Ночной скиталец - Сьюзен Кэрролл

Розалин рыдала и молила его вернуть ее обратно в гостиницу, привезти ей доктора из деревни. Но Ланс боялся так рисковать. Доктор Мариус Сент-Леджер практиковал на всем побережье, и никогда нельзя было быть уверенным, что найдешь его дома. Игнорируя мольбы Розалин, Ланс непреклонно скакал к Замку Леджер, почти бессознательно везя ее к единственному человеку, на которого он всегда мог рассчитывать.

Не имело значения, как сильно Ланс был возмущен этим, не имело значения, как это злило и раздражало его, но всю свою жизнь, когда бы он ни сталкивался с трудностями, рядом всегда был… Вэл.

Ему казалось, что он никогда не нуждался в брате больше, чем сегодня. И все же, самым трудным из всех поступков Ланса оказалось передать Розалин заботам Вэла, а самому беспомощно стоять в стороне, пока его брат пытался применить свое мастерство.

То, что Розалин находилась в сознании, больше уже не казалось таким великим благословением. Она, наконец, призналась Вэлу в том, что так упрямо отрицала при Лансе.

— Это… это больно, — прошептала она, слезы текли из ее глаз. — Я-я не знаю, почему мужчины всегда так страстно желают стрелять друг в друга. Это о-очень неприятно.

— Я знаю. Я и сам никогда не понимал этого, — ответил Вэл с кривой улыбкой. — Но мы скоро вылечим вас.

Она сделала отважную попытку улыбнуться ему в ответ, и Ланс почему-то почувствовал себя хуже, чем если бы она закричала. Вэл велел Салли продолжать промывать рану, в то время как сам встал, вытирая руки полотенцем.

Без помощи трости он пересек комнату, подошел к Лансу. Его прихрамывающая походка была еще более заметной, чем обычно. Мягкая улыбка, которую Вэл использовал для утешения Розалин, превратилась в более серьезное выражение, и Ланс почувствовал, как его горло сжалось.

— Ну? — резко потребовал он. — Насколько это плохо?

— Достаточно плохо, — прошептал Вэл. — Пуля прошла слишком высоко, чтобы задеть какой-то жизненно важный орган, но она все еще в плече, и Розалин потеряла много крови.

— Проклятье, — простонал Ланс.

— К счастью, пуля неглубоко. У тебя не должно возникнуть трудностей при ее извлечении, Ланс.

— Что? — Ланс уставился на брата. Его восклицание заставило Розалин вздрогнуть и со страхом посмотреть в их сторону. Ланс заставил себя понизить голос.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? Я не врач. Это ты обучался у Мариуса.

— Да, но у меня мало опыта с огнестрельными ранами. Ты имел дело с гораздо большим их количеством, чем я.

— Только на поле боя, где был недостаток в хирургах, — прорычал Ланс. — Только среди бедных раненых парней, таких отчаявшихся, что им было все равно, какой криворукий идиот будет оперировать их, пока в их глотки вливалось достаточное количество виски.

Солдаты, привыкшие рисковать жизнью и конечностями. Здоровенные мужчины с кожей такой же толстой, как его собственная, которые рычали, бранились и брызгали слюной, когда их раны зондировали и прижигали. Но простая мысль о том, чтобы ввергнуть в подобную агонию его нежную Владычицу Озера, замораживала кровь в жилах Ланса.

— Я не могу сделать это, — проскрежетал Ланс.

— Ты должен, — Вэл, настойчиво шепча, дернул его за рукав. — Если бы Мариус был здесь… но его здесь нет, и нет времени привести его.

Ланс посмотрел на брата.

— А пока я мучаю ее, какого дьявола собираешься делать ты?

— Я собираюсь держать ее за руку, — тихо ответил Вэл.

Ланс не думал, что может почувствовать еще больший ужас, чем он уже чувствовал. Но холодная решимость, которую он прочитал в глазах Вэла, подтвердила Лансу, как он ошибался.

— Нет! — выдохнул он. Но, когда губы Вэла сложились в упрямую линию, Ланс слишком хорошо осознал все, что происходило. Он схватил близнеца за руку и встряхнул ее. — Ты слушаешь меня, Валентин? Я говорю тебе, нет!

— Зачем тогда ты привез ее ко мне? — спросил Вэл.

— Не-не для этого, черт побери! Конечно, у тебя должен быть опий или… или…

— Я больше не использую опий при лечении своих пациентов.

Ланс пораженно разглядывал своего брата.

— Ты хочешь сказать мне, что теперь все время рискуешь, используя свои дьявольские силы? После… после… — Ланс с трудом сглотнул, не в состоянии говорить о том ужасном дне, который оставил Вэла хромым.

— Ты чертов псих, — жестко закончил он.

— Нет, я просто узнал, насколько сильно я могу рискнуть, — возразил Вэл. На его лице появилось то выражение твердости духа, с которым мученики восходят на костер.

— Теперь я лучше могу контролировать мои силы, — настаивал он, пытаясь мягко высвободить свою руку из пальцев брата. — Ты должен верить мне, Ланс. В этот раз все будет в порядке.

— А если нет? — прошипел Ланс.

— Тогда я смогу перенести последствия намного лучше, чем она, — взгляд Вэла переместился на Розалин с выражением, которое было одновременно и нежным, и тоскующим. — Ты же не хочешь, чтобы твоя леди страдала еще больше, если можешь предотвратить это, не правда ли?

— Нет, черт возьми, но…

— Тогда перестань спорить со мной. У нас на это нет времени. Все твои действия пугают ее.

Ланс начал возражать, но понял, что Вэл говорит правду. Розалин явно пыталась следить за их беседой. Она не могла слышать то, что они говорили, но, должно быть, чувствовала напряжение между ними, так как ее лицо еще сильней напряглось и побледнело.

Ланс неохотно отпустил брата, и тот почти бегом бросился обратно к кровати. Ланс с трудом последовал за ним, так и не смирившись с тем, что Вэл намеревался сделать, но и не зная, как еще можно предотвратить этот риск, не используя грубую силу.

«Нет никакого способа остановить святого Валентина», — горько подумал он. Ланс топтался около ножки кровати, чувствуя неистовую безысходность, как будто он должен был выбирать между бледной молодой женщиной на кровати и своим братом. Выбор, который, как боялся Ланс, он уже сделал, привезя Розалин к Вэлу.

Он наблюдал, как Вэл уселся на край кровати и взял руку Розалин в свою, шепча что-то нежное, обнадеживающее. Ланс начал возражать, но взглянул на ее искаженные болью черты, и слова почему-то застряли в горле.

В любом случае было уже слишком поздно. Он увидел, как ее глаза вспыхнули от удивления и понял, что она уже начала ощущать это. Теплую темную силу Вэла, переходящую из кончиков его пальцев к ней.

Лан вцепился в столбик кровати. Сцена, разворачивающаяся перед ним, воскресила наполненные болью воспоминания, с которыми он так тяжело боролся, которые пытался забыть. Но теперь он почувствовал, что время как будто поворачивается вспять, спальня теряла четкость, превращаясь в поле боя, и Вэл сжимал не руку Розалин, а его собственную.