Русские сказки - Роман Злотников

— Слава тебе, Господи! — прошептал профессор и истово осенил себя святым кругом.

— Вас я в город не возьму, — продолжал между тем князь. — Вероятность того, что придется ввязаться в серьезный бой, хоть и мала, но существует. А вы нужны мне для встречи с сувереном. Поэтому останетесь здесь. Будьте готовы оказать медицинскую помощь. Через пару часов вам доставят сюда все необходимое.

Пантюше кивнул. Князь, помолчав, спросил:

— Вижу, вас что-то мучает, профессор? Я могу вам чем-нибудь помочь?

Пантюше повернулся и посмотрел на князя. Тот встретил его взгляд спокойно и благожелательно:

— Ну же, вы ведь хотите о чем-то спросить.

— Послушайте, князь, я не уверен, что сейчас самое подходящее время для подобных вопросов… — Профессор замялся.

Князь молча ждал. И Пантюше решился:

— Я прошу прощения, но меня уже давно мучают странные мысли… Откуда вы? — Не дождавшись ответа, он заговорил снова: — Я не сомневаюсь, что вы аристократ, породу сразу видно, да и господин Кройф… но… — Профессор запнулся, тряхнул головой и решительно продолжил: — Понимаете, каждый человек, путем образования и вращения в определенной его происхождением и воспитанием среде, приобретает определенный набор знаний и умений. У кого-то он чрезвычайно узок, у кого-то широк. Некоторые, особо одаренные, просто поражают своим кругозором. Можете мне поверить, я достаточно общался и с первыми, и со вторыми, и с третьими, но вы… — он пожал плечами, — вы просто ставите меня в тупик.

Князь молча смотрел на него.

— Понимаете, я ничего не имею против вас. Более того, я просто счастлив, что во всем этом кровавом безумии вы оказались на нашей стороне, но… иногда мне в голову приходят совершенно бредовые мысли.

— Например? — улыбнулся князь.

На лице профессора мелькнуло виноватое выражение.

— Ну, например, что вы пришельцы с Луны или еще откуда.

Улыбка князя стала еще шире. Ответ его был как гром среди ясного неба:

— Вы правы.

— Что? — оторопело пискнул профессор. Князь хмыкнул и покачал головой, потом спокойно сказал:

— Сейчас действительно не время и не место для подобных разговоров, но, — князь наклонился к нему, — обещаю, что в НЕОБХОДИМОЕ время мы продолжим этот разговор.

Соратник Нирам, председатель Губкомода, приехал уже после полуночи. Онкович, бывший студент технического училища, из зажиточных разночинцев, записанный в специальный конвойный отряд за то, что еще во время зимних боев пригнал для нужд Комитета действия маменькину бричку на мягких рессорах, на которой соратник Нирам и разъезжал, пока не пересел на конфискованное авто заводчика Буренго, только что заступил на внутренний пост. Конвойные уже спали. Лишь двое — бывший «деловой» Лубенек, шустрый малый с лисьими чертами лица, и увалень по кличке Поноска, которой его наградили за неистребимый запах навоза, от которого бывший гуртовщик никак не мог избавиться, втихаря от коменданта, соратника Григула, резались в карты в чуланчике по соседству с кухней.

Нирам возник из темноты в сопровождении разводного:

— Соратник Григул у себя?

— Да… То есть так точно!

Председатель Губкомода молча кивнул и проследовал в глубь коридора к знакомой двери, обитой темно-синим сукном. Из чулана высунулась мордочка Лубенька.

— Хто приехал? — сипло спросил он.

— Соратник Нирам.

— Угу, — кивнул Лубенек и выскочил из чулана. — Эй, студент, глянь на свои, сколько натикало?

Онкович неловко перехватил штуцер и вытащил из кармана предмет давних вожделений Лубенька. Настоящие бриттские часы на цепочке, внутреннюю крышку которых украшало дагеротипное изображение кудрявой барышни. Маменька подарила их Онковичу на окончание первого курса.

— Половина первого.

— Угу, — снова кивнул Лубенек и, повернувшись, заглянул в чулан: — Эй, Поноска, на сегодня шабаш.

— Эта почему?

— По папе и по маме, — огрызнулся Лубенек. — Не базарь, а лучше сгоняй и принеси мой «кожан».

Когда минут через пятнадцать дверь кабинета коменданта с глухим стуком распахнулась и по коридору проследовал соратник Нирам в сопровождении коменданта Григула, Лубенек, который, уже затянутый в кожаную куртку и перепоясанный портупеей с кобурой, сидел на нижней ступеньке лестницы, резво вскочил на ноги и молодцевато вытянулся, поедая глазами Председателя Губкомода. Но тот прошел мимо, ни единым намеком не показав, что заметил этот столь вопиющий образец чинопочитания. Лубенек с кривой разочарованной усмешечкой проводил взглядом сутулую спину соратника Нирама. Когда же массивная дверь на улицу захлопнулась и соратник Григул, состроив на возбужденном лице гримасу крайней серьезности, проследовал по коридору к своему кабинету, Лубенек сплюнул на пол и утерся рукавом:

— Все, сегодня мы ИХ кончим.

