но Эмми смотрела на него и удивлялась: почему он не понимает, что она – всего лишь призрак, которого здесь нет.

– Теперь вам ясно? – продолжал Хит. – Ваша жизнь не закончилась. Вы собираетесь увидеть нечто удивительное, чего никогда не видели раньше. Персеиды с незапамятных пор появляются на небосводе в августе, задолго до вашего рождения, и они будут возвращаться еще долго после того, как вас не станет. Разве это помогает вам чувствовать себя частью вселенной, частью истории, которая еще не рассказана?

Ветер откинул волосы с его лба и обнажил шрам, молочно-белый на фоне загара, и тонкие морщинки вокруг глаз, говорившие о том, что Хит много смеется. Человек, который рассматривает дырку в брюках как причину для похода за покупками.

– Отлично, – ответила Эмми, сама не зная почему, но также понимая, что если она действительно захочет домой, то Хит непременно отвезет ее.

Хит широко улыбнулся, блеснув зубами.

– Вот и хорошо. Давайте пойдем побыстрее, чтобы успеть расставить шезлонги.

Эмми последовала за ним по тропинке, которая временами представляла собой старую разрушенную дорогу, но иногда петляла меж песчаных дюн с жесткой травой и кустарниками. Они миновали покрытые граффити остатки фундамента с левой стороны.

– Что это?

Хит не замедлил шаг, явно желая поскорее добраться до места.

– Старая навигационная радиостанция береговой охраны. Кажется, ее построили в 1945 году, и она проработала до 1980 года, но потом устарела – появился сонар[27]. Теперь подростки иногда развлекаются здесь и пьют пиво.

Эмми перешагнула через пивную бутылку и задумалась о том, не был ли Хит когда-то одним из таких подростков. Она побежала трусцой, чтобы не отставать от него, тяжело дыша и ощущая, как платье прилипает к спине. Но вскоре, на подъеме, тропинка закончилась, и перед ней раскинулось широкое пространство пляжа и Атлантического океана. Скальные выступы уходили в море, словно мускулистые руки, а вдалеке за ними маяк на острове Моррис возвышался над волнами, окружавшими его со всех сторон. Эмми остановилась, хотя Хит продолжал идти; вид одинокого погашенного маяка, возвышавшегося посреди моря, пробуждал в ней смутное беспокойство. Кожу на затылке начало покалывать, и волосы зашевелились, как будто по ним провели гусиным пером. Эмми продолжала смотреть, пока солнце не коснулось линии горизонта, а небо за облачной пеленой потемнело. Потом она поспешила за Хитом, тщетно пытаясь избавиться от тревожного ощущения.

Пляж был усеян редкими группами людей, явно собравшихся для того, чтобы посмотреть на метеоры. Хит направился в сторону. Он уже поставил шезлонги и жестами звал ее к себе, когда небо озарила быстро удлиняющаяся световая дуга, за которой последовала вторая и третья. Все вокруг расцвело оттенками серого и жемчужного цветов. Узкие белые полосы чертили свои траектории очень быстро, но последовательно, словно череда бесшумных молний, отражаясь в волнах, набегающих на берег и танцующих вместе с метеорами.

Оторвав взгляд от небосвода, Эмми нашла шезлонг и села, запрокинула голову. Они долго сидели, в молчании наблюдая за космическим световым шоу, как будто этот спектакль был поставлен исключительно ради них. Наконец Эмми опустила голову, потому что шея начала ныть, и поняла, что мышцы ее лица тоже ноют, как будто она очень долго улыбалась.

– Здорово, правда? – за словами Хита скрывалась улыбка.

– Почему их называют Персеидами?

– Потому что отсюда кажется, что они исходят из созвездия Персея, но на самом деле они находятся лишь в сотне миль от Земли. Уверен, вы помните миф о Персее и о его любви к Андромеде.

