Сигрид Унсет. Королева слова - Сигрун Слапгард

Ей казалось, что перед ней разверзлась пропасть. За считанные недели фру Унсет Сварстад превратилась в несчастную беспомощную женщину, отчаянно тоскующую по дому. Помимо беспокойства о ребенке, оставались еще бесконечная стирка, постоянная беготня вверх-вниз по шести крутым лестничным пролетам, холодный ветер, выдувавший из мансарды тепло от керосинки и двух спиртовок. Готовить она не умела — в ее доме всегда была прислуга, и она привыкла приходить к уже накрытому столу. Она с радостью ожидала возможности попробовать творческие силы и в кулинарии, однако, к своему разочарованию, обнаружила, что времени хватает только на блюда на скорую руку. Вроде свиных котлет, бифштекса, яичницы и макарон с ветчиной и артишоками. А в этом, как она жаловалась Нини Ролл Анкер, ничего «увлекательного» нет[225]. Служанка, обещавшая помочь со стиркой и уборкой, через две недели испарилась. Когда оказалось, что и пеленки не успевают высохнуть и не во что перепеленать ребенка, у Сигрид Унсет опустились руки.

Насколько она хорошо себя чувствовала во время беременности, настолько теперь ей было плохо. Ей легче было взбираться по этой крутой лестнице на последнем месяце беременности, чем сейчас. В марте Сигрид снова просит Сигне приехать к ней в Италию, да что просит — умоляет, обещая даже оплатить билет. Однако, по правде сказать, и с финансами дела у молодоженов обстояли вовсе не блестяще. «Обездоленные» продавались хуже, чем «Йенни», — впрочем, на другое Унсет и не рассчитывала, и вообще, согласно первоначальному плану, она собиралась сделать паузу в работе, пока будет кормить ребенка грудью, а зарабатывать в это время должен был Сварстад. Принимая во внимание две успешные выставки, множество заказов и отличный рабочий темп, показанный в прошлом году, у него были все основания предполагать, что он сможет обеспечивать всю маленькую семью. Однако для работы он нуждался в покое, а покоя как раз и не было. Редко когда и Сигрид удавалось записать какую-нибудь мысль для будущих эссе или романов. Редко какое внешнее событие нарушало замкнутый круг, по которому двигались супруги, и отвлекало их от личной драмы, разыгрывающейся на террасе.

Таким исключением было, например, известие о трагической судьбе экспедиции Скотта на Южный полюс. На Сигрид большое впечатление произвели мужество и сплоченность, с какими Скотт и его люди встретили свою судьбу. Она отметила это в своей записной книжке как пример истинно цивилизованного поведения, что составляет самую основу человеческой культуры, и при первой же возможности вернулась к нему.

Мальчик привык к тому, что издерганная мать берет его на руки при малейшем писке. И он кричал, заставляя укачивать себя день и ночь. И с каждым днем худел. В глазах матери застыла тревога. Она снова обратилась за советом к повитухе. Та посоветовала взять кормилицу. Но на это Сигрид Унсет Сварстад пойти не могла. Она написала автору книги «Первый возраст ребенка — от нуля до шести». Доктор Эйнар Рандерс посоветовал ей вернуться домой как можно скорее, пока не наступила жара. Что еще мог посоветовать известной — и столь встревоженной — писательнице добросовестный врач? Дома, куда можно было бы вернуться, у нее не было, пришлось опять просить приюта у матери. Унсет обратилась в «Аскехауг» за деньгами на билет, и ей тут же перевели 500 крон.

Три года назад она писала Нильсу Коллетту Фогту, что от счастья и благодарности готова целовать землю. В теперешнем письме она сообщала другу, что чувствует себя несчастнейшей из женщин. Но все равно добавляла, что дорожит любым приобретенным опытом. Прежде существование казалось ей тоскливым, теперь же она изо всех сил боролась за новую жизнь. В конце апреля она садится на поезд, не почтив цветущую итальянскую весну ни единым взглядом; ее внимание целиком поглощено хнычущим малышом. Отец ребенка остался наверстывать упущенное — только сейчас у него дошли руки до большого лондонского холста.

Шарлотта Гют Унсет, встречая измученных путников на вокзале, наверняка вспоминала свое собственное бегство из Рима в 1882 году, когда на последнем месяце беременности и с больным мужем на руках вернулась домой. Теперь, тридцать один год спустя, она разворачивала сверток с тощим и сморщенным внуком Ингвальда Унсета. Должно быть, у Шарлотты мелькнуло в голове, что Рим не всегда приносит счастье. Но тут, вопреки печальным мыслям двух женщин, малыш Лидере ожил, одарил их слабой улыбкой и тут же целиком завладел их вниманием. Доктор Рандерс нашел, что мальчик совершенно здоров. Скоро щечки у малыша вновь округлились, и счастливая мать могла гордо демонстрировать его друзьям и знакомым. По собственному выражению, она «как сыр в масле каталась».

Сварстад, надеясь, что его любимая модель скоро вернется к своим модельным формам, купил ей черное шелковое платье. Но после родов счастливая мать так поправилась, что влезть в римское платье больше не представлялось возможным. Поэтому платье было отдано стройной Сигне — будет в чем ходить по вечеринкам, а фру Унсет Сварстад потихоньку принялась обдумывать устройство семейного гнездышка для своих мужчин.

Писательница Сигрид Унсет тоже не сидела сложа руки. На столе снова появилась записная книжка, практически заброшенная со времен Хаммерсмита. Унсет собиралась с мыслями для собственного, полемического толкования четвертой заповеди «Почитай отца твоего и мать твою»{20}. Мишенью она снова выбрала современное общество, слишком поверхностно толковавшее понятие свободы. Нини Ролл Анкер Сигрид объяснила, что, по ее мнению, заповедь «обязывает родителей вести себя таким образом, чтобы дети действительно испытывали почтение к матери и отцу»[226]. О том, обсуждала ли она эту тему со Сварстадом, она ничего не сказала подруге. Однако по возвращении домой сознание того, что у ее маленького сына есть сводные сестры и брат, которые тоже ждут отца, вернулось к ней с новой ясностью. Было что обдумать и над чем поработать. Не хватало только необходимого для работы покоя. Сначала она должна была создать домашний очаг, который, как ей казалось, обеспечит необходимую платформу для дальнейшего труда.

В отсутствие Сварстада она находит маленький домик в Ши, и сейчас трудно сказать, насколько это было исключительно ее собственным решением или, может быть, они обговорили что-то заранее. В любом случае Сварстаду требовалась мастерская в городе, а Сигрид пока занялась обустройством двух комнат их будущего совместного жилища. Жилище это представляло собой первый этаж маленького домика, спрятавшегося в еловом лесу, плюс заросшая зеленью веранда, с печным отоплением и без водопровода. Одна комната отводилась под спальню, другая служила столовой и одновременно рабочим кабинетом Сигрид: там в углу она поставила свой письменный стол. Перевезла в дом комод из березы и прочие предметы обстановки, которые давно тайком собирала, подновила некоторые старые вещи. Нини она не без кокетства жаловалась, что «ужасно боится предстоящего дебюта в роли домохозяйки»[227].