Кровь Рима (ЛП) - Скэрроу Саймон

Улыбка Макрона померкла, когда он увидел затравленное выражение лица трибуна. Он знал о недавней угрюмости своего друга, но невозможно было объяснить это какой-то конкретной причиной. Нынешняя кампания была не хуже тех ожесточенных боев, которые они пережили в Британии. Там тоже были потеряны близкие друзья и товарищи, а ледяной холод и постоянные дожди в горах острова совершенно изматывали. Макрон знал гораздо более крепких людей, чем Катон, которые ломались под такими нагрузками, и он переживал за своего друга. Тем более что Катон отверг его попытки заговорить об этом.

Катон повернулся к двум центуриям, стоявшим наготове. Он видел нетерпение на лицах одних и напряженную тревогу на лицах других и молился, чтобы его мужество не подвело его, чтобы он не получил какую-нибудь мучительную рану, которую он не сможет перенести с безразличием, присущим бывалым солдатам. Ему пришлось отогнать эти мысли. Его люди смотрели на него. Как и Макрон. Он не должен их подвести. Он слегка кашлянул, чтобы прочистить горло, а затем обратился к ним, так громко и четко, как только мог.

- Врагом в городе являются те, кто вырезал наших товарищей. Никто не поступает так с людьми из преторианской гвардии. Мы – избранники императора. Лучшие солдаты Империи. Смерть по-солдатски – наша по праву. - Он сделал паузу и позволил ледяному тону гнева наполнить его следующие слова. - Наши товарищи были лишены этого права трусами, которые захватили их, пытали и, в конце концов, убили как крыс на помойке. Духи наших товарищей взывают к нам из могилы, чтобы мы сполна воздали им за содеянное. К концу этого дня пусть не останется в живых ни одного жителя города. Ни мужчин, ни женщин, ни детей. Ни одного животного. Ни одно живое существо не должно выжить. Они ваши, распоряжайтесь ими, как хотите. Вы можете использовать их, пока они не умрут. Но пленных не будет. Никто не будет продан в рабство. Когда мы продолжим наш марш к Артаксате, мы оставим Лигею позади нас как могилу. Чтобы все враги Рима и его союзники никогда не забыли о страшной цене, которую заплатили те, кто обесчестил наших товарищей. В этом я клянусь Юпитером Наилучшим Величайшим. - Катон подал знак преторианцу, державшему его щит и шлем, и тот передал их по очереди, прежде чем Катон достал свой гладий и поднял его. - За Петиллия и всех наших павших братьев!

Люди вторили его крику и с оглушительным грохотом ударяли мечами по щитам. Макрон смотрел на происходящее с противоречивыми эмоциями. В нем было обычное волнение от предстоящего действия, но также и тревожное чувство, связанное с его давним другом. Он никогда не слышал, чтобы Катон говорил в таких холодных, кровожадных выражениях. Вместо обычного желания выиграть битву с минимальными потерями для всех сторон, которое Макрон мягко оправдывал чересчур длительным чтением поэзии и философии, Катон жаждал смерти и разрушения с глубиной чувств, превосходящих даже жажду боя Макрона.

Катон покачал головой в разные стороны, чтобы расслабить мышцы шеи, а затем занял свое место во главе штурмовых центурий. Макрон опустился рядом с ним.

- Господин, - сказал он тихим голосом. - Тебе нет нужды идти со мной и ребятами.

- Ты знаешь меня, центурион. Я не буду просить людей делать то, что не готов сделать сам.

Макрон вздохнул.

- Тебе нечего доказывать. Ни им. Ни мне. Никому. Кроме того, мы не можем позволить себе такой риск.

Катон мрачно улыбнулся.

- Риск? С каких пор ты беспокоишься о риске?

- С тех пор, как мы впервые поставили палатки на территории парфян. Если мы хотим довести это безрассудство до конца и вернуться в Сирию с неповрежденной шкурой, нам нужно, чтобы ты вел нас, господин. Если ты погибнешь сейчас, то есть большая вероятность, что остальным придет конец.

Катон тупо уставился на него, а затем сухо усмехнулся. - Не тебе оспаривать мои решения. Делай свою работу и веди своих людей.

Не успел Макрон даже подумать о протесте, как Катон через плечо прокричал: - Преторианцы! Вперед!