— Как это? — удивился Онкович. На улице заурчал мотор автомобиля, увозившего соратника Нирама.

— Однозначно, — авторитетно кивнул Лубенек, — я мокрые дела носом чую. Хотя зря они так.

— Но почему? — оторопело спросил Онкович, ужаснувшись самой мысли о том, что сегодня ночью закончит, может быть, свое земное существование бывший государь великой империи, более того — может быть, даже от его руки.

— А потому, — огрызнулся Лубенек и разочарованно добавил: — И что ему приспичило кончать их как раз сейчас? Могли бы еще пожить, да и нам пожировать дали бы, а то еще на фронт ушлют, — тут он осклабился, — и вообще, с принцессками можно было бы и не торопиться. — Лубенек подмигнул юноше: — Мы бы их еще пару дней поразвлекали, а уж потом и…

— А че, — вмешался Поноска, — дык давай…

— Заткнись, — презрительно бросил Лубенек, — ежели соратник Нирам узнает — он тебя… Поноска побледнел:

— Дык я че, я ж ниче, я ж только…

— То-то. — Лубенек покровительственно кивнул и, выхватив барабанник, лихим движением провел им вдоль рукава, заставив барабан выдать звонкую трель. — Ну да ладно, пойдем поднимать людей.

— Ну и зачем это? — удивленно буркнул Поноска. — Команды ж не было.

— Дубина, — снисходительно хмыкнул Лубенек, — вот так всю жизнь и проходишь в шестерках. Если хочешь вылезти наверх — учись исполнять команды ДО того, как они поступят.

Минут через пятнадцать весь наличный состав караула, позевывая и почесываясь, уже топтался в длинном коридоре, ведущем от дверей кабинета коменданта до лестницы на второй этаж. Большинство даже не догадывалось, зачем это их подняли посреди ночи, но все уже привыкли к регулярным выкрутасам соратника Нирама, так что его кратковременный ночной приезд снимал все вопросы. Поэтому всего двое уныло поинтересовались у Онковича, не знает ли он причины этой ночной суматохи, но тот лишь промычал что-то нечленораздельное и отрицательно мотнул головой.

Вскоре из-за двери кабинета выскочил ходивший с докладом Лубенек. Народ повернулся в его сторону. Лубенек на мгновение замер, наслаждаясь всеобщим вниманием, и, обведя повернувшиеся к нему лица горячечным взглядом лихорадочно блестевших глаз, набрал в грудь воздуха и, раздувая ноздри, свистящим шепотом выдохнул:

— А ну стройсь!

Все задвигались, затопали ногами и начали строиться в ряд. Дверь кабинета открылась, и на пороге появился сам соратник Григул. Лубенек тут же выскочил вперед и, подобострастно заглядывая в глаза коменданту, молодцевато отрапортовал:

— Охранная команда к ликвидации узурпатора и его семьи готова, соратник.

Тот, поджав губы, важно кивнул. В строю кто-то охнул, комендант вскинул подбородок и уставился на стоящих перед ним людей свирепым взглядом прозрачных, водянистых глаз. Строй тут же замер, будто оцепенел. Соратник Григул с минуту поочередно буравил взглядом лица людей, потом привычным жестом вздернул подбородок и заговорил:

— Соратники! Настал час, когда народ… восставший против… тысячелетнего угнетения, неравенства и… всякого другого насилия… совершит законное возмездие… — Он запнулся, быстро соображая, что говорить дальше, и походя досадуя на соратника Нирама, который так и не остался, как обещался, на ликвидацию, и вот теперь ему, Григулу, приходится одному отдуваться со своими двумя классами образования. Но тут ему пришло в голову, что если бы Нирам был здесь, то непременно сам возглавил бы акцию, лишив Григула славы, которая светит ему в будущем, а так все складывается как нельзя лучше. От этой мысли Григул посветлел лицом, плюнул на свое косноязычие и закончил уже более понятно: — А потому мы сейчас пойдем и всех к ногтю… чтоб всем остальным неповадно было давить трудовой народ.

Строй нервно зашевелился, но Григул, воодушевленный только что произнесенной «исторической» речью, а более всего тем, что ему предстояло сейчас совершить, двинулся вперед, на ходу расстегивая кобуру барабанника дергающимися от возбуждения пальцами. Лубенек двинулся за ним, чуть не подпрыгивая от нетерпения. Проходя мимо Онковича, он замедлил шаг и, ехидно ухмыляясь, сказал ему в бледное лицо: