Сиротский Бруклин - Джонатан Литэм

– Говори же, Лайонел, – ободрил меня Рокафорте.

– Я продолжу поиски убийцы, – сказал я в ответ. – С помощью Тони или без него.

– Да. Понимаем. Тогда у нас есть для тебя задание. Точнее, предложение.

– Место, где ты сможешь удовлетворить свою страсть к справедливости, – уточнил Рокафорте.

– И раскрыть свой талант к расследованиям. Это многому тебя научит.

– Что? – Луч яркого дневного света проник в гостиную сквозь щель в тяжелых плотных портьерах. Я оглядел галерею портретов, на которых были изображены мужчины и женщины ушедших времен с жестокими лицами убийц, и спросил себя: кто же из них мама Матрикарди? Съеденные мною хот-доги заворчали у меня в животе. Мне не терпелось выйти отсюда, на улицы Бруклина, куда угодно, только прочь из этого дома.

– Ты говорил с Джулией, – сказал Матрикарди. – Ты должен разыскать ее. Приведи ее сюда, к нам, как мы привели сюда тебя. Мы хотим потолковать с ней.

– Она боится, – объяснил я. – Полнастраха.

– Чего полна?

– Она ведет себя так же, как и я. Джулия не доверяет Тони.

– Что-то между ними не так.

Ну и заявление!

– Конечно, не так! – кивнул я. – Она спала с Тони.

– Занятия любовью сближают людей, Лайонел.

– Может, они испытывают чувство вины за смерть Фрэнка.

– Возможно, ты и прав. Джулия что-то знает. Мы звали ее к себе, но она предпочла сбежать. Тони говорит, что не знает, куда она делась.

– Вы полагаете, Джулия имеет какое-то отношение к смерти Фрэнка? – Я позволил своей руке провести полоску на слое пыли на камине – и тут же понял, что совершаю ошибку, и попытался забыть о своем проступке.

– Она знает что-то… что-то важное, – заверил меня Рокафорте. – Если хочешь помочь нам, Лайонел, разыщи ее.

– Узнай ее тайны и поделись с нами, – добавил Матрикарди. – Сделай это, ничего не рассказывая Тони.

Теряя над собой контроль, я сунул палец в желобок у края каминной полки и дернул, подняв при этом целый столб пыли.

– Что-то я не понимаю, – пробормотал я. – Теперь вы хотите, чтобы я действовал у Тони за спиной?

– Мы слушаем, Лайонел. И слышим. Мы думаем. Иногда возникают вопросы. Если твои подозрения обоснованны, то Джулия, быть может, даст на них ответы. Возможно, мы не всё знаем о Тони. Как бы плохо тебе ни было, каким бы огорченным ты себя ни чувствовал, ты станешь нашими руками и ногами, нашими глазами и ушами, ты будешь раздобывать информацию, а потом придешь сюда и поделишься ею с нами.

– Это не лишено смысла! – Я уже прошелся вдоль всего камина, и под пальцем у меня собрался целый пыльный шарик, который я и столкнул вниз.

– Но все это только в том случае, если твои подозрения обоснованны, – добавил Матрикарди. – Ты пока ничего точно не знаешь, так что тебе предстоит выяснить правду.

– Я сказал «не лишено смысла», а не «решено», – пояснил я. – Подозрения не лишены смысла.

– Он поправился, – объяснил Рокафорте Матрикарди, не разжимая зубов.

– Найди же ее, Эссрог! Лишить смысла! Решить масла! – Я попытался вытереть палец о пиджак и оставил на нем длинный серый след. А потом я рыгнул, и во рту у меня распространился вкус хот-догов.

– А в тебе что-то есть от Фрэнка, – заметил Матрикарди. – Мы взываем к части Фрэнка в тебе, и она отзывается пониманием. А остальное в тебе может быть и нечеловеческим, звериным, шутовским. Фрэнк был прав, называя тебя шутом. Ты шут от природы, ее каприз. Но та часть тебя, которую Минна так любил и которая так страждет найти его убийцу, поможет нам найти Джулию и привезти ее домой.

– Теперь ступай, потому что нам больно смотреть на то, как ты играешь с пылью, собравшейся в доме его любимой матери, благослови Господь ее добрую обесчещенную и истерзанную душу!

Любители тайных заговоров похожи на людей, страдающих синдромом Туретта: они создают и прослеживают неожиданные связи, плетут интриги, с трогательной наивностью полагая, что смогут охватить своими невидимыми сетями весь мир. Как и жертвы Туретта, конспираторы и заговорщики совершенно одиноки: они переоценивают себя, полагая, что находятся в центре событий, и всегда готовы получать некое болезненное удовольствие от любых случайных совпадений, кажущихся им невероятно значительными.

Гримасничающий чудак на высоких ступенях, ведущих в дом на Дегроу-стрит, не был заговорщиком. Его кривили тики, он изображал действия, которые напугали его, он делал вид, что стреляет. Просто он так выражал себя. И меня тоже! Я был жив! Смотрите сюда! Повторите фильм еще раз!