Эмми помнила, но была рада выслушать пересказ. По вечерам она обычно оставалась одна, и ей стало понятно, что она, возможно, просто соскучилась по человеческому общению.

– Расскажите мне, – попросила она.

– Персей отправился на поиски Андромеды, которую приковали к скале, чтобы принести в жертву морскому чудовищу. Когда оно было уже готово приступить к обеду, явился герой с головой Медузы Горгоны в руке. Увидев голову, чудовище – кстати, отправленное богом Посейдоном – превратилось в камень. Ну, а потом Персей взял Андромеду в жены, и они жили долго и счастливо.

Эмми поежилась, подумав о том, каково это – обратиться в камень.

– Суровое наказание за обычное желание поесть.

– Верно, хуже не придумаешь, – совершенно серьезно отозвался Хит.

Она пошевелилась в шезлонге и снова посмотрела на небо, готовая сменить тему.

– Они прекрасны. Не могу поверить, что раньше не обращала на них внимания. Как получилось, что вы все знаете о них?

– Я провожу много времени под открытым небом, особенно летними ночами, – ответил он после небольшой паузы. – Так можно многое узнать о мире и о жизни в целом. Гораздо больше, чем из книг.

– Я не всегда зарываюсь в книги. Иногда я занимаюсь и другими вещами. – Эмми помедлила, собираясь с мыслями и понимая, что поиск тайных посланий на полях книжных страниц – это не то, что Хит ожидает от нее услышать. – Например, веду дела в «Находках Фолли». Мы собираемся обустроить читательский уголок для детей. И еще я… – она немного подумала, – …я гуляю. Иногда обхожу несколько кварталов в центре города во время обеденного перерыва. Но долго я гулять не могу – слишком жарко.

Хит довольно долго молча смотрел на нее.

– Звучит патетично. Вы живете так близко к пляжу, что вам нужно начать бегать по утрам. Бег проясняет разум и полезен для сердца. Кроме того, можно поискать морские стеклышки и раковины, пока не нагрянут купальщики.

– Что такое «морские стеклышки»?

– Приходите бегать вместе со мной, и я покажу вам. Кстати, во время бега вы немного загорите.

Эмми нахмурилась и отвернулась от него.

– Спасибо, но мне нравится здоровый белый цвет кожи. Насчет бега обещаю подумать, но не более того.

– Вот и хорошо.

Они откинулись в шезлонгах, окруженные ночью, и фоновая музыка океана едва не убаюкала Эмми. Она повернула голову к Хиту, когда любопытство снова одержало верх над благоразумием.

– Вы давно вылечились от рака?

– Девять месяцев, две недели, пять дней. Пока полет нормальный.

Хит повернулся к ней лицом, но Эмми не видела его глаз в глубокой тени.

– Вы не думаете о том, что болезнь может вернуться?

Он не стал медлить с ответом:

– Нет. Мне кажется, что беспокойство похоже на жевательную резинку: в конце концов она теряет вкус, и остается лишь выплюнуть ее.

Эмми рассмеялась и смущенно прикрыла рот ладонью.

– Прошу прощения, я просто… Ладно, просто не могу поверить, что вы сравниваете жевательную резинку с раковой опухолью.

– Нет, я сравниваю ее с беспокойством. Полагаю, если я буду следить за собой и проходить регулярные проверки, как советуют врачи, то сделаю все, что в моих силах. Больше я ничего не могу поделать, и беспокойство тут не поможет. Каждый день для меня нечто вроде поощрительного приза, поэтому я и наслаждаюсь каждым мгновением жизни.

Повисло тяжелое молчание, наполняя собой пространство, полное света, песка и воды, пронизанное утратами, тоской и сожалением. Когда-то Эмми с надеждой приветствовала каждый новый день, но та женщина стала призраком, который теперь навещал ее со зловещей настойчивостью, и она не знала, как избавиться от этого видения. Или от той неотъемлемой части себя, которую она потеряет, если сделает это.