Иконописец - Игорь Середенко

Во дворе монастыря было темно, обитатели монастыря еще спали. Необычайно яркая луна освещала здания, придавая им серебристые тона.

Герман вывел своего осла из конюшни, погрузил книгу, она весила немало (почти в вес Германа) и отправился в путь. Всюду он видел дорогу, так как луна светила ему в спину, будто по его желанию, указывая ему путь.

Он не прошел еще и мили, как почувствовал, что-то неладное и с беспокойством обернулся. То место, где был монастырь, горел один большой факел. В темноте было отчетливо видно пламя, пожирающее здания монастыря. «Как это могло произойти, — думал Герман. — Мне крупно повезло. Если бы не мышь и трещина в стене, то я бы сгорел, ведь келья моя была замурована». Возвращаться было ни к чему, так как он не мог бы ничем помочь. Пока он дошел бы до монастыря, тот успел бы сгореть несколько раз. С тяжестью в сердце и смутными мыслями он продолжил свой путь.

На границе вырождающегося города, где много лет царствовала чума, отнимая жизни горожан, Герман встретил несколько мужчин. Люди, приметив Германа, и, по-видимому, узнав его, бросились бежать в сторону города. Герман не торопился, он шел мерно и уверенно. Он знал, что ждет его впереди. Миновав ворота, он никого не встретил. Тишина и легкий летний ветерок прогуливались здесь на пару. Герман и не ожидал кого-либо увидеть. Он помнил, что город, когда он много лет назад покинул его, был почти пустым: всего с десяток перепуганных и жалких горожан он видел тогда.

Герман не вел счет годам, что провел в монастыре, пока писал книгу. Ему казалось, что город забыли, и люди сторонились его границ, помня, что здесь царствовала смерть. Поэтому он был удивлен, когда при выезде в город заприметил двух мужчин.

Площадь была пуста и уныла. Но что-то здесь было не так. Герман пока не понимал, что это было. Подсказку ему дало обоняние. Он вспомнил, что когда-то в городе, по всем его улицам, был характерный запах, который ни с чем нельзя было перепутать. Это был запах смеси гари и трупного разложения. Этих запахов он теперь не обнаружил. Напротив, он почувствовал соединения запахов цветов, травы и даже какой-то лесной свежести, которая и близко не напоминала ему смерть.

Глаза его также не видели того, что он помнил: груды сожженных человеческих тел, черный дым и зловещая пустота. Теперь глаза были полны радости: он видел птиц, перелетающих стремительно с крыш над площадью; разноцветных красивых бабочек, пестрящих, словно цветы, над площадью, а главное — он не видел человеческих останков. Хотя пустота по-прежнему заполняла площадь. Ему казалось, что кто-то следил за ним.

Герман осторожно и медленно продвигался к центру площади, с щемящим сердцем, какой-то новизной, удивительным чувством, разыгравшимся в его душе. Не успел он дойти до центра, как площадь заполнилась народом. Их было много, люди выбегали из прилегающих к площади улочек, из домов, окружающих площадь. Горожане ликовали, они были счастливы увидеть Германа. Он был неописуемо удивлен, что люди по-прежнему помнят его, и, что город вновь ожил. Среди лиц, окружающих Германа, он никого не узнал. Это были новые жители, которые переселились сюда.

Какой-то мужчина окликнул его из толпы. Это был губернатор города. Он тепло по-дружески обнял Германа. На его лице сияла улыбка радости, смешанная с восхищением. Герман вспомнил свою последнюю речь, когда покидал город, и лицо этого весельчака, поклявшегося выполнить его просьбу.

— Меня люди избрали главой, — сказал новый губернатор.

— Я рад за тебя, — промолвил Герман.

— А я ждал тебя, и даже издал указ: кто первым увидит тебя, тот получит награду золотыми и серебряными монетами.

— Как же меня узнали? — спросил Герман.

— Твоя картина — автопортрет, что ты хранил в своем доме.

— Мой дом? — с тревогой в сердце вспомнил Герман. Это было первым воспоминанием о некогда случившейся беде. — Как там?

— Мы его отремонтировали, ты не узнаешь. Я велел никому в него не вселяться. Сказал всем, что скоро появится его хозяин.

Люди чуть не подняли Германа вместе с ослом, когда губернатор велел доставить его к дому.

У дома, который и впрямь приобрел свежесть, оставив Герману лишь трогательные воспоминания, ликующая толпа оставила его и губернатора, и продолжила праздничное шествие цветущими улицами города. Губернатор и Герман вошли в дом.

— Теперь ты можешь здесь жить, — начал губернатор. — Как видишь, хоть внешне дом и преобразился, но внутри все по-прежнему, как до твоего ухода. Все вещи остались не тронутыми.