Он двинулся вперед ровным шагом, и люди двинулись за ним. Они проходили через промежутки между онаграми и наваленными за ними грудами камней. Как только они отошли на безопасное расстояние, команды онагров подожгли снаряды, чтобы дать несколько последних выстрелов по стене и за внутреннюю стену, чтобы поразить тех, кто укрывался за ней. Катон шел к сторожке, за ним следовал Макрон и его центурия, а центурион Игнаций и его люди держались позади. Впереди, на развалинах по обе стороны от ворот, стояли копейщики и пращники, некоторые из них оглядывались назад и приветствовали приближающихся преторианцев. Обломки и осколки ворот были разобраны за ночь, и теперь в Лигею вел свободный путь.

Катон поднял свой щит и крепко сжал его, когда он резко остановился и выкрикнул приказ.

- Первая центурия! Формировать тестудо!

Катон проскользнул обратно в переднюю шеренгу, Макрон и один из его людей сомкнулись по обе стороны, а те, кто стоял позади, держали свои щиты, чтобы защитить их с флангов и сверху. Как только грохот щитов друг о друга прекратился, Катон отдал приказ продолжать наступление. Под крики Макрона они медленно прошли через арку и вышли на усыпанное обломками пространство за ней. При дневном свете внутренняя стена была хорошо видна над ободом его щита, и Катон увидел, что она тянется по пологой кривой от тех мест, где стены не были повреждены осадными орудиями. На земле все еще оставались следы пожаров от зажигательных снарядов, выпущенных по стене, а также темные пятна и мазки засохшей крови от неудачной атаки. «Так или иначе», - подумал Катон,- «до конца дня прольется еще много крови».

Как только римляне вошли в город, из-за внутренней стены раздался звук рога, и тут же защитники поднялись из-за низкого парапета и обрушили град стрел и камней, а пращники с обломков главной стены ответили на этот шквал.

Катон остановил колонну на полпути на открытой местности и тут увидел, что один из защитников упал прямо перед ним, его лоб был пробит свинцовым зарядом. Он неуверенно поднялся на колени, кровь текла из раны, носа и ушей, и он издал пронзительный крик, заставивший Катона вздрогнуть и замереть.

- Господин, - сказал Макрон. Мы должны развернуться в линию.

Катон слышал эти слова, но не мог ясно мыслить.

- Господин, каковы ваши приказы? - Макрон боковым зрением посмотрел на отсутствующее выражение лица Катона. - Катон?

Центурион глубоко вздохнул и прорычал: - Первая центурия! Развернуться в линию!

Преторианцы разошлись по обе стороны, первая шеренга вытянулась в линию щитов, а вторая подняла свои, что бы обеспечить укрытие сверху. Позади них люди с лестницами опустились на колени и ждали, пока люди Игнация займут позицию у них в тылу.

Убедившись, что приказ выполняется, Макрон наклонился ближе к Катону и сурово прошептал, пожимая ему руку: - Ради всего святого, господин, возьми себя в руки. Пока люди не заметили. Ты слышишь меня?

Катон вздрогнул, моргнул, а затем кивнул.

- Да… Да…

- Вам лучше отступить, господин. За стену, где вы сможете взять на себя общее командование атакой. Так будет лучше.

- Нет. Мое место здесь. С моими людьми.

- Не когда ты в такой форме. - Макрон стиснул зубы. Он видел, что его друг сильно потрясен. - Ладно, хорошо. Я отдам приказ. Просто держись рядом со мной, пока все не закончится.

Он не дал Катону шанса возразить и огляделся. Люди Игнация находились уже за внешней стеной и выстроились позади первой центурии. Макрон выхватил меч и как можно громче и отчетливее прокричал.

- Преторианцы! Приготовиться… Вперед!

Первая центурия шагала вперед, прямо на шквал стрел и камней, летевших в их сторону, попадая в щиты и выдавая трещины в тех местах, куда они попадали. Макрон бросил взгляд на Катона и увидел неподвижное выражение лица трибуна. В нем тоже был страх. Конечно, смертельный страх перед битвой. Но, возможно, гораздо больший страх перед унижением. А это может быть опасно, Макрон знал по опыту. Ему приходилось видеть, как мужчины проявляли безрассудство в бою, чтобы скрыть нервное потрясение. Большинство из них поплатились за это жизнью. Но сейчас не было времени думать об этом. Внутренняя стена была прямо впереди.