Похоже, я все сильнее раскачивал буксир.

Я оставил машину в тени старого, развесистого вяза, с узловатым, изуродованным какой-то болезнью стволом, с корнями, пробившимися сквозь толщу тротуара. Я не заметил, что Тони дожидается меня в «понтиаке», и увидел его, лишь сунув ключ в дверцу. Тони занимал место водителя.

– Садись. – Наклонившись, он открыл дверцу со стороны пассажира.

На улице не было ни души. Я подумал было о бегстве, но, как всегда, передо мной встал вопрос о том, куда бежать.

– Садись же в машину, шут.

Я обошел «понтиак», сел на переднее сиденье для пассажира, а потом с несчастным видом протянул к нему руку и погладил Тони по плечу, оставив на его пиджаке след пыли. Тони замахнулся и ударил меня по голове.

– Они солгали мне, – сказал я, уворачиваясь от удара.

– Я сейчас разрыдаюсь от ужаса. Конечно, солгали. Ты что же, только что на свет появился?

– Барнамумсвет, – пробормотал я.

– Какая именно ложь так потрясла тебя, Барнасвет?

– Это ведь они предупредили тебя о том, что я иду к ним, так? Они подставили меня. Это была ловушка.

– Черт возьми, а чего же ты ждал?

– Не твое дело!

– Вообразил себя умником, – заговорил Тони полным презрения голосом. – Майком, твою мать, Хаммером! [9] Ты как трудный ребенок в семье, Лайнел! – Он снова ударил меня по голове. – Да еще с придурью.

Район, где я вырос и который считал родным, впервые показался мне ночным кошмаром в тот яркий солнечный день, когда я вышел из дома Матрикарди и Рокафорте на Дегроу-стрит: я чувствовал себя чужим, отторгнутым от окружающего мира. Обычно я наслаждался задиристым характером Бруклина, его долгой памятью, уважением к традициям. Но сейчас мне захотелось, чтобы привычные дома лежали в развалинах, а на их месте выросли небоскребы или многоквартирные кондоминиумы. Мне хотелось исчезнуть в медленном манхэттенском танце вечного обновления. Пусть Фрэнк умер, пусть его парни исчезнут, расстанутся. Мне хотелось лишь, чтобы Тони отстал от меня.

– Ты знал, что я взял себе пейджер Фрэнка, – сказал я робко, догадавшись, в чем дело.

– Нет, просто у тех старых парней, от которых ты только что вышел, зрение что рентген. Как у Супермена, – проговорил Тони. – Да ни черта они не знают, если я не сообщу им, Лайнел. Вам надо найти новое применение своим способностям, мистер Шерлок Холмс.

Я был достаточно хорошо знаком с проявлениями воинственного настроения Тони: сейчас он должен некоторое время пошуметь, так что лучше ему не противоречить. А я положил руки на крышку бардачка, расположенную под ветровым стеклом, смахнул оттуда крошки и пыль и стал стучать пальцами по пластиковой поверхности. Потом я принялся ковырять уголок стекла большим пальцем. Посещение гостиной матери Матрикарди вызвало у меня тик, связанный с пылью.

– Ты идиот, ты шут! – бушевал Тони.

– Звякнимнедважды!

– Счас я тебе звякну, мало не покажется!

Тони замахнулся на меня, и я весь сжался, спрятал голову в плечи, как боксер, уклоняющийся от ударов. Поскольку моя голова оказалась рядом с ним, я лизнул его костюм, пытаясь стереть языком пыльную полоску, оставленную моим пальцем. Тони с отвращением оттолкнул меня, как делал когда-то давным-давно в «Сент-Винсенте».

– Ну хорошо, Лайнел, – кивнул он. – Ты все-таки полупедик. Ты убедил меня.

Я промолчал – немалое достижение. Тони вздохнул и положил руки на руль. Похоже, он сдерживал желание отколотить меня. Я покосился на него и увидел, что ткань его пиджака уже почти впитала мою слюну.

– Итак, что же они тебе сказали? – поинтересовался он.

– Кто? Клиенты?

– Конечно, Клиенты! – резким тоном отозвался Тони. – Матрикарди и Рокафорте. Фрэнк мертв, Лайнел. Не думаю, что он перевернется в гробу, если ты вслух произнесешь их имена.

– Фортекарди, – прошептал я, а потом украдкой обернулся на их особняк. – Твоюматьарди!

– Довольно! – рявкнул Тони. – Так что же они тебе сказали?

– То же самое, что… Швейман! Царбам! Бамшей!…то же самое, что мне сказал швейцар: «Держись подальше от этого дела». – Речевые тики одолевали меня. Теперь у меня не было причин сдерживаться из последних сил, и я дал им волю. С Тони я все еще чувствовал себя вольготно – хотя бы в этом отношении.