— Спасибо, тебе, — сказал Герман, дружески похлопав его по плечу. — Сколько же здесь я не был. Год, три, десять лет? Я уже позабыл о времени…

— Десять лет?! Ну, ты и шутник, Герман. Скажешь тоже, — он хмыкнул от удивления носом.

— Сколько же, по-твоему? — совершенно спокойно и серьезно спросил Герман.

Губернатор сначала хотел пошутить, но, видя на себе серьезный взгляд, ответил:

— Да и трех месяцев не прошло с тех пор, как ты велел часовню построить. Как ты предполагал, так и сбылось. Люди…

— Как? — удивился Герман. — Всего три месяца?

— Я бы сказал и того меньше, — все еще удивленный словами Германа, сказал губернатор.

Чтобы не искушать подозрениями и лишними опросами, Герман решил не придавать этому разговору большого значения.

— Да, я пошутил, — ответил Герман. — Просто мне не верится, что время так мимолетно.

— Это точно, — согласился губернатор. — А люди после постройки часовни, хотя они и не верили, все же были поражены тем, что потом произошло.

— А что случилось?

— Смерть. Она покинула город, словно ее и не было. Потом начали приходить люди. Я даже был удивлен, откуда так быстро новость распространяется. Но это правда. Люди, словно по команде, начали приходить к нам. Ну, меня, конечно, сделали губернатором. Дома и квартиры были пусты. Я решил привлечь к нам, прежде всего, мастеров. Давал им дома в награду. Люди, как узнали о бесплатном жилье, так целыми семьями переселялись. Так город и наполнился бывалым детским смехом и людским шумом. Город мы восстановили быстро. А твой дом я велел никому не трогать, я верил, что ты вернешься скоро. Мы его малость внешне преобразили, ты ведь не против?

— Нет, конечно, нет. Спасибо тебе! А как часовня? — с тревогой спросил Герман.

— Она построена, — с гордостью сказал губернатор. — Только…

— Что только?

— Только люди суеверны. Они не ходят в часовню. Смотрят на нее издалека, крестятся и только. Ну, это ничего. Я вызвал священника из другого города. Он, правда, ее не видел, часовню то нашу. Может еще передумает, когда увидит. Ну, ты располагайся, я велю своим людям вещи твои перенести в дом.

— Не стоит, я сам.

— Хорошо. Я велю завтра отметить твое возвращение. Накроем стол у меня. Приглашу самых почтенных горожан.

— Да, да, я приду, завтра, сказал Герман, словно не обращая внимания на приглашение губернатора.

— Я утром за тобой пришлю кого-нибудь, — сказав это, губернатор исчез за дверью.

Ночью, когда город окунулся во мрак и горожане мирно дремали, Герман вместе со своим ослом и книгой подошел к часовне. Он не хотел, чтобы люди видели его здесь, опасаясь сплетен. Оставив осла у входа, он с трудом затащил тяжелую книгу в часовню и даже установил ее на алтаре, как он полагал в темноте. Лишь один лунный луч проливался сквозь верхнее окно часовни внутрь, освещая центр зала.

Герман вынул из кармана свечи, установил их рядом с алтарем и зажег их. Желтоватый свет свечей упал на призрачные стены, прогнав мрачные тени, которые мигом уползли и забились по углам. Осветился и алтарь, где Герман установил книгу. Увидев его, он побледнел и отшатнулся.

Герман знал о том, из какого материала будет построена часовня и все ее убранство, но он не ожидал того, что увидел. Одно дело представлять, говоря просьбу, и другое — видеть, во что превратилась его просьба.

Алтарь представлял собой груду человеческих черепов, собранных в форму пирамиды. На стенах, потолке, всюду виднелись украшения из человеческих останков. Даже огромная люстра, висевшая посредине зала, была сделана из десятков тысяч костей и черепов. Герман ужаснулся этому строению. Его окружали лишь кости. Многие черепа были маленьких размеров, по-видимому, они принадлежали детям. Смерть не щадила никого, она не видела разницы между сильным и слабым, мужчиной и женщиной, взрослым и ребенком. Чума, преданно служившая ей, косила всех, оставив лишь кости и черепа — в устрашение и память о себе. Герман с ужасом оглядывался, стараясь не пропустить ничего. Эти кости принадлежали его знакомым, друзьям, горожанам его родного города. Единственно, что он точно знал — что здесь нет костей его детей и жены. Ведь они похоронены им за его домом, в саду.

Герман помнил об уговоре с Дьяволом. Он открыл книгу, освещенной призрачным светом, на первой попавшейся странице и был удивлен. Ей оказалась 290-я страница. Она по-прежнему была пуста, как и те восемь страниц, о которых он был предупрежден. «Что же хотел Он сообщить мне? — подумал Герман. — Книга мной написана и завершена моя работа».